Четвертая высота - Ильина Елена Яковлевна (лучшие бесплатные книги txt) 📗

Когда она подъехала к водной станции, уже совсем стемнело. Принимая у неё байдарку, старик лодочник долго её журил:

— Последняя пришла! Что же, мне тут ночевать из-за вас, что ли?

— Простите, дедушка, — ответила Гуля. — Я и сама не хотела далеко заплывать, да меня течением унесло.

Еле живая от усталости, добралась Гуля до дому. Кажется, никогда ещё она не чувствовала себя такой разбитой. Фрося пожалела её и принесла ей ужин в постель.

— Понимаешь, Фросенька, — говорила Гуля, уплетая за обе щеки вареники с вишнями, из которых так и брызгал сок, — понимаешь, полезла я сегодня к чёрту на рога без всякой тренировки…

— Ай-ай-ай, без тренировки!.. — сочувственно качала головой Фрося.

— В том-то и штука! Чуть не унесло меня, понимаешь. Но мне этот урок пригодится, увидишь сама. Вот кончу экзамены и буду каждый день грести, чтобы наловчиться. Весь Днепр пройду сверху вниз и снизу вверх.

— Ой лишенько! — только вздохнула Фрося.

— Да, да, весь Днепр! Только теперь я буду умнее. Пока сил много, вверх по течению плыви, а когда устанешь, можно и вниз!..

На другое утро Гуля пошла к Наде, чтобы взять у неё задачник. Предстоял новый экзамен — геометрия. Нади не оказалось дома. Бабушка её, худенькая, чистенькая (та самая, которая отказалась держать палец в чернилах), уговорила Гулю подождать Надиного прихода.

На обеденном столе лежало, раскинув рукава, голубое летнее платье (должно быть, то самое — «счастливое»). Бабушка разглаживала на нём оборочки.

— Не знаю, что мне с ней и делать, — говорила она, пробуя пальцем горячий утюг. — Совсем от рук отбилась моя Надюшка! Не постирает себе, не погладит. Вот нарядиться, погулять — это её забота. Коза, да и только.

Духовой утюг с сердитым шипением задвигался взад и вперёд по влажному голубому полотну.

— А вчера совсем меня расстроила, — продолжала бабушка. — «Я, говорит, геометрию сдавать не буду. И вообще больше ничего сдавать не буду». — «Как это так — не будешь?!» — говорю. «А я, говорит, на осень попрошу перенести. Осенью заодно с физикой сдам. Всё равно, говорит, лето пропало!»

Бабушка налегла на утюг, и голубое полотно побледнело от прикосновения горячего металла. Утюг, разгораясь, свирепел всё больше и больше, словно он, так же как и бабушка, был зол на Надю.

— Все экзамены на осень? — удивилась Гуля. — Да она же ни за что не сдаст!

— Я и то говорю, не сдаст, — вздохнула бабушка. — До слёз меня вчера довела. — Старуха помахала в воздухе утюгом, чтобы немного охладить его. — В могилу меня эта вертушка загонит!

И, смахнув слезу, бабушка в последний раз провела утюгом по голубой ткани и положила сияющее чистотой платье на кружевное покрывало постели. Из передней послышалось звяканье ключа.

— Вот и она, бессовестная, — сказала бабушка. — И жалко мне её: всё же сиротка, растёт без матери, отец всегда в командировках, вот и делает что хочет…

Надя, кудрявая, лёгонькая, тонконогая, и в самом деле похожая на козу, вбежала в комнату и, поцеловав на бегу бабушку, а потом и Гулю, сразу устремилась к кровати.

— Вот спасибо, бабусенька! Я достала как раз билет на концерт Орловой, и мне необходимо свежее платье. Ах, у меня не бабушка, а чистое золото!

И, подумав, прибавила:

— Конечно, когда не ворчит.

Бабушка только вздохнула и пошла на кухню.

— Ты что это придумала, Надька? — начала Гуля. — Школу бросать, что ли?

— Тебе бабушка уже успела нажаловаться? — спросила Надя. — Я и не думаю бросать школу. А только хочу отложить эти чертовские экзамены на осень. Всё равно осенью надо сдавать физику, заодно сдам уже все предметы.

— Сядешь ты, Надька, на мель со своим «заодно». Давно ли ревела на физике?

