Струна и люстра - Крапивин Владислав Петрович (мир книг txt) 📗
Однако, в нынешней жизни России, счастливо избавившейся от «гнета социализма» (что получили взамен – отдельный вопрос), нравы школы – ослабевшей, раздерганной, уставшей от постоянного экспериментаторства, с униженными чахлой зарплатой учителями – отношение к внешкольным объединениям не стало лучше. По крайней мере, не на словах, а на практике.
Согласитесь, очень удобно видеть вину в неуспехах учебного процесса не внутри школы, а на стороне. И как соблазнительно воспользоваться удобным рычагом: «Мы вам советуем запретить вашему сыну (или дочери) посещать эту самую «Бригантину», пока он (она) не подтянется по английскому и геометрии…»
Впрочем, это уже не про «Каравеллу», а о более новых и неокрепших отрядах. «Каравелла-то» давно отучила классных наставников от такого метода. В давние времена бывало, что он действовал: родители накладывали «временное табу» на посещение своим отпрыском занятий пресс-центра и флотилии. Но здесь же сразу действовал и «контр-метод»: родители официально ставились в известность, что сын или дочь отчислены из отряда, поскольку они, папа или мама, нарушили данное ими при записи ребенка обещание не препятствовать ему в прохождении программы «Каравеллы». После этого ребенок, как правило, устраивал дома такой «бенц», что родители спешили в отряд с просьбами о «повторном принятии» и заверениями, что «больше не повторится», а корреспондентская группа «Каравеллы» устраивала «бенц» школе – по поводу применения той незаконных и антипедагогических приемов.
Здесь опять хочу оговориться. Может возникнуть впечатление, что «Каравелла» всегда была со школами «на ножах». Это вовсе не так. О конфликтах речь пошла, чтобы подчеркнуть необходимость независимости самостоятельной детской организации от минпросовской системы. А на уровне «обычной жизни» мы много сотрудничали с разными школами, встречали у себя в гостях учеников и учителей, устраивали в школах киносеансы, помогали там выпускать стенгазеты, принимали подшефных третьеклассников в пионеры. К нам приезжали школьные экскурсии из разных городов, мы организовывали для этих ребят прогулки под парусами, показывали свои спектакли.
Еще в середине шестидесятых отряд подружился с начальными классами в поселке Северском, собрал для них библиотеку, затевал совместные дела.
Примерно в это же время возникла дружба с московским интернатом № 58. Ребята не раз ездили друг к другу в гости, даже создали общий пресс-центр, вместе выполняли задания журнала «Пионер»…
Все это воспринималось, как самые обыкновенные дела, поэтому сейчас и перечень выглядит скучноватым, как в газетной заметке неопытного корреспондента. Драматические ситуации запоминаются крепче в силу их неординарности и «нервотрепки».
Кстати, бывают случаи, когда педагоги, вначале воспринимавшие отряд в штыки, потом, познакомившись поближе, меняют точку зрения на сто восемьдесят градусов.
Еще в тех же давних шестидесятых у нас с местной школой в поселке Уктус разгорелся конфликт из-за грубости и рукоприкладства некоторых наставников. Дело кончилось статьей в областной молодежной газете, всякими разбирательствами и наказаниями виновных. Завуч Алевтина Леонидовна поначалу крайне возмущалась «этими самыми юнкорами и их писателем». Однако однажды, в разговоре с глазу на глаз, она сказала: «Чего мы только ругаемся, позвали бы к себе в гости, показали как и что…»
Ребята охотно позвали и показали. Раз, другой… И скоро Алевтина Леонидовна стала союзником «Каравеллы». Неоднократно помогала во всяких делах. Однажды даже выделила из школьного фонда запас фанеры для строительства новых яхт. Мы друзья до сих пор и при встрече любим вспомнить «дни бурной педагогической молодости»…
А вот совсем необычный случай, в середине семидесятых. Были у нас отряде два брата, Боря и Рома, сыновья известного музыкального деятеля. Талантливые ребята. Они очень любили «Каравеллу» (кстати, и сейчас любят, хотя давно выросли), а папа ее не любил. Он считал, что отряд отвлекает сыновей от учебы и «противопоставляет детей взрослым». Однако характеры деток были таковы, что папа оказался не в силах категорически отрешить Бориса и Романа от флотилии, те вросли в нее всеми корнями. И папа пошел за помощью в школу.
