Среди эмиграции (Мои воспоминания. Киев-Константинополь, 1918-1920) - Слободской А. (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
Жизнь беженцев, после признания Врангеля, мало чем изменилась к лучшему, а вернее даже и ухудшилась. Отношение англичан к беженцам стало еще более высокомерным и презрительным. Французы, в свою очередь, теперь почувствовали себя полновластными хозяевами в отношении всех беженцев. По соглашению с ген. Врангелем им было подчинено и от них зависело каждое проявление жизни беженца. В свою очередь, беженская масса питала к ним неприязнь и злобу. Открыто в массе это не проявлялось, но отдельные столкновения происходили часто. Лишь одни итальянцы и американцы не вмешивались в беженские дела.
После эвакуации Новороссийска беженская масса постепенно начала входить в колею жизни. Начали различными способами приспосабливаться к новым и исключительным условиям жизни.
Наиболее легко и свободно себя почувствовала и зажила бешеной пьяной жизнью вся тыловая накипь и грязь, эвакуировавшаяся со всех путей отступления добровольческой армии. Все блестящее тыловое офицерство, жившее исключительно грабежами, погромами и убийствами, перебралось на новые тыловые позиции. Здесь грабить и громить было нельзя, но зато представлялась широкая и открытая возможность «шикарно» проживать и пропивать все добытые погромами и убийствами бриллианты и золото. Все лучшие и дорогие рестораны, отели были наполнены этими беженцами. Не имея возможности заниматься своим прежним «ремеслом», они быстро изыскали новые пути для своей деятельности. Началась спекулятивная и оригинальная торговля через драгоманах. После неудачной мобилизации было выпущено воззвание «ко всем честным гражданам, любящим свою родину». Предлагалось немедленно возвращаться в Крым и становиться в ряды армии. Проезд в Крым и довольствие в пути и ряд других льгот предоставлялись за счет военного командования. Перед отъездом выдавалось полностью новое обмундирование. Общая масса к этому воззванию осталась глухо-равнодушна. Но зато эта группа любителей легкой наживы быстро применила и использовала в своих интересах это воззвание-предложение. Они с гордо-важным видом явились и записались в драгоманате добровольцами. Получив новое обмундирование, проездной билет и деньги на довольствие, обмундирование немедленно продавали в Стамбуле на Гранд-базаре. На вырученные от продажи обмундирования и прочих вещей деньги, они покупали всевозможные наиболее легко провозимые товары. Пудра, духи, шелковые дамские чулки, сорочки и прочие предметы дамской роскоши в Крыму имели громадный спрос. За эти предметы там платили бешеные деньги. Эти товары стали объектом особого внимания в торговле «добровольцев-летчиков» или, как сокращенно их называли, «добролетчиков». Закупив товар на сотню турецких лир, они отправились в Севастополь. Таможенный досмотр по отношению «добровольцев» был самый примитивный, и они легко провозили свой товар. По прибытии в Севастополь, они официально и вполне добросовестно являлись к этапному коменданту. Он их зачислял в одну из военных частей и давал им неделю, полторы «на приведение в порядок своих личных дел».
Квартира и довольствие предоставлялись бесплатно в течение этого времени и под охраной удостоверения об отъезде на фронт «добролетчик» спокойно занимался сбытом привезенного товара. Ввиду огромного спроса, все продавалось в 8-10 раз дороже покупной цены. Некоторые во время одной поездки зарабатывали 1000–1200 турецких лир (одна турецкая лира в то время расценивалась приблизительно в 2 руб. золотом).
После удачно законченной продажи, «добролетчик» отправлялся в госпиталь, там свидетельствовался на предмет годности к военной службе. По различного рода болезням, ранениям и увечьям он «освобождался от военной службы» и спокойно возвращался в Константинополь. Затраты были на обратный проезд в Константинополь 15–20 лир и «непредвиденные расходы по госпиталю» 100–150 лир. Некоторые из «добролетчиков» закупали товар в Крыму: табак и пр. и везли в Константинополь, причем зарабатывали тысячные проценты.
По прибытии в Константинополь, вновь начиналась беспросветно-пьяная жизнь до нового «полета».
Впоследствии этот вид «заработка» приобрел настолько широкую популярность, что им занялись и беженки-дамы, исключительно из верхов. Въезд в Крым без служебных командировок был запрещен, но это «дам-патронесс» не смущало и они ехали туда с кипой всевозможных удостоверений от различных благотворительных и других учреждений. Барыши делились потом между непосредственно занятыми в этой работе и способствовавшими ей.
