В пламени холодной войны. Судьба агента - Коллектив авторов (книги .txt) 📗
Итак, парная или нет, но работа наша дала Петру Павловичу возможность показать другую сторону своей натуры – общительность. Скудность еды и питья при первой встрече вовсе не стала нормой. В дальнейшем все было иначе. Сначала мы усаживались за стол с минеральной водой и работали – в это время Петр выглядел серьезным и озабоченным. А затем наступала очередь роскошного пиршества полностью в стиле Сергея. Петр менялся совершенно – становился веселым, разговорчивым, смешливым. У него была забавная привычка: хлопать себя по коленям, когда что-то казалось особенно смешным. Я не могу представить, чтобы тот мрачный тип, которого американцы выдавали за Петра Павловича, мог когда-нибудь весело хлопать себя по коленям.
Но иногда Петр делал это и в связи с событиями, которые мне трудно отнести к разряду смешных. Как-то я поинтересовался, используют ли теперь женщин в качестве агентов.
– Только в виде исключения, – пояснил он, – в принципе, мы против такого метода. Но бывают случаи…
И он рассказал, что произошло за несколько лет до моего прибытия в Москву.
«Кавказочка» была совершенно безобидная девушка, приехавшая из глуши. О том, какова столичная жизнь под строгим контролем контрразведки, она не имела ни малейшего представления. Поэтому не самым лучшим поступком с ее стороны было начать тайные встречи с сотрудником американского посольства. Но что еще хуже, этот сотрудник имел дело с шифрами. Прошло немного времени – и контрразведка ястребом набросилась на бедняжку. Ее передали с рук на руки разведке МВД, которая сотрудничала с ГРУ. Искушенным асам спецслужб не так уж трудно было склонить ее к работе.
Очевидно, она была не только красивым, но и хорошим агентом. Ей удалось искусно вытянуть из своего обожателя посольские коды. Или, по крайней мере, один из них – предполагаю, что использовалось несколько шифров… Больше я ничего не узнал. Наверно, существовали границы предназначенного для моих ушей. Как уже говорил, я не понял, что тут было смешного. Тогда жизнь еще недостаточно «задубила» меня, и история эта показалась мне пошлой.
Встречаясь со спокойным и уверенным Петром Павловичем, я не предполагал, что этот человек способен нервничать. Но по мере того, как накапливались доказательства натовского планирования войны, он становился все более и более беспокойным. Не отдавая себе отчета, в волнении дергал левым уголком рта или даже головой, и если бы не очевидная причина, я бы, возможно, нашел это забавным.
Его положение вызывало сочувствие. Свежие воспоминания о бомбежках второй мировой войны заставляли и меня с тревогой наблюдать, как американская разведка все больше акцентировала внимание на новых и новых целях бомбардировки. Особенно тревожило, что это были промышленные объекты и жилые районы, а в арсенале накапливались атомные бомбы неслыханной силы, в сравнении с которыми тротиловые выглядели просто безобидными.
Доказательства росли, как на дрожжах, и отражались на карте, которую Петр Павлович приносил с собой. Очередные пункты наносились на нее с учетом как моей «внутренней информации», так и «внешней», накапливавшейся в файлах русской контрразведки. Карта эта была страшным документом, показывающим, как легко громадная нация может быть уничтожена в случае войны. Но действительным доказательством, естественно, являлся американский подлинник. И знакомство с ним поразило меня больше, чем что-либо другое.
В кабинете военных американского посольства висели две настенные карты. Они всегда были заботливо зашторены – от посторонних глаз. Здесь я ничего не мог почерпнуть. Но однажды, по небрежности, меня ввели в кабинет Рассела Рендалла, когда он неожиданно вышел, чтобы что-то продиктовать. На его столе лежала карта, испещренная кружочками, и не какая-нибудь, а точная копия той, что я видел у Петра Павловича.
Черт, у меня были основания вздрогнуть от удивления! Разница заключалась лишь в том, что у Петра круги были просто очерчены, а на американской – отливали разными расцветками. Эти радужные кружочки – явно цели для бомбардировки, тут не было никаких сомнений! На подколотой бумажке размашистая надпись: «Для доклада в Висбадене». Название города весьма примечательное: именно там находился разведывательный центр американских ВВС в Европе.
