Григорий Распутин-Новый - Варламов Алексей Николаевич (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗

В книге Александра Блока «Последние дни императорской власти» [63] содержится любопытный документ: протокол совещания членов Прогрессивного блока с А. Д. Протопоповым, устроенного на квартире М. В. Родзянко 19 октября 1916 года. Протопопова тогда вызвали на ковер его бывшие соратники по Государственной думе и устроили ему партийную выволочку:

«Человек, который служит вместе со Штюрмером, при котором освобожден Сухомлинов, которого вся страна считает предателем, освобожден Манасевич-Мануйлов; человек, который преследует печать и общественные организации, не может быть нашим товарищем. Говорят, притом, об участии Распутина и в вашем назначении», – заявил Милюков.

«Протопопов просил беседу их сохранить в тайне, но участники не согласились, ввиду чего, собственно говоря, беседы никакой не было, а все ограничилось тем, что ему наговорили кучу неприятностей. Упрекнули его за освобождение Сухомлинова, Мануйлова-Манасевича, связали его назначение с Распутиным (так ли это? а рекомендация Родзянко?)», – записал Я. В. Глинка, но, по всей видимости, на это, в высшей степени примечательное обстоятельство внимания не обратили.

«Прежде, чем товарищески беседовать, нужно выяснить вопрос, можем ли мы еще быть товарищами, – говорил А. И. Шингарев. – Мы не знаем, каким образом вы назначены. Слухи указывают на участие в этом деле Распутина; затем вы вступили в М-ство, главой которого является Штюрмер – человек с определенной репутацией предателя. И вы не только не отгородились от него, но, напротив, из ваших интервью мы знаем, что вы заявили, что ваша программа Штюрмера, и что он будет развивать вашу программу с кафедры Гос. Думы. В ваше назначение освобожден другой предатель, Сухомлинов, и вы заняли место человека, который удален за то, что не захотел этого сделать. При вас же освобожден Ман.-Мануйлов, личный секретарь Штюрмера, о котором ходят самые темные слухи».

Протопопов пытался защищаться: «Распутина я видел несколько лет тому назад, при обстановке, совершенно далекой от нынешней. Я личный кандидат государя, которого я теперь узнал ближе и полюбил <…> О Распутине я хотел бы ответить, но это секрет, а я здесь должен говорить „для печати“».

Позднее, на следствии в 1917 году, Протопопов этот секрет частично раскрыл: «Я к нему относился так – вся та мерзость, что была там, весь тот вред, который этот человек сделал, я не мог приписывать лично ему. Это – паршивый кружок, который его окружал, безобразных, безнравственных людей, которые искали личных выгод, которые проталкивали через него грязные дела <…> Я ничего подобного не делал. Моя цель была ликвидировать, чтобы не было скандала, пьянства, чтобы кутежей было меньше, и, если хотите, это было до известной степени достигнуто».

«Это был ужасно, так сказать, деликатный пункт… – говорил он в другой раз. – Мне казалось, что Распутин, сам по себе, приносит большой вред монархии. Я это думал, – большой вред, – и было время, когда я очень старался собрать документы против него. <…> Это было в конце 3-й Государственной Думы. И документы у меня были. Затем, когда я его увидал, с большим интересом, я был уверен, что могу ко всякому человеку подойти. Неосторожность – моя отличительная черта».

Но и без этих слов все казалось очевидным: еще один распутинский ставленник. Дурная бесконечность их череды, как если бы Распутиным, как радиацией, был заражен дворец… В большей степени распутинской легендой, чем самим Распутиным, но в кадровой политике Государя в последние годы и, особенно, месяцы царствования было действительно что-то обморочно-самоубийственное.

«…он на мне „уперся“, как он раз выразился, – говорил Протопопов об Императоре на следствии. – Он говорил, что я его личный выбор: мое знакомство с Распутиным он поощрял».

