Гений советской артиллерии. Триумф и трагедия В.Грабина - Широкорад Александр Борисович (читать полную версию книги txt) 📗

Вот так прием, ничего себе! Я продолжал стоять.

— Что скажете? — наконец произнес Дунаев своим странным голосом.

Я доложил, что прибыл из больницы и приступаю к исполнению своих обязанностей.

Молчание.

— А где вы намерены работать?

— Как где? В КБ.

Опять молчание. Директор собирался с мыслями. И собрался:

— На должность начальника КБ я назначил бывшего вашего заместителя.

— Чем вызвано мое отстранение? — спросил я как можно спокойнее.

— Вы мне совершенно не подходите. И вообще, на заводе вы не нужны.

— Но мы не работали вместе ни одного дня. Как вы определили, что я непригоден и совершенно вам не подхожу?

— Это уж позвольте мне, как директору, знать! — Дунаев привстал, одергивая на животе габардиновую гимнастерку. — В своих действиях я не обязан перед вами отчитываться. Я здесь хозяин, а не вы.

— То, что вы сказали, не может служить доказательством моей непригодности как начальника КБ. И к тому же мне непонятно, что означает “вы мне совершенно не подходите”.

— Еще раз вам говорю — вы совершенно мне не нужны, и нечего допытываться, почему да зачем.

Он уже не говорил, а кричал.

— Можете уходить и оформлять расчет, мое решение твердо, и никто не заставит его изменить! — Дунаев опять привстал, одергивая гимнастерку.

— Не ошиблись ли вы в своем решении? Уйти я всегда успею, но я уверен, что нам придется работать вместе, хотя для обоих нас это будет не так уж приятно. Интересы государства превыше всего, поэтому и вам и мне придется с ними считаться.

— Это совершенно исключено. Вам на этом заводе больше никогда не придется работать. Советовал бы вам прекратить разговоры, ехать в Москву и искать себе место.

— Благодарю за добрый совет. Прошу вашего распоряжения выдать мне командировку в Москву.

— Вот это деловой разговор, с этого и следовало начинать!»*

Уже в который раз Грабин поехал в Москву жаловаться на своего директора. Но на сей раз начальство было другое. 18 февраля 1937 г. застрелился (по другой версии — убит) нарком тяжелой промышленности Григорий Константинович Орджоникидзе. После смерти Орджоникидзе Народный комиссариат тяжелой промышленности разделили на несколько наркоматов. В числе вновь созданных был Наркомат оборонной промышленности, которому был подчинен завод № 92. Наркомом назначили Моисея Львовича Рухи-мовича. Он практически не имел образования, но прежде руководил трестом «Кузбассуголь», был наркомом путей сообщения РСФСР и т. п.

Встреча с Рухимовичем хорошо описана Грабиным:

«Не помню, ответил ли нарком на мое приветствие. Помню, он спросил отрывисто:

— Что делается на заводе, расскажите.

Я подробно доложил, как выполняется программа, и назвал причины, которые мешают заводу выбраться из прорыва. Пока докладывал, он буквально маршировал по кабинету. Не останавливаясь, произнес:

— Все это нам известно.

Меня поразило, что он не задал мне ни одного вопроса ни во время доклада, ни после. “Не похож на Серго!” — невольно подумал я...

Рухимович между тем резко остановился возле меня.

— Почему вы до сих пор не выехали на “Уралмашзавод”?

* Грабин В.Г.Оружие победы. С. 208—209.

— Я только вчера вышел из больницы, где пролежал больше двух месяцев, и мне никто не сказал, куда и зачем я должен ехать.

Рухимович опять зашагал по кабинету. Не останавливаясь, бросил:

— Немедленно, сейчас же отправляйтесь на “Уралмаш ” к месту постоянной своей работы!..

Из его кабинета я почти бежал к выходу на улицу. Все во мне клокотало: второй раз меня изгоняют с завода за последние два с половиной — три месяца. Именно изгоняют! Ни в тот, ни в этот раз никто не поинтересовался моим мнением о целесообразности перемещения на другой завод, не спросил, каково мое желание, согласен ли я. Меня бросали, как какую-то ненужную вещь. Душу жгла обида. Почему новый нарком так жестоко обошелся со мной? К кому мне идти теперь?

У меня даже не возникал вопрос, ехать или не ехать на “Уралмаш”. Мне было совершенно ясно: я должен продолжать работу на своем заводе»*.

