Автобиография. Старая перечница - Хмелевская Иоанна (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗

А стоило московской гостье уйти, как вспыхнул свет. Если бы еще существовала фирма, у которой я приобрела мебель для гостиной, я бы охотно и задаром стала рекламировать ее везде и всюду. Они сказали правду, обивка оказалась выше всяких похвал — диван запросто отмылся водой с мылом так, что не осталось ни малейшего следа.

Весьма вероятно, что именно в тех потемках я и подписалась под решением о второй поездке в Москву…

На сей раз пан Тадеуш оказался в преисподней вместе со мной, хотя и в несколько ином департаменте.

Наученная горьким опытом, я заранее потребовала программу моего визита. Пожалуйста, ее нам предоставили. Программа оказалась чрезвычайно плотной, мы впихивались в нее с трудом, но впихивались. И тем не менее меня тут же охватили дурные предчувствия.

Оказалось — правильно.

Сразу же, с самого начала, нам сообщили, что вокруг Москвы горят торфяники. Горят уже давно, и никто не может их потушить. В правильности информации сомневаться не приходилось, поскольку все вокруг заволакивал густой серый дым, а субстанция, называемая воздухом, совсем на него не походила. Впрочем, может, та пыль, которой мы дышали, и была воздухом, только вот кислород в ней отсутствовал. Люди, привыкшие к чистому воздуху, очень страдали, — например, норвежский писатель угодил в больницу с инфарктом. У меня хватило силы утешаться мыслью: то, что висит над Варшавой и чем мы там дышим, позволило мне закалиться, а с норвежца что возьмешь? Избаловался у себя на фиордах. Да, радости мало, но постараемся выдержать.

Нас отвезли в гостиницу, и там снова пришлось пережить неприятные минуты, вызвавшие скрежет зубовный. На этот раз по вине пана Тадеуша. Я его честно предупредила, что не собираюсь миндальничать и в своей книге выложу все как есть.

Вечер, ночь и утро, проведенные в поезде (помните, самолетами я не летаю!), мягко говоря, утомительны, а в нашей программе не было ни минуты на отдых после приезда. Я же сбила все планы, заявив, что должна умыться с дороги, переодеться и немного освежиться. Как же, разбежалась! Журналисты, фоторепортеры и телевизионщики, словно стая оголодавших волков, уже переминались с ноги на ногу, с трудом сдерживая нетерпение. И не сдержали, набросились-таки. Четыре раза извлекали меня из ванной для решения вопросов, о которых я не имела ни малейшего понятия. Когда такое произошло в пятый раз, я не выдержала, взбунтовалась и заявила, что этим занимается пан Тадеуш, мой литературный агент, специально для этого приехавший со мной в Москву. Он знает ваш язык, так обращайтесь к нему и оставьте меня в покое!

Это невозможно, возразили мне. В данный момент пан Тадеуш предается своей страсти — моется, плещется и освежается у себя в ванной.

Не знаю, вышел он добровольно или его вытащили силой, но на него сразу разъяренной гарпией набросилась я, тем более что нам уже успели подсунуть новую программу нашего пребывания в Москве, где к нашим обязанностям добавилось еще несколько. То есть к моим…

— Пан Тадеуш, кто тут спятил? — со злостью прошипела я. — Вы, они или, может, я?

Пан Тадеуш был несколько озадачен, да и в самом деле, не могла же я разделиться на несколько частей или силой воли за секунду переноситься из одного места Москвы в другое, а расстояния в Москве сами знаете какие. Он энергично воспротивился, но я уже знала — его протесты ни к чему не приведут. Большого труда стоило мне через пятнадцать минут сделать приятное выражение лица и выйти к журналистам, рвущимся на штурм.

И началось! И пошло!

Ну как передать словами чувства, которые бушевали во мне, попеременно сменяя друг друга! Раздражение, отчаяние, бешенство, опять полное отчаяние вплоть до уверенности, что я этого не выдержу — помру, и все! Апатия сменялась гневным протестом, причем протестом самого общего плана — против всего и всех. К тому же я постоянно испытывала голод и жажду. Пить было нечего. Кока-кола отпадала, а только в ней не было недостатка, сухого вина вообще не было, чай не всегда доступен и не самый лучший в мире, минеральная вода какая-то странная (да и была ли она?). Оставалось пиво, но сколько, в конце концов, можно выхлестать пива? Да, я люблю его, но не до такой же степени. Впрочем, очень подходящий напиток для человека, пребывающего в отчаянии.

