Великая Российская трагедия. В 2-х т. - Хасбулатов Руслан Имранович (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
Да откуда ему взяться-то, этому местному самоуправлению, если вся огромная работа в течение трех лет, проводимая Верховным Советом по формированию действительных органов местного самоуправления, была разгромлена! Кому нужно “местное самоуправление”! Неужели люди все еще пребывают в мире иллюзий, полагая, что Кремлю нужно это самое “местное самоуправление”? Чудеса! Ведь уже ликвидируется даже слабая видимость принципа разделения властей, поскольку Указ “О борьбе с бандитизмом” отбрасывает положения уже не “брежневской конституции”, а “ельцинской конституции”, — этой “самой-самой демократической в мире...”
Конечно, все это в немалой степени является отражением того, что в Кремле нет видения цельной политико-государственной системы. А то, что есть, это всего лишь нагромождение несовместимых политико-административных блоков с массой дублирующих друг друга органов. Это — правительство Черномырдина, правительство Филатова, кухонное правительство “хозяина”, куда нет доступа даже Черномырдину с Филатовым. Это — три реально действующих правительства. Три парламента: “парламент Шумейко”, “парламент Рыбкина” и еще один, быстро формирующийся парламент — “общественная палата при президенте”. Множество “мидов”, множество “минобороны”, множество МВД, множество министерств информации и печати (“агитпропов”) и т.д.
Поэтому есть все основания писать, что “общественный строй, который формируется в России, это даже не “номенклатурная демократия” и не “номенклатурный капитализм”, и даже не “авторитарная демократия”, поскольку слово “демократия” здесь не уместно. Отношения между элитами, между ними и обществом даже близко не напоминают демократические. Идет борьба элементов, принадлежащих разным общественным системам и режимам: либерализму, патернализму, популизму, клановости и корпоративности — все вместе и одновременно. Что же касается экономики, то здесь вообще преобладают пока распределительные отношения и паразитирование на государственных ресурсах. В целом же мы имеет некий гибрид, мировой практике незнакомый. И правящая верхушка пытается законсервировать его на долгие годы”. [176]
По-видимому, с одной стороны, даже лучшие теоретики Кремля далеко не разобрались с этим новым феноменом — что же это за гигантское гибридное образование? С другой стороны — правящие круги — и это отмечал еще Гегель на примере анализа прусского государства, предпочитают мистифицировать Власть, делать из нее некую “тайну”, когда невозможна ее “прозрачность” — это органическое свойство парламентарной власти. Поэтому неслучайно, что демократия всегда покоится на парламентах, на системе представительной власти, но никак не на исполнительной власти, какими бы качествами ни обладали ее лидеры (премьеры или президенты).
И как следствие всего этого, “вознесшаяся над нами постройка не имеет элементарных механизмов отражения интересов общества. По существу мы имеем дело с “антисистемой”, превратившейся в источник провоцирования конфликтов, которые, в свою очередь, стали внутренним стимулом ее саморазвития. Результатом функционирования этой антисистемы может быть либо длительная стагнация общества с неизбежным распадом внутренних связей, либо — рано или поздно — взрывная развязка” [177]
Добавим лишь, что эта “антисистема” сформировалась не сегодня, а уже давно. И эта “антисистема” стала источником конфронтации в обществе — тоже не сегодня, а уже тоже давно, с тех самых пор, когда навязывалась конфронтация Верховному Совету, а общественное мнение или “дружно молчало”, или так же дружно подталкивало пропрезидентские силы, стимулируя развертывание агрессивности этой самой “антисистемы”. Никто не обращал внимания, когда “вожди” этой “антисистемы” в течение двух лет ежедневно требовали уничтожения парламента — истории известен только один персонаж с такой же маниакальной одержимостью добивавшиеся своей цели. Это Катон старший, на каждом заседании римского сената в течение двух десятилетий восклицавший: “Карфаген должен быть разрушен!”
