Сталинский дом. Мемуары (СИ) - Тубельская Дзидра Эдуардовна (хорошие книги бесплатные полностью .TXT, .FB2) 📗

Леня уверенно шел на поправку. Ему разрешили потихоньку подниматься, а затем и ходить. Мы стали даже прогуливаться по аллеям Боткинской. Все было рутинно, спокойно: вечерняя прогулка, ужин, сон. Наступило 13 декабря. Ночью новый инфаркт! Что происходит? Почему опять 13-го числа. По рекомендации профессоров я достал Лене упаковку американского лекарства. Это придало мне уверенность, что на сей раз выздоровление обеспечено!

Наступал Новый год, 1961-й. Я поставила две маленькие ароматные с мороза елочки у кроватей Лени и финна. Украсила елочки мишурой. Принесла домашний пирог — финну, разумеется, без сахара. На его глазах стояли слезы, он с признательностью поцеловал мне руку. Как же ему, наверное, было тоскливо встречать Новый год так далеко от дома!

Вечером 31 декабря я принарядилась и поехала с огромной сумкой в больницу. Я раздала маленькие подарки лежащим в палате, по кусочку пирога с яблоками и по бокалу морса вместо вина. Я также захватила из дома транзисторный приемник «Спидола», мне хотелось, чтобы в палате звучала веселая музыка. Ближе к полуночи я зажгла на елочках маленькие свечи. Леонид все гнал меня домой, беспокоясь, как я буду возвращаться одна. Было уже около половины двенадцатого. И тут в коридоре раздались торопливые шаги, дверь распахнулась, и на пороге возник красивый статный молодой человек. Финн вскрикнул — это был его сын, успевший приехать к отцу в новогоднюю ночь. Он решил устроить отцу сюрприз и заранее не предупредил. Мы с Леней даже стеснялись поднять на них глаза — такая светилась на их лицах радость. В приемничке заиграла танцевальная музыка. Вдруг молодой человек отошел отца, направился ко мне и пригласил на танец. Об этом попросил его отец! Атмосфера была такая необычная, что у меня ком в горле образовался. Новогодний танец в больнице! Мой кавалер тоже был взволнован. Когда танец кончился, молодой человек церемонно поблагодарил меня за внимание к отцу. Потом протянул мне маленький перочинный ножик: «Прошу вас принять этот пустячок в качестве новогоднего подарка. Я так спешил к отцу, что обо всем забыл!»

Этот ножичек до сих пор у меня и напоминает о той неповторимой встрече Нового года в палате Боткинской больницы.

Опять последовали ежедневные поездки в больницу, опять Леонид чувствовал себя все лучше и лучше. Видимо, американское лекарство делало свое дело. Так было до 13 января. Я побывала у Лени и часам к девяти вернулась домой. Звонок из больницы: опять приступ удушья! Ну как не поверить в какую-то мистику! При чем тут 13-е число? Скорее всего, эта повторяющаяся дата, вероятно, вызывала у Леонида подспудное волнение и провоцировала новый инфаркт. Третий! События с удивительной точностью повторялись: Леонид опять справился с инфарктом и шел на поправку. Настроение у него улучшалось, никаких сердечных симптомов он не ощущал. Мы опять стали гулять перед ужином в больничном парке, много беседовали. Леонид был настроен, я бы сказала, сентиментально. Говорил, как ценит мое доброе отношение к нему. Однажды на одной из прогулок он остановился и с глубоким волнением произнес: «Я так виноват перед тобой! Как я мог тогда не желать рождения Витуси? Как я мог? Ведь она стала моей самой большой радостью. Знаешь, я тут много вспоминаю, о многом думаю… Я ведь никогда не слышал ее плача. Ни когда она была совсем маленькой, ни потом! А я по глупости своей больше всего боялся тогда детского писка». Ему и в голову не приходило, как я оберегала его покой, как мигом выносила Витусю из комнаты при малейшем ее кряхтении…

Случилась так, что в начале февраля я заболела. Поднялась температура, чего со мной вообще не бывало, сильно разболелось горло. Я боялась заразить Леню, и вместо меня его стала ежедневно навещать Витуся. Она тоже гуляла с ним, они много разговаривали. Я начала договариваться о путевке в санаторий на март, ибо была уверена, что на сей раз все будет благополучно.

