Григорий Сковорода. Жизнь и учение - Эрн Владимир Францевич (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
1,24,.чти равна печатному шрифту. Это тот странный почерк, в котором каждая буква выводилась неспеша, с любовью, с истинным долготерпением. Видно, что Сковорода никуда не спешил, что время текпомедленно и полно, когда он размышлял о познании самого себя. Долго зревший плод без всякой нервности и суеты, сам собой принимал внешнюю форму, ему присущую, и Сковорода так рождал свои литературные произведения, как Природа рождает свои: без боли, уверенно, просто. Этот пасечный характер лучшие произведения Сковороды носят в высшей степени., Они проникнуты тишиной и созерцательностью улья и местами в взволнованном и неожиданно сильном подъеме изложения хранят следы глубоких восторгов, пережитых Сковородой в ясные летние дни над своими думами о Жизни и Вечности.
Для чего и для кого писал Сковорода? Писал он, очевидно, потому, что смуписалось^«Сей естъсынмой первородный, — пишет он о Наркиссе, — рожден в седьмом десятке века сего. И как сына нельзя не родить, раз он зародился, так и Сковорода не мог не написать своего первенца. Но и вообще о всей своей деятельности он выражался с точки зрения «родительства». Он как бы вступил в духовный брак с «краснейшей паче всех» дочерей человеческих Библией, и от этого союза рождались все творения его духа. «Чем было глубже и безлюднее уединение мое, тем счастливее мое сожительство с сею возлюбленною в женах. Родился мне мужеск пол, совершенный истинный человека, умираю не без чаден». Философские творения Сковороды были плоть от плоти и кость от кости того «совершенного и истинного человека», который в нем родился от мистического союза с Библией. Но если творения его есть бессознательный и необходимый плод общей жизненной работы, то все же писал он их не без некоторой мысли о других, не без некоторого идеального «для кого». «Возлюбленный друже Михаиле! — пишет Сковорода в посвящении «Диалога о древнем мире». — Прими от меня маленький сей дарик... Ты родился любитися с Богом. Прими сию лепту, читай, мудрствуй, прирасти ее и возрасти ее». «Се тебе дар, друже! говорится и в предисловий к «Благодарному Еродию», посвященному С.Н. Дятлову. — Да будет тебе плетенка сия зерцалам сердца моего и памяткою дружбы нашей в последние лета». Таким образом, дружба вот вторичный побудительный мотив для писательской деятельностью Сковороды. Он пишет не только для себя, но и для друзей. Как он привык делиться с ними своими мыслями в беседах, так хочет он и в сочинениях своих беседовать с друзьями. Писания Сковороды — это идеально продолженный устный его разговор, и разговор не с первым встречным, не безразлично со всяким человеком, а с живыми и близкими душами, которых он любил и которые любили его. Вот чем объясняется крупный факт в писательской деятельности Сковороды: свои писания он не предназначал для печати. При жизни ни одно сочинение его не прошло через типографский станок. Очевидно, если бы он захотел, он мог бы прекрасно их напечатать. Но он даже списки своих сочинений оберегал от «нечестивых рук». Священнику Якову Правицкому Сковорода пишет: «Вы, снится мне, переписали «Михайлову борьбу» и паки требуете? Обаче посылаю, негли обрящете, чего ваша перепись не образует. Не медлите ж много; обаче чрез неверные руки — не! не! не! Mavolo apud te earn interire, quam volutari manibus impioribus»». Проф. Багалей думает, что Сковорода оберегал свои рукописи от «литературных врагов».
