Тайна сталинских репрессий - Север Александр (электронные книги бесплатно txt, fb2) 📗

Генрих Ягода подстраховался – женился на Иде Авербах – племяннице Якова Свердлова. Другой мощный рычаг – организация возвращения из-за границы Максима Горького. В этой операции активное участие принял Леопольд Авербах – брат супруги. Он специально ездил к «буревестнику революции» в Италию, чтобы уговорить его вернуться в Советский Союз.

За делами карьерными Генрих Ягода не забывал и о своей внеслужебной жизни. Генрих Ягода, его родители и пять сестер, тесть Авербах с родней, а также особо приближенные лица роскошно жили в советской столице. У всех были квартиры в центре Москвы и уютные дачи в ближнем Подмосковье. Через неделю после ареста были аккуратно подсчитаны все «спецрасходы» по обслуживанию бывшего наркома и его семьи. Только за 9 месяцев 1936 года они составили 3 млн. 718 тысяч рублей – деньги по тем временам громадные. Среди изъятых у него вещей – «резиновый искусственный половой член». Экзотический по тем временам предмет – для скучающей супруги Иды, ибо помимо государственных дел Генрих Ягода успевал «ходить на сторону». Нарком питал нежные чувства к вдове сына Максима Горького, Надежде Алексеевне (Тимоше). Для нее на казенные деньги была куплена дача в Жуковке (160 тысяч рублей). В том же поселке обитала некая гражданка Галл. Дача стоила лубянской казне всего-то 25 тысяч, но кровать туда завезли за 30 тысяч…

«Клан Ягоды»

В очередной раз автор вынужден написать словосочетание «опровергая существующий миф». Теперь речь пойдет о том, что в команде Генриха Ягоды были не только евреи, но и представители других национальностей. Сам Генрих Ягода порой активно противодействовал продвижению по служебной лестнице своим соплеменникам. Хотя, по мнению отдельных авторов, должен был активно содействовать их восхождению на вершину власти.

За два месяца до своей отставки с поста наркома внутренних дел Генрих Ягода подписал Приказ НКВД СССР № 00240 «О повышение «чекистской бдительности», перестройке работы аппарата НКВД и недостатках в работе управлений НКВД по Азово-Черноморскому и Западно-Сибирскому краям и по Свердловской и Сталинградской областям». В нем он в жесткой форме критиковал работу своих подчиненных, невзирая при этом на их национальность:

«Начальникам управлений НКВД СССР республик, краев, областей, секторов, окружных, городских, районных отделов и особых отделений ГУГБ НКВД, ДТО, ОДТО и оперпунктов УГБ УНКВД; нач-кам отделов и отделений УГБ УНКВД республик, краев и областей; нач-кам отделений, секторов, окружных отделов и особых отделов ГУГБ НКВД и ДТО ГУГБ НКВД; оперуполномоченным отделов и отделений УГБ УНКВД республик, краев и областей, секторов, окружных, особых и ДТО ГУГБ НКВД; зам. нач. политотделов совхозов на работе ГУГБ; нач-кам УРКМ НКВД республик, краев и областей, нач-кам окружных, городских и районных отделов РКМ; нач-кам УПВО-УВО, погранотрддов; комендантам отдельных комендатур; командирам бригад и полков НКВД; нач-кам управлений лагерей НКВД; нач-кам школ ГУГБ и ГУПВО НКВД; нач-кам управлений и отделов НКВД СССР; нач-кам отделений и оперуполномоченным отделов ГУГБ НКВД СССР.

18 января 1935 года Центральный Комитет ВКП(б) в своем закрытом письме по поводу убийства товарища Кирова поставил перед всеми членами партии задачу – «покончить с оппортунистическим благодушием, исходящим из ошибочного предположения о том, что по мере роста наших сил, враг становится будто бы все более ручным и безобидным».

Квалифицируя такого рода оппортунистическое благодушие как отрыжку правого уклона, Центральный Комитет разъяснял всем членам партии, что «чем безнадежнее положение врагов, тем охотнее они будут хвататься за «крайнее средство», как единственное средство обреченных в их борьбе советской властью».