Заметим, что формальный повод у Рухимовича отправить Грабина на Уральский завод тяжелого машиностроения был. УЗТМ был закончен постройкой в 1933 г. В 1937 г. там налаживалось серийное производство грабинских пушек Ф-22, и вполне можно было направить туда их конструктора.

После разговора с Рухимовичем Грабин обратился с письмом к Председателю Совнаркома В.М. Молотову. На следующий день в наркомат поступило распоряжение вернуть Грабина на прежнее место и создать необходимые условия для работы.

Свое возвращение на завод и встречу с Дунаевым Грабин описал так:

«Возвратясь на завод, я, как полагается, зашел прежде всего к директору. Не успел поздороваться, как тот задал вопрос:

— Почему вы не встретили меня в наркомате?

— В этом не было необходимости. И к тому же я не знал, что вы в Москве.

* Грабин В.Г.Оружие победы. С. 210, 213.

Мой ответ был резковат, но какие могли быть у меня чувства к человеку, который, не работая со мной ни дня, с одного взгляда определил, что я ему совершенно не нужен.

— Так что же, Грабин, будем работать вместе? — сказал Дунаев.

— Придется, хотя в этом приятного мало и для вас и для меня.

— Приступайте к исполнению своих обязанностей. Мной уже подписан приказ о вашем возращении после болезни.

— Вернее, после болезни и изгнания, — не удержался я.

Он вынужден был проглотить это. Помолчав, спросил:

— Ну, что ж, будем работать дружно?

— С этим я и пришел к вам из больницы, но, к сожалению, вы тогда оттолкнули меня.

Дунаев буркнул что-то невнятное.

На этом наша беседа и закончилась. Я пошел в КБ»*.

Несколько по-другому с тогдашних слов Грабина записал этот диалог коллега Василия Гавриловича по КБ А.П. Худяков:

«На шестые сутки [по приезде в Горький из Москвы. — А. Ш.] в начале рабочего дня совершенно неожиданно за мной (Грабиным) пришла машина. Приехали на завод. Вхожу в кабинет директора. Через открытое окно слышен напряженный заводской гул. Он особо ощутим, если ты больше месяца безработный.

Молча поздоровались. Он указал рукой на мягкое кресло около стола и сказал:

— Василий Гаврилович! Приказ о вашем отстранении от работы в КБ и увольнении с завода я отменил. Завтра приступайте к исполнению своих обязанностей. До полного выздоровления устанавливаю для вас четырехчасовой рабочий день. Ежедневно будете отдыхать за городом. Мы арендуем для вашей семьи деревянный домик у дома отдыха “Зеленый город”. С администрацией я уже договорился. О питании тоже. В ваше распоряжение выделяю легковую машину с шофером. Снабжение бензином на поездки за город завод полностью берет на себя. Вынужденный прогул, разумеется, мы полностью оплатим... — Директор на минуту задумался и добавил: —

* Грабин В.Г.Оружие победы. С. 214.

Василий Гаврилович! Ради общего дела прошу забыть, что произошло между нами! Прошу!

Я поблагодарил Дунаева за приятную новость и задал ему только один вопрос:

— Как вы поступите с Костиным? Вам должно быть очевидно, что мне с ним больше не работать!

— Он завтра выезжает в распоряжение наркомата, — ответил Дунаев» ¹⁹.

Я умышленно привожу две версии одного и того же разговора, изложенные одним и тем же лицом, но с перерывом в 40 лет.

Итак, Грабин не только остался на заводе № 92, но и существенно укрепил свое положение. Правда, продолжала донимать болезнь. Лишь в апреле 1938 г. профессор-эндокринолог Шерешевский поставил Василию Гавриловичу правильный диагноз — болезнь щитовидной железы — и предложил провести операцию. Грабин отказался оперироваться. Но в октябре того же года Василию Гавриловичу стало совсем плохо, и его срочно прооперировали в Москве, удалив часть щитовидной железы. После этого здоровье конструктора пошло на поправку.

А параллельно баталиям Грабина с директором и врачами не прекращаясь шла битва за дивизионную пушку. Но понять, почему вместо Ф-22 срочно понадобилась новая дивизионная пушка, читая воспоминания Грабина и Худякова, невозможно. Попробуем в этом разобраться, хотя заранее прошу прощения у читателя за длинные цитаты, которые будут приведены ниже.