13 февраля Витуся, как обычно, отправилась в больницу. Я осталась дома, хотя чувствовала себя гораздо лучше. К ужину Витуся вернулась. Сказала, что отец чувствует себя хорошо. Они, как всегда, погуляли… Он беспокоится о моей ангине. Ведь он никогда не видел меня болеющей. Вечером ко мне зашла Леночка Аграненко. После смерти мужа она неохотно шла домой после спектакля. Мы тихо беседовали о том, о сем. Время близилось к полуночи. Разговаривая, я поднесла руку к щеке. Леночка воскликнула: «Что с твоим кольцом?» Я удивленно посмотрела на руку. На среднем пальце я носила кольцо, которое никогда не снимала. Это была моя единственная «драгоценность». Кольцо треснуло пополам! Мы замолчали, стараясь осмыслить это странное явление. Вдруг тишину прервал резкий телефонный звонок. Я подняла трубку. Женский голос произнес: «Говорит сестра из палаты вашего мужа. Ему плохо». Я ответила, что немедленно приеду. Та сказала: «Нет, уже не надо. Лучше завтра утром…»

Я положила трубку и стала быстро одеваться. Леночка вызвалась ехать со мной, но я не разрешила. Ведь мне, вероятно, надо будет там остаться, пока Лене не станет легче. Выскочила на улицу Горького — поймать такси. Вдруг мне стало очень страшно. Я бросилась к автомату, позвонила Пете, и мы вместе поехали в больницу. Добежали по дорожке до восьмого корпуса. Испуганные глаза медсестры сказали мне все… Лени не стало… Во сне он застонал, потом захрипел, и прибежавшие на звонок сестра и врач уже ничего не могли сделать. Молодого, красивого в расцвете сил Леонида не стало.

Это была ночь с 13 на 14 февраля 1961 года.

Жизнь продолжается

Через какое-то время туман, окутавший меня после смерти Лени, начал рассеиваться. Надо решать, что делать. Мне скоро сорок лет. У меня есть любимая дочь, которая в этом году кончает школу. Пора задуматься о ее дальнейшей учебе. Я много лет не работала. Перепечатывание и первичное редактирование пьес Туров не в счет. Я должна непременно искать работу. Финансовых накоплений для дальнейшей жизни ничтожно мало.

Что я умею? Что могу предложить потенциальному работодателю? Хорошее знание английского языка. Приличную общую грамотность. Печатаю на машинке. Где могут пригодиться эти умения?

В первую очередь возникла мысль о журнале «Иностранная литература». Я была немного знакома с его главным редактором Александром Борисовичем Чаковским. Стоит попробовать. Я позвонила в редакцию, меня соединили с Чаковским и после короткой беседы он назначил время для встречи. Я так давно не была ни в каких учреждениях, ни тем более не нанималась на работу, что перед походом в редакцию сильно разнервничалась. Все еще аукались последствия статуса «дочери врага народа». Я всячески себя успокаивала, и мне удалось достаточно уверенно войти в кабинет главного редактора. Усевшись в предложенное мне кресло, я стала отвечать на вопросы Александра Борисовича. Мне кажется, я произвела благоприятное впечатление — мне была предложена работа куратора англоязычных африканских стран. Штатной вакансии в журнале не было. Обдумав предложение, я с благодарностью приняла его. Так началась новая страница в моей жизни.

В этот трудный для меня период возникла прочная, длившаяся до самой его кончины, дружба с Марком Лазаревичем Галлаем, летчиком-испытателем, Героем Советского Союза. Познакомил нас еще Леонид: Марк Лазаревич консультировал последнюю пьесу Туров «Северная мадонна». Я была наслышана об этом удивительном человеке, мысленно создала его портрет: плечистый, суровый, с обветренным волевым лицом. Когда же Леонид привел к нам Марка Лазаревича, этот образ в один миг рухнул. Передо мной предстал высокий, красивый, немного смущающийся интеллигентнейший человек, скорее похожий на сельского учителя, чем на героического летчика. С первой же минуты я почувствовала к нему глубочайшую симпатию и уважение. Леонид заболел вскоре после нашего знакомства. Марк Лазаревич часто звонил, справлялся о его состоянии, предлагал помощь, а после кончины Леонида опекал меня и Вику и не давал терять веры в будущее. Я стала часто бывать у Галлаев. Подружилась с его с его женой и сыном. У нас оказалось много общих друзей — журналистов, писателей. Марк Лазаревич, или Марик, как все близкие его называли, начал писать книгу о летчиках-испытателях. Было необыкновенно интересно слушать его умные рассказы об этих людях, об их опасной работе.