В пламени холодной войны. Судьба агента - Коллектив авторов (книги .txt) 📗
– Да нет у меня никакого пропуска! Я думал, их отменили.
– Нет? Я, конечно, рад тебе… Но должен проверить.
Он вышел. И вскоре вернулся, хохоча как безумный:
– Спрашиваю, знают ли они, кого только что пропустили? И угадай, что мне ответили?.. «Конечно, знаем: командующего американскими ВМС». Поздравляю!
Отсмеявшись, он искоса посмотрел на мои знаки отличия, но из вежливости ничего не сказал.
Не буду уверять, что подобные недоразумения причиняли только хлопоты. Случалось извлечь и выгоду, используя при удобном случае незаконный престиж, особенно когда события изменялись так быстро, что заблуждение не успевало стать очевидным.
Например, во время моих часто повторяющихся ознакомительных визитов на промышленные предприятия, где я порой оставался наедине с кем-то из инженеров. В таких случаях я старался использовать все: одежду, ситуацию, знание языка, который в результате многолетнего общения с американцами давно уже превратился из школьного английского в хороший американский.
Осенью 1952 года на президентских выборах республиканец генерал Эйзенхауэр выставил свою кандидатуру против демократа Эдлая Стивенсона. Вечером после выборов начались празднества для тех, кто стоял на предвыборной вахте, и тех, кто был приглашен в качестве единомышленников. Желая получить самое полное впечатление, Веннерстрем раздобыл два приглашения – по одному от каждой стороны. Первую часть вечера он провел у республиканцев, а позже побывал у демократов. Оказалось, что в партийных делах людям чертовски трудно быть беспристрастными: победа действовала на республиканцев как наркотик. Впрочем, не приходилось сомневаться, что их правление в условиях «холодной войны» будет подчеркнуто «ястребиным».
В день вступления в должность нового президента – 20 января 1953 года – шведский военно-воздушный атташе принадлежал к числу многих в дипломатическом корпусе, кто был приглашен на торжество. Грандиозный бал в тот вечер приятно запомнился Стигу не только из-за чествования президента Эйзенхауэра и нового вице-президента Никсона, но и потому, что ему там просто здорово повезло.
На бал он заявился, имея на руках двенадцатидолларовый входной билет, подаренный знакомым промышленником. Представление о размахе торжества давал даже номер билета – 10 045. Так что, когда на следующий день в газедах сообщили, что приглашенных было больше десяти тысяч, сомнений не возникло. Места для всех в одном помещении разумеется, не хватило, и бал «растекся» по гимнастическим, залам и холлам университета. «Айк» и «Мами» (так уменьшительно называли нового президента и его супругу) вынуждены были разлучаться, поочередно находясь в разных местах, так же, как и чета Никсонов. Целых восемь оркестров обеспечивали музыкальное сопровождение.
Когда швед не без труда отыскал в толпе подарившего билет знакомого, оказалось, что оба они приглашены в дорогостоящую ложу к нескольким богатым промышленникам. Нелишне заметить, что знакомства, приобретенные там, Веннерстрем смог по-настоящему оценить во многих последующих случаях. Особенно с учетом того, что промышленные тузы из других лож имели возможность заметить и запомнить его.
В общем, было не так много танцев, как предполагал Стиг, – больше разговоров. Но все-таки ему повезло увидеть «Айка» и «Мами» танцующими друг с другом под звуки оркестра Джи Ломбарда.
Эйзенхауэр, вопреки опасениям, не производил впечатления «ястреба» или президента с лицом «генеральского покроя», как высказался кто-то в прессе. Скорее можно было утверждать, что он оказался достаточно пассивным, предоставив крепнуть «русскому мирному наступлению» в годы, последовавшие за смертью Сталина. Правда, в первой президентской речи он позволил себе высказывание, от которого в Москве, по образному определению Стига, «высоко вздернулись брови».