Я не мог стоять и глазеть, поэтому постарался быстрей выйти. Тем не менее уловил взглядом расположение двух кружков, отсутствовавших на карте Петра Павловича. Чтобы лучше запомнить, присел в комнате рядом и стал перелистывать журнал.
В тот день я впервые использовал «частную» телефонную линию. Но не ради американской карты – это могло и подождать, – а в качестве предлога для экстренной встречи. Мне нужны были ответы на вопросы, связанные с моими служебными делами военного атташе.
Я выбрал время 17.30, самое удобное для Петра Павловича, и сообщил, что хотел бы увидеть «старшего». Он прибыл на место встречи номер шесть, примерно в квартале от площади Маяковского. Помещения для нашего разговора не требовалось – мы просто ехали в машине.
– Ты говоришь, там еще стояла дата отъезда? – спросил Петр. – Это интересно. И какая же?
Я назвал.
– А как насчет времени и транспорта?
– Ничего.
– А о том, кто должен поехать?
– Это не имеет значения, можно узнать. Дата – самое существенное.
Его интерес казался мне странным. Кроме того, я чувствовал себя обиженным, поскольку он тут же дал понять, что спешит от меня отделаться. Я едва успел задать свои вопросы. Он быстро ответил и даже не поинтересовался, где мне удобней выйти. Просто с необычной поспешностью высадил меня там, где было удобно ему.
Несколько позднее все прояснилось. Теперь уже Петр Павлович условным сигналом вызывал на встречу меня. Его автомобиль был запаркован недалеко от шведского посольства. Мы сели и поехали на место номер один.
Снова традиционный рабочий стол и минеральная вода. Всем своим видом Петр показывал, что меня ждет сюрприз.
– Можешь ее идентифицировать? – спросил он и показал мне карту.
Если бы я умел ронять челюсть, сейчас был бы самый подходящий случай продемонстрировать это. Без сомнения, передо мной лежала копия карты, которую я видел в американском посольстве. Опознать ее было не так-то легко, но в глаза бросалась бумажка с пометкой насчет Висбадена, проявленная на том же месте: в верхнем правом углу.
– Это та самая карта, – я указал на пометку. – Никакого сомнения. А вот два круга, которые я запомнил. Но как вам удалось?..
– У нас свои каналы, – сказал Петр и довольно ударил себя по коленям.
То же самое сказал Рассел Рендалл, когда мы были на даче у Гилморов и слышали испытания ракетного двигателя.
– Теперь нужно сравнить, – продолжил «босс», вынул из портфеля свою карту и положил ее рядом с первой.
При быстром просмотре оказалось, что кругов у американцев было раза в два больше. И много пометок – очевидно, ценных.
Мое внимание привлек один из заштрихованных кружочков – обозначение электростанции. Примечательно, что я знал, как он появился.
Американцы регулярно следили за программами советского телевидения. Перед экраном у них даже была укреплена кинокамера, снимавшая нужную передачу. Она, видимо, и записала документальный фильм о строительстве новой электростанции в Сибири, вблизи озера Байкал. Показывались ракурсы и с Земли, и с воздуха. Имея специальную подготовку, по этому фильму легко можно было определить координаты будущей электростанции. Поскольку речь шла о перспективной цели – кружок был заштрихован, а не раскрашен.
В большинстве случаев Петр Павлович был разговорчив, но в этот раз он словно язык проглотил. Мне пришлось догадываться, что же произошло. Я видел карту собственными глазами, но, черт возьми, откуда она взялась? Что-то было не так. Операция такого рода просто невозможна!
Как я заблуждался! Потребовалось совсем немного времени, чтобы понять: очень даже возможна, особенно если американского атташе постигает несчастье всей его жизни. В мировой прессе вспыхнул большой переполох, когда у генерал-майора Роберта В. Гроу в Германии исчезла записная книжка, в которую он заносил конфиденциальные сведения. Пока она лежала в сейфе посольства, все было в порядке. Но когда перекочевала в карман хозяина, попав таким образом на конференцию в армейскую штаб-квартиру в Хейдельберге, кому-то удалось «позаимствовать» и сфотографировать ее. Позднее наиболее яркие выдержки были опубликованы в восточногерманской прессе.