Русскую лодку раскачивали с обеих воюющих между собой сторон: думской и правительственной. Впрочем, в ноябре 1916 года в связи с назначением нового премьер-министра Трепова Государь попытался убрать Протопопова и писал Императрице:

«Мне жаль Прот. – хороший, честный человек, но он перескакивает с одной мысли на другую и не может решиться держаться определенного мнения. Я это с самого начала заметил. Говорят, что несколько лет тому назад он был не вполне нормален после известной болезни (когда он обращался к Бадмаеву). Рискованно оставлять в руках такого человека мин. внут. дел в такие времена!

Только, прошу тебя, не вмешивай Нашего Друга.

Ответственность несу я и поэтому я желаю быть свободным в своем выборе».

«Не сменяй никого до нашего свидания, умоляю тебя, давай спокойно вместе обсудим в с е, – отвечала ему Александра Федоровна. – Еще раз вспомни, что для тебя, для твоего царствования и Беби и для нас тебе необходимы прозорливость, молитвы и советы нашего Друга… Прот. чтит нашего Друга, и поэтому Бог будет с ним. Штюрмер трусил и месяц не видался с Ним – он был не прав – и вот потерял почву под ногами. Ах, милый, я так горячо молю Бога, чтобы Он просветил тебя, что в Нем наше спасение: не будь его здесь, не знаю, что было бы с нами. Он спасает нас Своими молитвами, мудрыми советами, Он – наша опора и помощь».

И Государь послушал ее. В который раз. Возможно, в самый роковой. Если бы в феврале 1917-го на месте министра внутренних дел в Петрограде оказался другой человек…

«…самый вредный, самый страшный человек для государства, для этой разрухи оказался Протопопов, – говорил на следствии Родзянко. – У него мания величия, он какой-то ясновидящий, он видит, что к нему приближается власть, что он может спасти царя и Россию. Он как закатит глаза, так делается как глухарь – ничего не понимает, не видит, не слышит».

«Позже я слышал, что отставка моя была подписана, но, по настоянию царицы, ходу не получила. Сам же я не уговорил царя меня отпустить, не смог или не сумел, – сам не разберусь», – говорил Протопопов на следствии.

«Он принес к самому подножию трона всего себя, всю свою юркость, весь истерический клубок своих мыслей и чувств, – писал о Протопопове Блок. – Недаром есть намеки на то, что он готовился заменить Распутина. На него тоже „накатывало“. Этот зоркий в мелочах, близорукий в общем, талантливый, но неустроенный вольнолюбивый раб был действительно „роковым“ человеком в том смысле, что судьба бросила его в последнюю минуту, как мячик, под ноги истуканам самодержавия и бюрократии. И этот беспорядочно отскакивающий мячик, ошеломив всех, обнаружил комическую кукольность окружающего, способствовал падению власти, очень ускорил его. Распутин швырнул Протопопова, как мяч, под ноги растерянным истуканам».

Последнее жесткое и несправедливое определение было, к несчастью, на устах не только у Блока. Слишком многие в России полагали, что русский царь подошел к последнему пределу…

«12 ноября Государыня выехала с дочерьми в Могилев. С ней ехала и А. А. Вырубова. Свидание Их Величеств изменило принятые было Государем решения. Протопопов остался на своем посту. Приехавший с докладом Трепов склонился пред Высочайшею волею. Вскоре он очень уронил себя морально в глазах Их Величеств. По совету генерала Мосолова, его шурина, он поручил Мосолову переговорить с Распутиным, предложить ему 150—200 тысяч рублей единовременно, а затем ежемесячную помощь с условием, дабы он не вмешивался в его министерские распоряжения. Распутин сначала разгорячился, как бешеный, затем, выпив хорошо с генералом, поуспокоился и сказал, что он посоветуется с „папой“, а что генерал пусть заедет к нему за ответом дня через два. Испросив разрешение приехать в Царское Село, Распутин рассказал все как было Их Величествам. Конфуз с попыткой подкупить „Старца“ вышел полный. Теперь Царица потеряла уже всякое доверие к Трепову, что очень затрудняло работу последнего».

Так писал в мемуарах генерал Спиридович, черпая сведения об очередной после Коковцова попытке подкупить Распутина и уговорить его не вмешиваться в государственные дела из показаний Манасевича-Мануйлова, Белецкого и Протопопова, которые сходятся в этом факте и лишь называют разные суммы.