Булгаков и Лаппа - Бояджиева Людмила Григорьевна (смотреть онлайн бесплатно книга txt, fb2) 📗
— Танюша! Танечка! — По платформе быстро семенил у самого Тасиного окна дядя Витя — муж тети Сони, сдобный кругляк на коротеньких ножках. В полковничьем мундире он выглядел куда внушительней, штатская же одежда казалась на нем карнавальным костюмом. Сняв соломенную шляпу, Виктор Сергеевич промокал вспотевший лоб носовым платком.
Состав дрогнул и остановился. Тася выпрыгнула на платформу, повисла на влажной, толстой шее. Дядя Витя отпрянул, смущенно поводя плечами:
— Да ж мокрый весь! Жарень у нас тут африканская! Спасибо, Софочка велела толстовку надеть, а то бы испекся в мундире, право слово, спарился.
— Ой, как я рада, дядя Витечка! Вы не представляете! — Таня прижалась щекой к влажным усам. — А тетя Соня где?
— Ждет тебя дома. — Подхватив чемодан и саквояж, Виктор Сергеевич двинулся вперед по расплавленному солнцем перрону, рассекая толпу. — Быстро в пролетку — к столу, а там уже все тебе про наше житье-бытье доложим. Да ты не зевай, красавица, сумочку покрепче держи. Тут у нас народ ушлый.
«…И никакого дождя…» Тася закрыла зонтик и с наслаждением откинулась на разогретое солнцем сиденье пролетки.
2
— Милая! Милая моя! Да ты просто прелесть! И знаешь, выросла, не спорь, пожалуйста, выросла! Я росла до двадцати четырех лет! — Софья Николаевна Лаппа-Давидович — крупная, плотная брюнетка с постриженными до мочек ушей и расчесанными на прямой пробор волнистыми волосами — потягивала сигарету в тонком янтарном мундштуке. В молодости она мечтала стать актрисой, прекрасно музицировала и никогда не забывала о загубленной по воле деспотичного отца театральной карьере. Это придавало ее манерам налет некой усталой томности, как у человека, имеющего в прошлом печальную тайну.
После обеда в прохладной гостиной, уставленной букетами жасмина и чернильно-фиолетовых ирисов, Виктор Сергеевич отбыл по делам, и тетя Соня велела подать десерт «на воздух». Высокие каштаны затеняли полукруглый балкон, в ящиках кустилась огненная герань, рядом с плетеными ивовыми креслами пристроился изящный столик, на котором поблескивали два высоких бокала с квасом.
Позолоченный ободок вазочки с печеньем играл расплавленным солнцем. Жара спала, и сверх меры, словно пророча праздник, расчирикались воробьи. У Таси от пережитого волнения и легкого вина, выпитого за обедом, кружилась голова. Почему-то хотелось петь, хотя певуньей она никогда не считалась.
В большой квартире во втором этаже нарядного дома царил прохладный полумрак. Сквозняк колыхал темно-зеленые плюшевые портьеры в высоких дверях, на блестящем паркете лежали косые полосы света. Все это — и таинственный полумрак комнат, и сладко нежащий запах жасмина, и осознание собственной женской привлекательности — томило Таню смутным обещанием.
— Ты извини, что я попросту — изнемогаю от жары. Ну и май выдался! — сорокапятилетняя дама с элегантной небрежностью запахнула нарядный шелковый капот. Вышитые гладью лотосы извивались по голубому полю на длинных стеблях. — Не стану вдаваться в подробности. Короче, вот из-за этих наследственных дел я и не смогла выбраться к вам в Саратов. Зато заполучила тебя. И потом, откровенно говоря, время на отдых у меня категорически нет. Кручусь как юла! Но ведь какое прекрасное начинание, оно того стоит! — Она потянулась к пепельнице. — Послушай, дорогая, это чрезвычайно интересно. Если честно, очень рассчитываю привлечь тебя к работе. — Глаза в темных веках скользнули по сени каштана, губы, подведенные вишневой помадой, выпустили дым. — Надеюсь, тебе не надо объяснять, кто такой Фребель?
— Кажется… какой-то немец… Он… ну… занимается воспитанием детей.
— Великий немец! Ученик гениального Песталоцци. Разработал целую систему воспитания! Фребель доказал, что только системная работа с ребенком начиная с самого раннего возраста может улучшить его нрав и развить природные данные. Он даже придумал специальные игры с шариками и кубиками, брусочками и цилиндриками, палочками и камешками. Его система предполагает также умные беседы и работу в огороде, пение и вырезание из бумаги, лепку и конструирование. Ах, все это потрясающе!
