Циолковский. Жизнь и технические идеи - Перельман Яков Исидорович (книги онлайн полные txt, fb2) 📗
ЖИЗНЬ
«Вся моя жизнь состояла из работ; остальное было недоступно».
Предки и родители
Брожение, связанное с польским восстанием 1863 г., захватило и Эдуарда Игнатьевича. Скромная квартира его, открытая для соотечественников, сделалась приютом польских патриотов. Здесь собирались для чтения польских газет, обсуждали политические вопросы; среди ораторов выделялся красноречивый спорщик и вольнодумец Эдуард Циолковский.
Было у отца будущего изобретателя также другое увлечение: ручной труд. В семье хорошо помнили сконструированную им и собственноручно изготовленную молотилку.
Жена Эдуарда Игнатьевича и мать великого человека, Мария Ивановна, урожденная Юмашева, женщина жизнерадостная и даровитая, была моложе мужа на одиннадцать лет. Род Юмашевых не чисто русский: один из предков Марии Ивановны — татарин. В роду Юмашевых, как и в роду Циолковских, были искусные мастера; способность к тонкому ручному труду, в высшей степени присущая Константину Эдуардовичу, могла быть унаследована им по обеим линиям — отца и матери.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Детство и отрочество
Младенец Константин появился на свет 5/17 сентября 1857 г., когда его родители проживали в селе Ижевском (Спасского уезда Рязанской губернии) — пункте довольно многолюдном, насчитывавшем несколько тысяч жителей. «Я был шестым или седьмым ребенком; после меня родился брат и две сестры», — сообщает о составе семьи К. Э. в своих автобиографических заметках.
Живой, смышленый ребенок с раннего детства проявлял те черты характера, которые отличали великого изобретателя всю жизнь, — мечтательность и предприимчивость. Нередко он даже платил младшему брату, чтобы иметь в нем терпеливого слушателя своих фантастических историй. Мечтал он о стране лилипутов, о богатырской физической силе, об исчезновении тяжести. Непоседливый мальчик любил лазить на крыши, деревья, заборы, прыгать с высоты; увлекался подвижными играми — в лапту, городки, жмурки; был большой мастер запускать бумажные змеи, на которых поднимал в спичечной коробке шестиногого пассажира — таракана. Никогда не высыхавшая большая лужа дождевой воды на дворе служила летом — местом плавания в корыте, а зимой превращалась в каток.
В мечтах и затеях юного Циолковского, не выделявших его, как будто, среди других одаренных живым воображением ребят, сказалась уже однако отличительная особенность натуры, своеобразно определившая последующую его деятельность. В полете детской мысли нетрудно распознать то, что — в преображенном виде, подкрепленном научной обработкой, — составляет содержание увлекательных «Грез о Земле и небе», повести «На Луне». Все техническое творчество Циолковского в сущности не что иное, как мечта на основе точного расчета…
До глубокой староста сохранились в памяти ученого обстоятельства первого детского знакомства его с воздухоплаванием. Ему было лет 8–9, когда мать дала детям игрушечный воздушный шар, выдутый из коллодиума и наполненный водородом. Будущий борец за дирижабль с торжеством расхаживал по комнатам и по саду, неся с собою крошечный аэростат на ниточке.
Беспечное детство завершилось событием, наложившим суровый отпечаток на дальнейшую жизнь Циолковского. На 10–11-м году тяжелая форма скарлатины едва не погубила мальчика; близкие считали состояние его безнадежным. Он выжил, но в результате воспаления среднего уха поплатился неизлечимой тугоухостью.
«Источник внешних впечатлений для меня прекратился, — отмечает он в автобиографии. — Я сильно отупел и стал несчастным ребенком». «Моя глухота с детского возраста, — писал он в другом месте, — оставила меня с младенческим знанием практической жизни. Я поневоле чуждался ее и находил удовлетворение только в книгах и размышлении».
Вступив в отроческий возраст калекой, мальчик не сразу, однако, утратил прежнюю страсть к приключениям, которая в эту пору его жизни принимала нередко даже опасные формы. Любовь к плаванию увлекала его в рискованные предприятия, переходящие границы благоразумия. «Меня удивляет, как я не утонул в реке», — говорил он, вспоминая об этом периоде. Следующий эпизод из его отроческих лет свидетельствует о том, как далеко заходила иной раз страсть к неизведанным переживаниям.
«В городе был хороший сад. В нем громадный, на 10 человек, очень тяжелый ящик (качели) на веревках, со скамьями. Вздумал я этот ящик покачать. Раскачал, а удержать не мог. Перегнул он меня в дугу, но спинной хребет все же не сломал. Несколько времени я лежал, корчась от боли. Но все же скоро оправился и пошел с братом домой. Последствий не было».
Само собой разумеется, что для почти глухого мальчика школьное обучение было недоступно. Он разделял в этом отношении участь другого замечательного изобретателя, родственного ему по духу, американца Эдисона, который лишился слуха приблизительно в том же возрасте. Первоначальным обучением Циолковского занималась мать, но когда мальчику минуло 13 лет, она умерла. После смерти матери Циолковский оказался на попечении ее сестры, женщины мало развитой. Отец, всецело поглощенный добыванием средств для содержания огромной семьи, не мог уделять воспитанию детей много внимания. «Этот трехлетний промежуток (период от 11 до 14 лет), — пишет Циолковский, — был самым темным временем моей жизни. Я стараюсь восстановить что-нибудь в памяти, но ничего не могу вспомнить». Циолковские жили тогда в Вятке.
