Девятая рота. Факультет специальной разведки Рязанского училища ВДВ - Бронников Андрей (книга регистрации .TXT) 📗
Мы сообща быстро пришли к выводу, что издеваться над собственным организмом ради того, чтобы стать первыми, не имеет смысла и просто глупо, поэтому всей гурьбой, уже не спеша, двинулись дальше. Решено было финишировать одновременно, тем более что путь был неблизок, а за победу не было обещано даже минимальных преференций.
С рассветом, благо что летняя ночь коротка, ориентироваться стало проще, и можно было прибавить шагу. Коля Курганский включил транзисторный приемник, висевший у него на шее, и идти стало веселее. Минуло уж шесть часов с момента старта.
Из лесу на проселочную дорогу мы выбрались еще затемно и теперь шагали навстречу солнцу, радуясь его первым лучам. Усталости не чувствовалось, жара еще не пришла, пыль, прибитая утренней влагой, еще не вздымалась под ногами и не мешала движению. Прохладный ветерок приятно освежал лица.
Постепенно аромат утреннего ветра сменился неприятным запахом. Мы остановились. Командир «французов» Коля Малинин посмотрел карту и глубокомысленно изрек: «Птицефабрика, километра полтора». Это многое объясняло, но, однако, далеко не все.
Ветер усилился, вонь тоже. Затем ветер стих, но вонь осталась. Мы обогнули рощицу, преодолели пологий косогор — и с холма перед нами открылась апокалиптическая картина. Десятки огромных, выше человеческого роста, гор куриных трупов источали тлетворную, непереносимую вонь, однако другого пути не было, и мы продолжили движение.
Раздувшиеся от тления и почерневшие тельца погибших бедолаг-несушек валялись на дороге, догнивали на обочинах. Сваленные в кучи облезлые трупики, казалось, шевелились от обилия опарышей. Их почерневшие коготки вздымались к небу и, казалось, взывали об упокоении в земле или сожжении, но ни того, ни другого не предвиделось. Вылезшие перья покрывали все пространство, занятое куриным некрополем, как почерневший снег.
Занятия по тактико-специальной подготовке,3-й взвод (1983 года выпуска)
Трупный запах сгустился до такой степени, что дышать стало невозможно. Тошнота подступала к горлу, и только приемник Курганского весело распевал популярную в то время песню: «…и стояли барышни у обочин, им солдаты нравились очень-очень. И в каком столетии не живи, никуда не денешься от любви!»
Коля Курганский был удивительным человеком, точнее, он и сейчас есть, но место его службы на сегодняшний день покрыто мраком, поэтому фамилия его изменена. До неузнаваемости.
Интеллигентный и воспитанный, умница, знал изучаемый им язык до совершенства. Он на четвертом курсе должен был ехать в Париж на выставку парашютной техники переводчиком, но ГРУ запретило. Коля, даже когда напивался, не сквернословил, вел себя мирно (что было большой редкостью) и только распевал неаполитанскую народную песню «Санта-Лючия» и колыбельную Бернхарда Флиса «.рыбки уснули в пруду, птички уснули в саду.».
Кто-то унылым голосом пошутил: «Газы», и тут же все зашуршали противогазами, которые были с нами. Неудачная шутка обратилась в удачное решение проблемы. Надев резиновые маски, мы не выдержали и побежали. Быстро миновали еще пустые в столь раннее время производственные цеха, пересекли проходную с заспанным сторожем, отбежали для верности еще метров на триста и сняли противогазы. Это был единственный в моей практике случай, когда они пригодились во время учений.
После полудня, за несколько километров до пункта сбора, мы собрались уже всем взводом и в таком составе подошли к месту, где рядом с ЗИЛом нас ждал подполковник Пименов. Только теперь, после финиша, навалилась усталость. Почти двенадцатичасовой переход сделал свое дело. Ноги налились свинцом, а глаза слипались после бессонной ночи. Все два часа возвращения в училище мы проспали мертвецким сном в кузове машины.