— Почему сяду? Подумай сама…

И Надя принялась доказывать Гуле, почему ей нужно перенести экзамены на осень. Во-первых, она так устала за год, что ей ничего не лезет в голову, а за лето она отдохнёт и наберётся сил… Во-вторых, летом в дождливую погоду очень приятно заниматься. («Всё равно, понимаешь, некуда идти!») В-третьих, учителя за лето тоже отдохнут и станут гораздо добрее.

— В-четвёртых, — продолжала Надя, — мне в последнее время вообще не везёт, определённо не везёт! Лучше сейчас и не рисковать.

Гуля слушала её, покачивая головой.

— Знаешь, — сказала она, — плыть вниз по течению очень легко, одно удовольствие. Лодка как будто сама идёт. А попробуй поверни обратно. Тебя захлестнёт так, что не выберешься!

Надя с недоумением смотрела на Гулю.

— Не понимаю, к чему ты это говоришь!.. То лодка, а это экзамен. Совсем разные вещи!

— И вовсе не разные! — с жаром сказала Гуля. — Ты пойми — это ко всему подходит, решительно ко всему. Только дай себе волю, начни жить как легче, и тебя понесёт так, что не выплывешь. Это надо помнить всю жизнь. Это самое, самое главное!

Гуля до того разошлась, что и не заметила, как в комнату вернулась бабушка. Держа в руке кофейник, она стояла на пороге и слушала Гулю.

— Что правда, то правда, — сказала она наконец. — Я седьмой десяток доживаю, а то же самое слово в слово скажу. Опасно вниз по течению плыть…

— Да ты же никогда и на лодке не каталась! — перебила её Надя.

— Было время — каталась, и побольше тебя, — усмехнулась бабушка.

Из передней донёсся телефонный звонок. Надя опрометью бросилась из комнаты.

— Гуля, это тебя! — послышался её разочарованный голос.

— Меня? — удивилась Гуля.

В телефонной трубке что-то отчаянно трещало и клокотало. Гуля сразу же догадалась, что это звонит Фрося. Фрося всегда кричала в трубку так, будто находилась за несколько тысяч километров от Киева.

— Фросенька, — сказала Гуля, — говори потише, я ничего не разберу…

Фрося стала говорить немножко спокойнее, и Гуля наконец услышала:

— Та біжи ж швидше до дому, бо тебе батько выклыкае з Москвы! Швидше!

— Папа! — обрадовалась Гуля. — Бегу!

И она чуть не выронила телефонную трубку.

Когда она добежала до дому, сердце у неё билось так, что она не знала, сможет ли сказать отцу хоть бы одно слово. Но междугородная станция позвонила не сразу, и Гуля успела отдышаться.

Она не всё услышала, что говорил ей отец, но разобрала самое главное: он позвонил ей только для того, чтобы поддержать её в трудное время экзаменов.

Милый, знакомый отцовский голос, слабо доносящийся из такой дали, звучал ещё ласковее и мягче, чем всегда.

И Гуля с особенной радостью кричала, нежно поглаживая рукой черную трубку:

— Да, да, держусь, папочка! По физике «отлично». И по литературе «отлично»! Миленький, дорогой мой, спасибо, что позвонил!..

ЕЩЁ ОДНО ИСПЫТАНИЕ

Со ступеньки на ступеньку проходила Гуля всю трудную и крутую лестницу экзаменов. Одна ступенька была пониже, другая — повыше, перед одной приходилось дольше готовиться к подъёму, перед другой — поменьше.

А когда все ступеньки были наконец пройдены, лестница показалась Гуле вовсе не такой уж высокой.

Экзамены были сданы отлично, но отдохнуть Гуле не пришлось.

Впереди были новые испытания — на этот раз физкультурные: общегородское соревнование по плаванию и прыжкам.

После сидения за книжками Гуле особенно приятно было бегать на водную станцию.

Лето было уже в разгаре, и занятия из бассейна перенесли на водную станцию, на Днепр.

У Гули обгорел нос, и вся она стала шоколадная, только волосы ещё больше посветлели.

Подготовка шла прекрасно — хоть завтра прыгай с вышки на глазах у всего Киева. Не хватало одного: резиновой шапочки. Но, как назло, шапочки не было в то лето ни в одном магазине.

— Знаешь что? — сказала ей как-то Мирра Гарбель, которая принимала самое близкое участие во всех Гулиных делах. — Выпишем шапочку из Ленинграда, прямо с «Треугольника».

— С ума сошла! — сказала Гуля.

— Да нет, ты же всё-таки артистка. Может быть, они тебя знают.

— Много таких артисток! — сказала Гуля.