Руководство к просьбе уважаемого человека отнеслось с пониманием (тем более, что разделяло его взгляды). И применило особую тактику: послало в отряд «объективного представителя» – студентку-практикантку – чтобы та «с независимых позиций» оценила ситуацию, разобралась в конфликтной схеме «папа-дети-отряд-школа», вынесла свой вердикт и способствовала нейтрализации дурного влияния «Каравеллы» на музыкально одаренных мальчиков.
К «независимости позиций» гостьи инструкторы отнесли со скепсисом, однако встретили ее на водной станции вежливо и охотно рассказали об отрядных делах.
– Как видите, не пьем, ни курим, занимаемся производительным трудом и общественно полезными делами, – комментировал коллективный рассказ пятнадцатилетний капитан Алеша Усов. – Смотрите, какой корабль отгрохали. То есть это не корабль в строгом понимании, а гафельный тендер, но тем не менее вполне морское судно…
Недалеко от причала, пришвартованный к плавучей бочке, покачивался на легкой волне наш недавно построенный «Дик Сэнд», очень похожий на суда восемнадцатого века.
– В самом деле красавец, – согласилась инспектирующая студентка.
– А внутри он еще лучше. Хотите посмотреть? – предложил Боря (потом он убеждал всех, что не таил никакого умысла).
Девушка (кстати, рослая, спортивного вида) хотела. Ей джентльменски предложили облачиться в брезентовый комбинезон и спасательный жилет. К пирсу подогнали сборно-надувную яхточку, которая служила тогда «разъездной шлюпкой». Сначала на «Дик» переправился его экипаж, затем Боря повез на него студентку.
Едва яхточка приблизилась к «Дику», девушка потянулась к нему и ловко ухватилась за высокий планшир. Но накачанный борт «разъездной шлюпки» упруго ударился о твердый борт тендера, и она быстро отошла от «Дика» на полтора метра.
– Ай! – сказала студентка. Потому что оказалась в «подвешенном состоянии»: ладони ее лежали на планшире большого судна, ступни цеплялись за борт коварной яхточки, а туловище повисло над водой, как бы образуя прогнутый мостик.
Яхточка в таком положении оказалась неуправляемой, Боря суетливо замахал веслом.
– Ай… – опять сказала студентка (впрочем, без паники) и разжала руки. Плюх!..
Ее довольно быстро, с охами, ахами и всяческими извинениями (искренними, потому что перепугались) выволокли на «Дика».
– Боря, – скорбно сказал я с полубака. – Ты можешь уверять сколь угодно и часто, что сделал это не нарочно. Ни педагогическая общественность, ни один человек вообще не поверят тебе ни в какие времена.
– Ну, правда же не нарочно! – взвыл он с интонацией, близкой к стопроцентной честности…
Единственным человеком, который полностью поверил Бориной клятве, была эта девушка. Отряхиваясь, как вылезший на сушу водолаз-ньюфаундленд, она восклицала:
– Как здорово! Какая прелесть! Настоящее морское приключение!
И повторяла это, когда ее в рубке угощали горячим какао из термоса (вода в сентябре была не совсем для купания). – Потом спросила: – А можно поставить паруса?
– Можно! – радостно возгласил Боря и только потом взглядом спросил разрешения у меня…
Видимо, отчет «инспектирующей студентки» школьному начальству был вполне восторженным. По крайней мере, оно больше не предпринимало негативных действий. Да и папа на какое-то время успокоился. А девушка еще несколько раз была у нас в гостях…
Этим жизнерадостным эпизодом мне и хочется закончить главу о взаимоотношении ребячьих отрядов со школами, хотя в общем-то тема неисчерпаема и могла бы послужить основой для пухлой монографии.