Скрыв зевок, Тася изобразила интерес:
— Умные беседы в огороде, — наверно, очень полезно.
Софья Николаевна с энтузиазмом подхватила:
— Чрезвычайно! Причем никакого разгильдяйства — строгий регламент, надзор за каждой минутой детского времени. Европа вся живет по Фребелю. Разумеется, в Киеве было учреждено Фребелевское общество, а в прошлом году открылся женский Фребелевский педагогический институт. Вообрази: в нем впервые в России готовят дошкольных воспитательниц высокой квалификации. А практические занятия ведутся в подшефных детских садах. Казначеем Фребелевского общества служит моя хорошая приятельница — Варвара Булгакова, вдова известного профессора семинарии. Бедняга, умер совсем молодым, ему и пятидесяти не было. Почки отказали! Оставил семерых детей мал-мала меньше… — Бросив взгляд на рассеянно следящую за воробьиной возней племянницу, хозяйка спохватилась: — Я совершенно усыпила тебя своей лекцией. Могу говорить о Фребеле часами.
— Простите, теть Сонечка! Я ни капельки не спала в поезде. Немного волновалась — первое путешествие! А Киев такой красивый! Пока мы ехали сюда на извозчике, я прямо извертелась… Особняки шикарные и сплошные магазины! А на дамах такие шляпки!
— Ах, разумеется! Шляпки! Шляпки — что же еще может волновать девицу шестнадцати лет. Ученая тетушка слишком увлеклась дошкольным воспитанием. Держу на привязи своими россказнями взрослую племянницу, ни разу не бывавшую в красивейшем из городов России. Только вот, боюсь, детка, у меня не будет времени на прогулки по городу Необходимо подготовиться к экзаменам младшего пед-состава. Но! — Сверкнув крупными перстнями, она сжала указательными пальцами виски, как бы стараясь удержать удачно залетевшую мысль. — Голова совершенно забита делами — прямо беда! Я же все время думала об этом — чудесный вариант! Сейчас я познакомлю тебя с прекрасным мальчиком. Твой сверстник, умница необыкновенный, успешно заканчивает гимназию, намерен поступать в университет на медицинское отделение. Воспитан, образован! Лучшего гида и не придумаешь. А вот и он! Легок на помине. — Перегнувшись через перила балкона, Софья Николаевна окликнула кого-то внизу. Таня увидела шагающего к подъезду блондина в гимназическом мундире. Заметив на балконе женщин, он поднял над головой растопыренную пятерню.
— Все на «отлично» сдает! — улыбнулась Софья Никлаевна. — Гордость матери. Старший сын Вари Булгаковой, я тебе про нее говорила. Сейчас они семейством живут на даче, а Михаил после экзаменов ночует у нас, — отчиталась она скороговоркой и крикнула в глубь квартиры: — Миша, открывай дверь! Глашку я отпустила.
Через минуту он стоял в дверях гостиной. Среднего роста, с косым пробором в светлых волосах и голубыми, странно удивленными глазами. Словно столкнулся с чем-то совершенно небывалым — увидел в гостиной медведя или жонглера с факелами.
— Татьяна — моя очаровательная племянница из Саратова, — представила Софья Николаевна гостью. — Перешла в выпускной курс гимназии.
— Михаил. — Блондин сделал шаг к Тасе и отступил, спрятал за спину руку, машинально потянувшуюся к ритуалу рукоцелования.
Девушка смотрела на него в упор, сдвинув бархатистые брови. Ее девичья фигура в светлом костюме странно сочеталась со взрослой серьезностью лица. Особого лица, в котором все было правильно и именно так, как надо было для впечатления полной неотразимости. Позже Михаил поймет, что в Тане воплотился фамильный тип лица женщин клана Булгаковых — простые, четкие черты, без налета кукольной красивости и кокетливого жеманства. Это лицо и прямой, внимательный, странно волнующий взгляд подействовали на впечатлительного гимназиста оглушающе. Что-то щелкнуло внутри, и время изменило ход, словно он попал в иное, насыщенное светом и радостью пространство.
— Миша, будь другом, покажи нашей гостье Киев! Она здесь впервые. — Тетя Соня достала из буфета чашки, кекс на овальном блюде, цветные мармеладины в хрустальной вазочке. — Но вначале перекуси хоть что-то. И пирожки от обеда остались.