Мне кажется, что он оберегал свои рукописи не столько от литературных врагов, которые при желании всегда могли бы достать то или иное из сочинений Сковороды и устроить ему большие неприятности, может быть, даже лишить свободы. Ведь списки сочинений Сковороды были широко распространены. Сковорода не желал, чтобы его сочинения попадали в нечестивые, т.е. недостойные руки. Самое выражение volutari — чтобы они не обращались, не ходили, среди недостойных — показывает заботу внутреннюю, а не внешнюю о своих рукописях. Внешний страх за смелость высказываемых мыслей вообще не в характере Сковороды и отвергается всеми известными нам фактами его жизни. Нет, Сковорода свои сочинения сознательно предназначает исключительно для друзей своих. Они написаны подружески, интимно. Он не заковывает их в броню диалектики, не делает их внешне и логически неуязвимыми. Он вообще не публицист, не социальный борец, не религиозный реформатор. Сражаться с людьми и порядками он вовсе не хочет. Пафос страстной борьбы проникает лучшие и важнейшие творения Сковороды. Но эта борьба — внутренняя, напряженность ее чисто духовная. В нем самом свершается непрерывная духовная борьба. В нем самом борются одни духовные силы с другими. «Брань архистратига Михаила с Сатаною», «Пря беса с Варсавою», т.е. с самим Сковородой, вот характерные названия сочинений Сковороды. И сама диалогическая форма, излюбленная Сковородой, диктуется взволнованным душевным состоянием Сковороды. Диалог есть столкновение мнений в форме диалектического состязания. Если диалектика внешняя почти отсутствует в диалогах Сковороды, если поэтому диалоги его никогда не возвышаются до степени художественнозапечатленного столкновения двух диалектических моментов и примирения в третьем, то все писания проникнуты диалектикой внутренней, теми самыми духовными столкновениями и исканиями, которыми полна его жизнь. Сковорода никогда просто не излагает. Незамиренная борьба мыслей продолжается внем и в момент писания42 вот отчего писания его носят характер редкой душевной подлинности, бесспорной психической документальности. Вот отчего сочинения свои Сковорода хотел видеть исключительно в руках своих друзей. Неостывшая еще душа трепещет в его чудаческих писаниях. Только друзьям можно было иметь эти осколки души. И мысль Сковороды можно распространить и на настоящее время. В лабиринт мыслей Сковороды можно проникать лишь сочувственным вниманием, и тот, кто и теперь без дружественной расположенности станет читать писания Сковороды, вряд ли почувствует скрытую в них красоту, вряд ли сумеет восстановить цельный образ его философской мысли.
Сочинения Сковороды хронологически следуют одно за другим с большой равномерностью. Весь свой страннический период он пишет преимущественно, хотя и не исключительно, летом (так, «Жену Лотову», одно из главнейших своих сочинений, он написал во время «непрестанных осенних дождей»432 и в общем одно сочинение приходится приблизительно на два года. Дошедшие до нас сочинения Сковороды443 хронологически датируются с довольно большой и бесспорной точностью. Они идут в таком порядке.
В 1766 году написаны две вступительные проповеди в курсе лекции «О христианском добронравии» и «Начальная дверь ко христианскому добронравию». В сущности оба произведения суть части одного и того же.
В конце 60х годов написаны «Наркис» и «Асханъ», оба посвященные одному и тому же вопросу: самопознанию.45К1772 г. относятся «Разглагол о древнем мире». и Беседа двоих».
Приблизительно к 1774 году1 нужно отнести написание «Разговора дружеского о душевном мире».
К концу 1774 года46 относится «Разговор», называемый «Алфавит, или букваръ,мира».
В 1776 году написан «Израильский Змий», который иначе называется «ИконаАлкивиадская, диалог: душа и нетленный дух».
В 1780 году — «ЖенаЛотова, или Книжечка о чтении Священного писания».
В 1783 году — «Брань Архистратига Михаила с Сатаною».
В 1787 году — «БлагодарныйЕродиш и «УбогийЖаворонок».
В самом конце 80х годов Сковорода написал «Потоп Змиин», который «исправил, умножил и кончил»47 в 1791 году.
Говоря приблизительно, в писательской деятельности Сковороды мы можем выделить три периода. В конце 60х годов, т.е. в начале страннической жизни, внимание Сковороды захвачено главным образом самопознанием. Найдя некоторые твердые основы, Сковорода в середине 70х годов уже в состоянии перейти к сообщению другим тех сокровищ внутреннего мира, которые он обрел, вступив на путь деятельного и динамического самопознания. Если диалоги о самопознании написаны с лирическим воодушевлением, как беседа с самим собой, и в литературном отношении грешат неровностями, совмещая очень сильные места со слабыми и неудавшимися, то диалоги о душевном мире написаны с ровным красноречием и силою уверенного проповедника, который уже не себе, а другим указывает верный и надежный путь жизни. В литературном отношении они наиболее закончены, обдуманы и потому понятны. Они могут лучше всего ввести в круг своеобразных моральных философем Сковороды. Третий период, чрезвычайно важный, составляют диалоги «Израильский Змий», «ЖенаЛотова» и «Потоп Змиин», относящиеся ко второй половине 70х и к 80м годам и все посвященные одному вопросу — проблеме Священного Писания. Это наиболее умозрительные, наиболее теоретические, наиболее глубокие философские произведения Сковороды. «Благодарный Еродий» и «Убогий Жаворонок» — наиболее слабые в литературном отношении — посвящены вопросам воспитания и носят эпизодический характер.