Затем другая категория беженцев, не военных, занялась торговлей и комиссионерством. В течение короткого времени вся набережная Галаты и Стамбула была усеяна всевозможными торговыми и агентурно-комиссионными конторами. Вся «улица Пера», начиная от тоннеля и кончая площадью Таксим, была занята торговыми предприятиями беженцев: мясными, колбасными, книжными магазинами, «кооперативами» и бесконечным числом ресторанов. Немного ниже по улице Тарля-Баши — русские промышленные предприятия: прачешные, пекарни и… водочные заводы Кромского, Смирнова с сыновьями, Романенко. Зубровка, рябиновая, перцовка и пр. «настоящие русские водки» заполнили собою все витрины греческих и русских магазинов и ресторанов.
После всяких греческих «дузико» (греческий спирт, сладковатый и с запахом аниса, который греки пьют, разбавляя водой) беженская масса набросилась и потонула в «настоящем русском спирте».
«Слава богу, — говорили они, — теперь он хоть одно утешение послал. Настоящий русский спирт. Дешево… Выпьешь на пять пиастров, а удовольствия на целую лиру. Главное же, пьешь и Россию вспоминаешь, а то ведь среди этой проклятой жизни не только Россию, но и свою физиономию забудешь»…
Пили и напивались до скотского состояния. Верхи и знать беженства — в ресторанах; низы — просто в харчевнях, столовках, на улицах и площадях. Каждый кровью и потом заработанный пиастр бережно откладывался, копился и относился Кромскому и К0. Особенно дикие размеры приняло пьянство после эвакуации Крыма, когда все выброшенное и обезличенное беженство находило единственное забвение в спирте Кромского, Смирнова и К0.
Имена Кромского, Смирнова и Романенко были популярнее имени ген. Врангеля.
Русский спирт проник абсолютно во все поры и щели неприглядной беженской жизни. Драки и воровство стали обычным явлением в жизни общежития беженцев. Вечером посольское общежитие было неузнаваемо. Днем все были в разгоне, к вечеру все собирались и несли с собой спирт, который здесь же, на полу, распивался.
Затем обычное дебоширство и драки. Однажды, поздно ночью вернувшаяся из города пьяная компания офицеров устроила очередной дебош, едва не окончившийся смертью одного врача. Пьяная компания офицеров, придя в общежитие, когда уже все спали, решила немного «попугать» беженцев. С этой целью человек пять стали на четвереньки и с диким рычанием, изображая медведей, начали бегать по спящим на полу беженцам. Крики, плач перепуганных беженцев, женщин и детей, наполнили общежитие. Наконец, один из беженцев, врач, подойдя к ним, попросил прекратить безобразие. Казалось, этого только пьяная компания и ждала. Моментально все вскочили и набросились на него. Затем, повалив его на пол, один из них кинжалом начал щекотать у него по спине. Остальные с револьверами в руках наслаждались этим зрелищем. Вдоволь насладившись криками и визгами врача, они заставили его подняться и повели вниз во двор, чтобы «пустить» в расход. Жена врача побежала в драгоманат за помощью. В это время другие беженцы успели дать знать генералу Лукомскому. Прибежавшая с Лукомским охрана застала врача уже «у стенки» и в некотором отдалении от него пьяных офицеров, готовивших свои револьверы. После короткого сопротивления пьяные офицеры были обезоружены. Когда офицеров вели в драгоманат, один из них вырвался из рук охраны и, набросившись на Лукомского, начал его бить. С большим трудом Лукомский был вырван из рук пьяного. После этого их связали и повели дальше. На следующий же день они были отправлены в Крым. Трезвые они поняли, «чем грозила» им отправка в Крым, и на коленях плакали и умоляли ген. Лукомского простить их и не отправлять. Нередко можно было видеть на улице Пера и других главных улицах, рано утром, возвращающихся из ресторана пьяных русских. Генералы, капитаны, корнеты, в блестящей форме, в одиночку и группами. Качаются из стороны в сторону, падают на прохожих и в грязь. Около них собирается дико хохочущая восточная толпа. Над ними издеваются и острят. «Рус хорошо», «Рус хорошо водка»… и т. д. В связи с этим был издан русскими властями соответствующий приказ, запрещающий носить военную форму во внеслужебное время. Смысл этого приказа был таков, что пить, конечно, можно, но не в военной форме.