В Москве я в новом свете увидела пана Тадеуша, и с каждым днем, проведенным в российской столице, его акции повышались. А началось все так.

Кто-то из наших знакомых осведомился на стойке регистрации в отеле, здесь ли проживает пан Тадеуш Левандовский. Девицы-администраторши тут же оживились, переглянулись и возбужденно захихикали.

— А, это тот польский Казанова! — вскричали они, не скрывая своего восхищения.

Знакомый удивился и попросил объяснить. Девицы не заставили себя просить дважды, защебетали, перебивая друг друга. Вскоре вокруг собрался остальной обслуживающий персонал гостиницы и присоединился к восторженному гомону.

А было все так. В первый же день пан Тадеуш спускается на лифте, а там его уже поджидает прекрасная дама с цветами. Пан Тадеуш сопровождает даму наверх, через полчаса они спускаются обратно, а в холле его уже ждет следующая прекрасная дама — тоже с цветами и тоже сияющая. История повторяется, через полчаса они спускаются, а в холле — новая прекрасная дама… Иногда ротация происходит быстрее, пан Тадеуш укладывается в четверть часа, а дамы чуть ли не в очередь выстраиваются. И как только этот человек с ними справляется, удивлялись работники отеля. Да еще в таком темпе! Кто бы мог подумать, что в поляках бушуют этакие вулканические страсти!

Не исключено, что благодаря пану Тадеушу мнение о нашем национальном темпераменте в России повысилось, и если пан Путин иногда вставляет нам палки в колеса, так это просто из зависти.

Что ж, признаю, все русские журналистки отличались исключительной красотой, и каждая считала своим долгом вручить мне цветы, так что в гостинице скоро стала ощущаться нехватка вазочек. В нашем отеле имелось довольно странное правило — посетителю не разрешалось подниматься в номер одному, лишь в сопровождении постояльца отеля. Таким сопровождающим и выступал пан Тадеуш, в лифте он наездился на всю жизнь, однако не думаю, чтобы пережитые минуты вспоминал потом как самые неприятные.

Куда-то запропастилась программа московской поездки, так что подробностей я не помню, но в памяти остался один сплошной ад. Вот разве что люди… Да, люди, читатели, которым так хотелось увидеть меня и получить на память автограф. Не имею понятия, кому я подписывала книги. Так же, как и в прошлый раз, у меня не было времени даже голову поднять, чтобы взглянуть на человека, отстоявшего длиннющую очередь. Сгорбившись над столом, я безостановочно подписывала то, что мне подсовывали, — чаще всего мои книги, но иногда открытки и даже просто чистые листы бумаги.

Телевидение. Если телезрителям охота пялиться на любимого автора, что ж, это их право, хотя зрелище то еще. Впрочем, о вкусах не спорят. Бесконечные фотосъемки я тоже могу понять. Но вот радио…

Радио — это уже верх идиотизма. Во-первых, я терпеть не могу свой голос, и никто не убедит меня, что он может кому-то нравиться. Во-вторых, к слушателям я обращалась через переводчика, а даже самый лучший переводчик ни за что не передаст с ходу все нюансы. Так что понятия не имею, какого лешего меня решили заставить вещать на всю Россию по-польски?

Словом, когда меня в очередной раз пригласили на радио, я и рта не открыла. Кстати, приглашение поступило в разгар телесъемок, когда оператор издевался надо мной как мог — заставлял ходить туда-сюда, крутиться вокруг собственной оси и беспрестанно улыбаться. Будто имел дело с юной и полной сил моделью, а не старой перечницей, замученной сотней интервью.

Я выдержала все и еще немного. Больше всего я страдала от двух обстоятельств.

Во-первых, меня угнетала необходимость переодеваться по нескольку раз в день. Одно дело — раздавать автографы в крупном книжном магазине, и совсем другое — банкет в посольстве. А что уж говорить о телевидении! От этих показов мод у меня темнело в глазах и подкашивались ноги. С детства не любила наряжаться, а тут такое…