Это письмо имеет особое значение для всех работников Народного комиссариата внутренних дел, а некоторых касается и непосредственно, поскольку главную вину за убийство товарища Кирова несут работники Ленинградского управления НКВД, которые не сумели своевременно вскрыть преступные замыслы зиновьевско-троцкистских последышей и организовать надлежащую охрану товарища Кирова, вследствие своего преступного благодушия, самоуспокоенности и забвения революционной чекистской бдительности.

Уроки, вытекающие из убийства товарища Кирова, обязывают все органы НКВД, всех работников НКВД коренным образом перестроить методы работы в соответствии с усложнившейся обстановкой борьбы, повысить дисциплину в работе и прежде всего решительно покончить и до конца выкорчевать оппортунистическое благодушие и ротозейство.

Новые условия и обстановка в работе обязывают всех работников НКВД к заостренной революционной чекистской бдительности к врагам партии и советского государства, к слаженности работы аппарата, повышению культурности в работе, умению быстро ориентироваться в политической обстановке края, области, района и на основе изучения и знания политической обстановки – делать правильные оперативные выводы в своей работе.

Решение задач, поставленных перед Главным управлением государственной безопасности в новых условиях утонченнейшей и ожесточеннейшей борьбы остатков разгромленных классов, подонков троцкистско-зиновьевской контрреволюционной организация и белогвардейщины – требует от руководителей органов НКВД коренной перестройки агентурной и следственной работы, приведения в порядок агентурно-осведомительной сети, личного оперативного, конкретного и повседневного руководства ею.

Именно эти задачи и были поставлены в моем закрытом письме № 001 от 26 января 1935 года.

Однако, как показала проверка ряда местных органов НКВД, некоторые руководящие работники органов НКВД не извлекли для себя всех уроков из убийства товарища Кирова, не положили в основу своей работы мои практические указания, изложенные в закрытом письме и последующих приказах, и тем самым не обеспечили выполнения требований, поставленных партией и правительством перед органами НКВД об охране государственной безопасности.

Некоторые руководители органов НКВД больше заняты представительством, чем чекистской работой, привыкли только распоряжаться и командовать, не способны сами практически работать; не учат, да и не могут учить, подчиненных им работников.

Это уже не чекисты, а зазнавшиеся вельможи, негодные для работы на боевом посту чекиста-руководителя.

Некоторые из этих вельмож пытаются собственную бездеятельность и лень прикрыть рассуждениями о том, что аппарат ЧК слишком много работает, что надо культурнее работать, сохранять силы аппарата и т. п.

Слов нет, что в нашу работу надо внести больше культуры, организованности и целеустремленности в борьбе с врагами.

Но когда вся «культура» у этих «горе-чекистов» сводится к тому, что подчиненные им люди работают как в кооперативе от и до определенных часов, когда эта «культура» приводит к потере остроты в борьбе с врагом, ничего кроме вреда для дела это дать не может. Такой «культуры» нам, чекистам, не нужно.

Вследствие оппортунистического благодушия, самоуспокоенности, забвения старых чекистских традиций и бездеятельности, – эти работники оказались не в состоянии распознать и разоблачить новые методы борьбы врагов против партии и советского государства и оказались неспособными обеспечить государственную безопасность.

Именно поэтому начальники управлений НКВД Сталинградского и Азово-Черноморского краев, Свердловской и Западной областей не выявили троцкистов, ведущих активную контрреволюционную работу.

И, наоборот, там, где начальники управлений НКВД (Горьковский край, Ленинградская область, Московская область, Украина, Белоруссия) правильно поняли свои задачи и перестроили работу своего аппарата, там ведется активно борьба с контрреволюционными троцкистами, зиновьевцами и прочими белогвардейцами.

Наиболее ярким примером проявления оппортунистического благодушия и зазнайства и примером неспособности перестроиться самому и перестроить работу своего аппарата может быть начальник управления НКВД Сталинградского края – комиссар государственной безопасности 3-го ранга тов. Рапопорт (Рапопорт Григорий Яковлевич, еврей. – Авт.).