Революционное самоубийство - Ньютон Хьюи Перси (первая книга .TXT) 📗

Меня очень поразил логический позитивизм Э. Дж. Эйера. Особое внимание я обратил на три вида утверждений, которые он выделяет: аналитическое, синтетическое и допускающее утверждение. Эти идеи помогли мне в развитии собственного мышления и идеологии. У этого философа я нашел одну интересную фразу: «То не может быть действительным, о чем нельзя составить представления, что нельзя ясно выразить и мнение о чем никто другой не способен разделить». Это высказывание запало мне в душу. Большое значение оно приобрело для меня, когда я начал пользоваться методами диалектического материализма как мировоззрением. Идеология «Черных пантер» исходит именно из этой посылки — составить представление, четко сформулировать и разделить мнение. Таков наш основной принцип. Из него вытекают остальные ключевые лозунги и понятия, например, «Вся власть народу» и понятие «свинья» по отношению к полицейским. Эти концептуальные вещи неслучайно вошли в наш образ мышления и активный словарь.

Изучая философию, я стал осознавать, что временами двигаюсь в сторону экзистенциализма. Я читал Камю, Сартра и Кьеркегора и подмечал схожесть их произведений с Книгой Экклезиаста. На самом деле, Экклезиаст и был первым экзистенциалистом:

Увлеченный экзистенциализмом, я поощрял друзей к обсуждению различных экзистенциальных проблем. Если брат испытывал голод, я обычно говорил, что быть голодным или быть дураком — это одно и то же, нет разницы между тем, холодно тебе или тепло. Все это явления одного порядка. Приятели действительно считали меня сумасшедшим. А потом я и вовсе стал жить как настоящий последователь экзистенциализма: ездил автостопом до Лос-Анджелеса и обратно, ходил на занятия грязным, без обуви и порой насквозь промокал под дождем. Мне было все равно. Так или иначе, я поддерживал свою репутацию. Все время проводил на улице, читал Экклезиаста, по крайней мере, раз в месяц. Так продолжалось до того момента, когда я попал в тюрьму, где мне вообще не давали читать.

Я все еще продолжал задаваться вопросами. Хотя учеба в колледже не помогала мне получить прямых ответов, постепенно я начал понимать сущность человека и природу вселенной. Я стал ощущать, что могу осмысливать ответы, которые соответствовали моему жизненному опыту и моим знаниям о мире. Я вновь и вновь убеждал самого себя, что там, в школе, они были не правы, считая меня неспособным. Попросив меня написать на доске слово «бизнес», учительница хотела показать всему классу, какой я был глупый. Когда меня отговаривали от поступления в колледж, это все из-за того, что они думали обо мне как о тупом ученике. Вообще-то некоторые преподаватели колледжа тоже считали меня тупым, потому что мне никогда не удавалось справиться с теми глупыми коротенькими тестами, которые они давали на занятиях. Один из преподавателей психологии сказал мне, что по результатам теста на IQ я получился «обыкновенным тупым». Преподаватель был мне глубоко симпатичен, так что его слова меня сильно задели. Потом он дал мне другой тест и сообщил, что тест «показал» наличие у меня интеллекта. И только я знал, что происходило в моей душе, только я был свидетелем того, что происходило между мной и теми книгами, что я читал дома. Я учился и учился неплохо. Я мог думать, читать и запоминать самые сложные идеи. Целых двенадцать лет они старались сломить меня, но я устоял и теперь на зло им всем шел вперед.

То, что узнал от Сонни-мэна, тоже помогло мне получить образование. Я был свободен и мог учиться по собственному усмотрению. Прокормиться я мог и в квартале. Самое главное, я не должен был ходить на работу. У себя на квартире я устраивал азартные игры, выполняя обязанности «хозяина». Я предлагал всем желающим сыграть в карты или кости, а потом забирал часть выигрыша у победителей.

Именно учеба и чтение книг в колледже способствовали моему превращению в социалиста. Переход от национализма к социализму происходил довольно медленно, хотя марксистов вокруг меня хватало. Я даже посетил несколько собраний Прогрессивной лейбористской партии, однако ничего нового там для себя не открыл, разве что услышал много болтовни и всяких догм. Они не имели никакого отношения к знакомому мне миру. Я поддерживал Кастро всеми возможными способами. Я даже принял приглашение посетить Кубу и собрал других желающих, однако на Кубе я так и не побывал. Когда я делился с кем-нибудь своими решениями проблем чернокожих или говорил о своей философии, мне отвечали: «А разве это не социализм?» Некоторые собеседники употребляли слово «социализм», чтобы осадить меня. В свою очередь, я парировал, что, если это и социализм, то социализм, должно быть, является правильным учением. В общем, я читал все больше и больше книг о социализме. С течением времени я начал обнаруживать сильное сходство своих убеждений с тем, что я почерпнул из литературы. Мое «обращение» в социалиста окончательно завершилось после того, как я одолел четыре тома работ Мао Цзэдуна. Я хотел узнать побольше о китайской революции. Моя жизнь и чтение по собственному вкусу — вот что сделало меня социалистом, и ничего больше.

Я стал убеждаться в преимуществах коллективизма и коллективистской идеологии. Я также увидел связь между расизмом и капиталистической экономикой. С другой стороны, я признавал, что при анализе общей ситуации необходимо разделять эти понятия. С точки зрения психологии, расизм мог и не исчезнуть после решения породивших его экономических проблем. Я никогда не верил в то, что уничтожение капитализма автоматически приведет к исчезновению расизма. Вместе с тем я чувствовал, что мы не сможем справиться с расизмом, не лишив его экономической основы. Осмысление этих сложных взаимосвязей требовало более творческого и независимого подхода.

Хотя я и находил удовольствие в лекциях и дискуссиях, я все-таки не отождествлял свой образ жизни со студенческим кампусом. После окончания занятий я сразу же отправлялся в город, иногда на Сакраменто-стрит в Беркли или в Западный или Восточный Окленд, чтобы выпить вина, поиграть или подраться. Ни один раз я приходил на занятия мертвецки пьяным. Опьянение мне вовсе не мешало, напротив, оно только усиливало восприятие различных идей. Однако мои преподаватели терпеть не могли, когда кто-нибудь выходил из класса во время их лекций. Это действовало им на нервы. Но как тут было не выйти в туалет, если в тебе было столько вина?

Учеба в колледже приносила мне удовольствие, главным образом, потому, что никто не заставлял меня туда ходить. Я мог пойти на занятия, а мог и остаться дома и почитать книгу. Каждый семестр я начинал в удобном для себя ритме, т. е. вместо занятий частенько ездил в Мексику или попадал за решетку, или вовсе бросал учебу. В любом случае, я много чего узнавал.

Пока я учился в колледже, я продолжал искать ответы на занимавшие меня вопросы. Ассоциация афро-американцев стала для меня огромным разочарованием. Во мне все крепло ощущение того, что Ассоциация была лишь центром обучения мусульман. Казалось, Уорден перенял немало риторических и стилистических приемов из ислама. Я начал более подробно изучать проблему ислама в негритянской общине. Я прочел книгу К. Эрика Линкольна «Черные мусульмане в Америке». Но больше всего меня увлек священник Малькольм Икс.