Глава 17. Проводы четвертого курса
Лето близилось к концу, и до первого летнего отпуска оставалось менее месяца. С трудом верилось, что всего лишь год назад я впервые надел форму. Тот юноша, мечтавший о романтике воинской службы, постепенно ушел в небытие, а точнее, пополнил собой воспоминания о детстве.
А романтика… романтика вообще удивительная вещь. Она живет только вовне, и как только ты погружаешься в тот мир, о котором мечтал, таковая немедленно исчезает и возникает где-то вдали, вне тебя. И чем дальше от нее, романтики, ты находишься, тем отчетливее она видна и тем краше представляется. Рядом ее нет. Только будни, тяжелый физический труд, психические нагрузки, которые закаляли каждого из нас.
«Цандер» сдал свои полномочия новому старшине, сержанту Титову. Наш первый летний отпуск, который был в сентябре, быстро пролетел. Все курсанты роты, включая нас, уже второкурсников, попрятали свои отпускные атрибуты, как-то: новые тельники, знаки «парашютист-инструктор» с немыслимым количеством прыжков, голубые береты.
Странное дело, но береты нам в училище носить запрещалось. Только фуражки или пилотки. Береты дали команду надеть только к приезду в училище командующего, генерала Василия Филипповича Маргелова, а после его отъезда — снять и сдать в каптерки. Вашему покорному слуге посчастливилось воочию увидеть легендарного командующего ВДВ. Его «соленые» шуточки с восторгом передавались из уст в уста, и слагались легенды о его запростецком отношении к солдатам и курсантам. Наш чопорный начальник училища генерал Чикризов был его полной противоположностью.
Наступил день, когда расположение роты наполнилось запахом новых хромовых сапог, офицерских портупей и свежего текстиля. На каждой кровати лежали огромные пластиковые мешки, наполненные офицерским обмундированием. Это первый взвод получал положенное им по лейтенантскому довольствию. Сами почти офицеры ходили серьезные и озабоченные предстоящими делами. Как-то враз улетучился курсантский гонор и пофигизм.
Иван Фомич расхаживал по расположению, закинув руки за спину, и улыбался. То ли он был рад за своих первых выпускников, то ли был счастлив, потому что, наконец, избавлялся от таких хлопотных подопечных, как «Дусик» — Береснев, Женя Сергеев, Худяков. А скорее всего, он испытывал в тот момент некоторое злорадство, ведь теперь тем, кто приносил ему столько неприятностей, предстояло самим нести полную ответственность за своих солдат.
По-разному сложились судьбы новоиспеченных офицеров. Кульгачев распределился в хорошее место — Новочеркасскую отдельную роту и погиб там в 1979 году от руки распоясавшегося дембеля, будучи дежурным по роте. Вместе с ним был убит и помощник дежурного, прапорщик. Сам преступник, осознав содеянное, застрелился.
Евгений Георгиевич Сергеев получил обещанное двадцать лет назад звание Героя после собственных похорон, да и то стараниями своих однокашников. Прошел несколько войн, а умер от четвертого инфаркта.
Гриша Быков застрелился в 1995 году, не выдержав трагедии страны, которой он служил.
Валера Бабко погиб в Афганистане. Вот что о нем написал его сын Дмитрий:
Бабко Валерий Владимирович, капитан, ком-р роты спецназа, род. 18.5.1956 в г. Гродно БССР. Белорус.
В Вооруженных Силах СССР с 31.8.73. Окончил Рязанское ВВДКУ.
В Республике Афганистан с мая 1983.
Курсанты Бабко, Пак, Быстрозоров
Неоднократно участвовал в боевых опер-ях. 10.7.1984 с ротой выполнял боевую задачу по ликвидации укреп. перевалочной базы караванов пр-ка в провинции Нангархар.
Правильно оценив создавшуюся обстановку, грамотно организовал бой, в результате которого было захвачено большое кол-во вооружения и снаряжения.
Во время боя погиб.
За умелое руководство подразделением, мужество и отвагу, проявленные в боях, награжден орденом Красного Знамени (посмертно).
Похоронен в Гродно.
Особенно одиозной личностью оказался Валера Рад-чиков, который в училище отличался изрядным упрямством и жесткой целеустремленностью, хотя всегда оставался на вторых ролях, в тени более ярких однокашников.
