Александр Невский - Пашуто Валерий Петрович (бесплатные полные книги .TXT) 📗
Позади было уже три месяца пути. Наконец на яме возвестили, что началась земля монголов. Еще три недели дороги на северо-восток, и посольство оказалось при дворе Огул-Гамиш.
Каракорум... В нем два квартала — один мусульманский, где живет много купцов и находится базар; другой — китаев, там собраны ремесленники. Двенадцать языческих кумирен разных народов, две мусульманские мечети, одна католическая церковь, поодаль дворцы знати. Город не укреплен; его ров неглубок, вал невысок, а на нем плетневый палисад, обмазанный глиной — да и то сказать, кто придет сюда воевать? У восточных ворот торгуют пшеном и зерном, но зерна мало — монголы едят без хлеба, у западных — продают баранов и коз, у южных — быков и повозки. Коней можно купить у северных ворот. Внутрь города от протекающей в пяти километрах реки Орхон проложены каналы, они наполняют пруды.
Рядом с городскими стенами за кирпичной, вроде монастырской, стеной — большой двор, а внутри его — дворец.
Дворец размером невелик, его поддерживают 72 столба, напоминает церковь. Крыша покрыта красной, зеленой и синей черепицей, украшена драконами; пол вымощен крупным квадратным кирпичом. Говорят, что великий хан, посещая дворец, при перекочевках устраивает здесь трижды в году пиршества, на которые собирается вся знать. И тогда ей раздают дары, свозимые сюда с покоренных земель, — украшения, вина, меха.
Изнутри дворец покрыт золотым сукном, а на маленьком жертвеннике горит огонь из терновника, корней полыни, бычьего и конского навоза.
Двор обликом похож на Батыев, только богаче.
Неподалеку от дворца, на холме, возвышается священная черепаха, серая, гранитная, мордой на запад.
Посольству выделили шатер и довольствие, сказали, что через неделю допустят ко двору.
Великоханский шатер стоял во дворе и вмещал несколько сот людей. Он был изготовлен из дорогой белой ткани. Окружавшая его ограда была разрисована и украшена.
Ворота в ограде, предназначенные для великого хана, не охранялись, но к ним никто не смел приближаться под страхом бичевания. Другие ворота — для послов, их охраняла стража с мечами, луками, стрелами. Первый ханский секретарь записывал имена послов и потом громко возвещал о них ханше и всей ее знати. Послы слезали с коней, не доезжая до ограды на полет стрелы. Порядок приема был тот же, что и в Сарае. За оградой стояли оруженосцы. Вокруг нее, на расстоянии двух полетов стрелы, паслись кони.
Послы разных народов, приглашенные в шатер, подносили шелка, бархаты, шитые золотом шелковые пояса, меха, балдахины, что всегда носят слуги над головою ханов и знатных лиц. Вели верблюдов, коней, мулов, украшенных дорогой сбруей, а в отдалении брошенного камня теснились телеги, груженные золотом и серебром.
С восточной стороны от города тянулись искусственно орошаемые поля. А вокруг города — бесчисленные стада верблюдов, быков, овец, коз, лошадей. Рев, ржание, гомон чужих наречий.
Перед дворцом красовалось серебряное дерево, искусно изготовленное захваченным в плен парижским мастером Вильгельмом и увенчанное ангелом с трубой; древо обвили четыре свисающие змеи; у подножия, ощерившись, стояли четыре серебряных льва. От дерева к под валам проведены трубы — по одним нагнетали воздух, по другим — напитки. Когда хану требовалось питье, то по знаку виночерпия ангел трубил, зевы львов исторгали белый кумыс, а из пасти змей лилось рисовое пиво, вино, мед в сосуды, которые виночерпий разносил присутствующим.
Вот он, предел мечтаний темного кочевника, ставшего повелителем полумира.
Между деревом и лестницами, ведущими с двух сторон к трояу, было отведено место, где собирались послы перед вручением даров. На помосте высился трон, сделанный из слоновой кости русским мастером Косьмой.
Вообще своих, русских, в Каракоруме было немало, иные жили тут свыше 10 лет, говорили по-татарски, по-арабски, по-французски, и, соблюдая осторожность, от них можно было узнать много полезного о замыслах двора. После преклонения колен и вручения даров послы садились на скамью перед великой ханшей.
Трудно было вести дела в такой столице, хотя русские имели и опыт и мужество. Результат переговоров оказался неожиданным и вполне отвечал характеру недоверчивой ханши: она поопасилась признать Александра правителем всей Руси, как этого желал Батый.
По ее воле власть над Киевом и всей Русью была отделена от великокняжеского титула Владимиро-Суздальской Руси: «И приказаша Олександрови Кыев и всю Руськую землю, а Андрей седе в Володимери на столе» Решение ханши лишало владимирского стола Святослава Всеволодовича, уже признанного Батыем. Она утвердила Александра князем всея Руси, а его младшего брата Андрея — великим князем владимиро-суздальским.
Возвращаясь домой после свыше годового отсутствия, братья, вероятно, ломали голову над этим коварным решением: в руках Александра власть над Русью — Новгородом и Киевом, не считая наследственно удержанных Переяславля и Дмитрова, и, следовательно, Андрей ему подчинен. Но Новгород фактически зависит от Владими-ро-Суздальской земли, а потому и Александр — вассал Андрея. Решение ханши должно не только рассорить братьев, но и вызвать против них гнев Батыя. Завязался заколдованный узел, который предстояло разрубить, — весь вопрос чем: татарской саблей, русским мечом или, может быть, мечом святого Петра?
Решающий шаг
Возвращаясь из Орды, Александр должен был наведаться и в пожалованный ему Киев, где по-прежнему наместничал воевода Дмитр Ейкович.
В разоренном Киеве не было митрополита Кирилла. Ставленник Даниила Романовича еще не вернулся из Никеи. Александр надеялся, что тамошний патриарх Мануил II не направит его обратно в Галич: Никея готовилась отвоевывать у латинян Константинополь. Она искала союзника в антипапской Германии, нащупывала пути сотрудничества с Ордой, и заигрывания Даниила Романовича с Римом едва ли ей по нутру. Политика Александра ей ближе. Отвергая папские предложения, Александр мог рассчитывать на укрепление своих позиций и в Сарае и в Каракоруме, где внимательно следили за внешней политикой русских князей. Был он уверен и в поддержке его шага русской церковью, которая имела все основания опасаться посягательства папства на свои права и доходы.
В 1250 году князья вернулись во Владимир. Андрей тотчас отобрал бразды правления у безропотного Святослава Всеволодовича. Но Александр не торопился покинуть стольный город. Он чего-то выжидал.
И вот в летописи под тем же годом появляется запись: «Поеха митрополит Кирилл на Суждальскую землю». Итак, печатник-канцлер галицко-волынского князя, побывав в Никее, вернулся митрополитом не в Галич, не в Киев, а во Владимир. Не зря ждал его Александр. Это был первый успех далеко рассчитанной политики князя. На следующий год митрополит вместе с ним и ростовским епископом Кириллом II отправились в Новгород. После трехлетнего отсутствия Александр окунулся в привычную, хлопотливую жизнь новгородского князя. Они с Кириллом торжественно ставят в местные архиепископы Далмата. Началось сотрудничество Александра с церковью; ради этого он заметно смягчил к ней отношение княжеской власти.
Отец его, Ярослав, открыто посягал на церковные земли. Не зря Даниил Заточник, славословя князя, обличал тех церковников, что «обидят села и домы славных мира сего, яко псы ласкосердные... святительский имея на себе сан, а обычаем похабен».
Александр был осторожнее. Во всяком случае, в «Житие» Александра митрополит Кирилл внес слова о том, что он «митрополита же и епископы чтяше и послушааше их, аки самого Христа».
Словом, Александр не просто верующий князь, он знал церкви цену и поддерживал ее и вкладами и политически. Приехав как-то в Ростов, он, что особо отмечено в летописи, не только «целова крест честный и кланяся епископу» Кириллу II, но и сказал: «Отче святый, твоею молитвою и тамо в Новьгороде ехал есмь здоров и семо приехал есмь твоею молитвою здоров».
Епископ Кирилл II был человеком незаурядным. Выдающийся проповедник, он собирал немало слушателей: одни слушали «слово божье», другие любовались убранством храма — «ово послушающе ученья еже от святых книг, ови же хотяща видети украшенья церкви».