Эйзенхауэр говорил о «порабощенных народах» Восточной Европы, их судьбе, и о том, что американцы не должны смотреть на это равнодушными глазами. Внешнеполитическое высказывание нового президента облетело весь мир и достигло Москвы, что отразилось даже на работе ничего не подозревающего шведского агента: от Петра пришла шифровка, которую передал Кувинов. Она была краткой. Под заголовком «Главная задача» – только изложенная выше цитата президента. Задание понятное, если связать его с беседой в Москве: Стигу предстояло выяснить, носило ли высказывание характер расплывчатый, сообразный с теперешней политической атмосферой, или за ним должны будут последовать определенные политические и военные действия. Понятно, что такое заявление подлежало особо внимательному рассмотрению – ведь президентский пост теперь занимал генерал.
Сам Веннерстрем был убежден, что советская сторона вскоре предпримет контрмеры, готовясь быстро прореагировать на возможные волнения в восточноевропейской буферной зоне, существование которой обеспечивало безопасность Советского Союза. События в Восточной Германии в июне того же года подтвердили это. Так называемая рабочая революция в Восточном Берлине длилась только один день, потому что русские танковые подразделения вмешались немедленно.
Доклад Центру был целиком отрицательным: агент не смог выявить никаких признаков целенаправленной подготовки, если отбросить возросшую пропаганду американских радиостанций в Западной Германии и активность ЦРУ во всех государствах восточного блока. Подтверждением доклада стал венгерский переворот 1956 года, когда события развивались настолько затянуто, что американцы могли бы успеть предоставить любую помощь, если бы были готовы. Однако, как говорится, не пошевелили даже пальцем.
Указание, полученное через Кувинова, стало первой ответной связью – из Москвы в Вашингтон. Такое происходило еще несколько раз. В основном же сообщения следовали односторонне: из Вашингтона в Москву. Получив на загородной встрече с Кувиновым упомянутую шифровку, Стиг обратил внимание на бумагу: она была особого сорта, белая и тонкая.
– Ну что, запомнил? – нетерпеливо спросил русский.
И забрав у шведа листок, щелкнул зажигалкой. Бумага дематериализовалась с легким хлопком. Никто не мог бы упрекнуть генерала в том, что он не принял все возможные меры предосторожности.
Глава 19
По теории вероятности необходимость в незапланированной встрече Кувинова с его агентом была минимальной. Тем не менее они выработали специальную схему на все случаи. И однажды эта схема была-таки использована. Единственный, но очень существенный раз за все время пятилетнего пребывания Веннерстрема в Вашингтоне.
Событие запомнилось обоим еще и из-за страшного снежного бурана, разбушевавшегося именно тогда… Для вашингтонского климата такие всплески стихии – не новость. Они непродолжительны, снег лежит один-два дня. Поэтому организованная система уборки снега отсутствует, и если шторм все же случается, он полностью парализует движение.
Когда от Кувинова поступил «сигнал», было утро, и шторма никто не предвидел. Поскольку они никогда не звонили друг другу и не обменивались визитами в рабочее время, именно телефонный звонок и служил сигналом в случае крайней необходимости. Оторвав Стига от завтрака, русский связник печально произнес в трубку:
– Прошу извинить, но я не могу встретиться с вами сегодня в 10 утра. Обстоятельства не позволяют… Увидимся как-нибудь в другой раз.
«Сегодня в 10» означало, что шведа вызывают на час раньше и встреча должна выглядеть совершенно случайной.
Задолго до девяти Стиг запарковал машину у своего посольства и, прогуливаясь, направился к магазинчику, в котором обычно покупал сигареты. Получив пачку, он еще некоторое время неторопливо потоптался, рассматривая витрину. За несколько минут до назначенной встречи развернулся, пошел обратно прежней дорогой и через сотню метров… столкнулся с коллегой из русского посольства. Все произошло очень естественно, несмотря на то, что согласовывалось довольно давно.
На этот раз не было никакой таинственности. Просто остановились, поздоровались, и Кувинов спокойно объяснил:
