Воспоминания - Мандельштам Надежда Яковлевна (книга бесплатный формат txt) 📗
— Откуда?
— Из Москвы…
— Как ваша фамилия?
— Мандельштам…
— Простите, тот самый Мандельштам? Поэт? Мандельштам улыбнулся:
— Тот самый…
Я потащил его к своим друзьям… И он — в водосточной канаве — читал нам (по памяти, конечно) свои стихи, написанные в последние годы и, видимо, никогда не издававшиеся. Помню — об одном стихотворении, особенно понравившемся нам, он сказал:
— Стихи периода Воронежской ссылки. Это — прорыв… Куда-то прорыв…
Он приходил к нам каждый день и читал, читал. А мы его просили: еще, еще.
И этот щупленький, слабый, голодный, как и все мы, человек преображался: он мог читать стихи часами. (Конечно, ничего записывать мы не могли — не было бумаги, да и сохранить от обысков невозможно было бы).
А дальше идет вторая часть — очень тягостная и горькая. Мы стали (очень быстро) замечать странности за ним: он доверительно говорил нам, что опасается смерти — администрация лагеря его хочет отравить. Тщетно мы его разубеждали — на наших глазах он сходил с ума.
Он уже перестал читать стихи и шептал нам «на ухо» под большим секретом о все новых и новых кознях лагерной администрации. Все шло к печальной развязке… Куда-то исчезло кожаное пальто… Мандельштам очутился в рубищах… Быстро завшивел… Он уже не мог спокойно сидеть — все время чесался.
Однажды утром я пошел искать его по зоне — мы решили повести его (хотя бы силой) в медпункт — туда он боялся идти, т. к. и там — по его словам — ему угрожала смерть от яда. Обошел всю зону — и не мог его найти. В результате расспросов удалось установить, что человека, похожего на него, находящегося в бреду, подобрали в канаве санитары и увезли в другую зону в больницу.
Больше о нем мы ничего не слышали и решили, что он погиб.
Вся эта история тянулась несколько дней.
Может быть, он окреп, выздоровел, и его отправили на Колыму? Маловероятно. Во-первых, он был в очень тяжелом состоянии; во-вторых, навигация закончилась в 1938 году очень рано — кажется, в конце сентября или в начале октября — из-за неожиданно вспыхнувшей эпидемии сыпного тифа.
Невольно настораживает фамилия и инициалы «брянского агронома» В. Меркулова…
В числе нашей группы любителей литературы был Василий Лаврентьевич Меркулов — ленинградский физиолог. Но на Колыме он не был — его вместе со мной и другими, оставшимися в живых после эпидемии, направили в Мариинск, где мы и пробыли до освобождения — сентября 1946 г.
Наш Меркулов ничего не мог знать о колымском периоде жизни Мандельштама, если тот действительно туда попал. Какой же Меркулов вам это сообщил? Однофамилец? Или наш, решивший приукрасить события и придать смерти Мандельштама романтический ореол?
Вот все, дорогой Илья Григорьевич, что я считал себя обязанным вам сообщить.
С глубоким уважением — Д. Злотинский».
В постскриптуме автор письма просит И. Эренбурга держать его имя в секрете: «И культа нет, и повеяло другим ветром, а все-таки почему-то не хочется „вылезать“ в печать с этими фактами. Могу только заверить вас, что все написанное мною — правда, и только правда». Письмо было тогда же передано И. Эренбургом Н. Я. Мандельштам. Оно сохранилось у составителя этих примечаний.
В марте 1989 г. из Магадана пришло в Москву «личное дело на заключенного… О. Э. Мандельштама». Документом удостоверено, что великий поэт умер 27 декабря 1938 г. в 12 ч. 30 м. в больнице пересыльного лагеря под Владивостоком. Смерть последовала «от паралича сердца». В больницу был доставлен накануне.
Там же выписка из протокола Особого совещания от 2 августа 1938 г.: «Слушали: дело № 19390/Ц о Мандельштам (е) Осипе Эмильевиче, 1891 г.р., сын купца, эсер. Постановили: Мандельштам (а) Осипа Эмильевича за к-р. деятельность заключить в исправтрудлагерь сроком на пять лет, считая срок с 30/1У-38 г. Дело сдать в архив».
[295] Стихотворение обращено к Н. Я. Мандельштам.
[296] Обращено к Н. Я. Мандельштам.