Однозначно — выходом из кризиса может стать только радикальное преобразование всей политико-административной надстройки на основе демократии и профессионализма, — с этим выводом Шевцовой трудно не согласиться. Но вопрос в другом: где та политическая сила, которая в состоянии осуществить эти подлинно демократические преобразования, — если все, все общество, отказавшись поддержать единственную влиятельную демократическую силу — Верховный Совет, по сути, санкционировало те самые антидемократические перерождения, которые сегодня уже не позволяют молчать даже самым “твердым” приверженцам Кремля?
Кажущаяся стабильность политического режима — это, действительно, всего лишь видимость. Реальность совершенно иная. Разрыв между правящими и обществом зашел настолько далеко, что “рыхлость” надстройки не могут цементировать попытки “приблизить” (куда приближать-то!) верхушку армии, МВД, других спецорганов. Это вызывает лишь раздражение и в обществе, да и в рядах самих этих “корпораций”. Иллюзорны и попытки показать “монолитность” Кремля с региональными “вождями”, выдавая эту мнимую монолитность за “поддержку народа, поддержку регионов”. Здесь дело выглядит не так просто.
Вряд ли стоит рассчитывать на длительную лояльность большинства региональных “вождей”, какие бы изменения здесь ни происходили на персональной основе. Союз с ними (скорее всего — временный), можно заключить только через перераспределение в их пользу властных полномочий, дающих им возможность обладать собственностью, ресурсами и свободно манипулировать ими. Собственно, на такой путь уже Кремль стал. Но дело в том, что региональные лидеры, укрепив свои позиции, не будут склонны довольствоваться полученными новыми правовыми возможностями, поскольку они уже почувствовали, что федеральная политика покоится не на конституции и законе, а на указах, постановлениях, распоряжениях одного лица, или даже чиновничества, — а “пробить” такие нормативные документы, совершенно не связанные с общей государственной политикой, — не составляет труда. Конечно же, они будут добиваться того же, чего добился для Москвы Лужков (и непременно добьются!). А поскольку высшее бюрократическое чиновничество неоднородно, находится в непрерывной борьбе разных группировок, но все они имеют возможность выколачивать нужные “президентские решения”, — противоречивые президентские акты будут все более плодиться.
Такая “нормотворческая деятельность” может привести к разрушению даже те редкие целостные элементы федерального государства, которые в своей работе руководствуются едиными законами страны. Следовательно, “извлечения” из законов Государства указами Кремля в пользу отдельных территорий объективно разрушают само Государство, подрывают его Власть как Государства (не власть “президента”, “премьера”, “правительства”, а Власть Государства). Поэтому, если намерение, цель Кремля — создать “сильное” Государство, очевидно, то средства, методы достижения этой цели направлены прямо против таких намерений и ведут к “рыхлению” Государства.
Более того, курс Кремля “установить отдельную линию отношений” с каждым субъектом Федерации” — иными словами, полное признание асимметричной модели федеративного устройства, вполне реально приведет в недалеком будущем к новой волне дезинтеграции.
Эта волна накатывается уже сегодня — подспудно, уже в силу того, что сам основной закон — Конституция, вроде бы действующая, вроде бы “принятая народом” на печально-знаменитом референдуме 12 декабря 1993 года, как раз имеет довольно жестко выраженный унитарный характер (“победа” дала возможность пребывать в плену иллюзий, что страх, охвативший после расстрела Парламента всю страну, будет длиться вечно). И поэтому “асимметричность отношений”, взятая в качестве средств и методов регулирования федеративных отношений уже после принятия этой Конституции, взрывает ее в буквальном смысле. В результате опять формируется огромный блок неконституционных нормативных актов (“указное право”), выводящий государство из сферы правового, конституционного пространства, превращающий его в весьма уязвимую, "рыхлую антисистему", подвергающуюся ударам административно-бюрократического режима, все более изолирующегося от реальных процессов, происходящих в гражданском обществе.
