Дзержинский - Тишков Арсений Васильевич (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
Наконец, откричавшись и отдышавшись, Иваненко взял в руки взволновавшую его телеграмму и еще раз прочел сухое казенное извещение о том, что «Феликс Эдмундович Дзержинский, ссыльнопоселенец Канского уезда села Тасеевского, скрылся в половине ноября 1909 года».
Вот и лови после этого опасных государственных преступников, возись с ними, добивайся строгого приговора, а они бегут, едва доехав до места ссылки!
На следующий день поздним вечером в Вильно по Полоцкой улице шел: одинокий путник. Лицо его было скрыто высокой серой папахой, надвинутой на голову по самые брови, и поднятым, воротником тулупа. У одного из домов путник остановился и внимательно осмотрелся — улица была пустынна. Он позвонил. Дверь открылась, и луна осветила женщину средних лет, с удивлением оглядывающую позднего гостя.
— Разве ты не узнаешь меня, Альдона? Впускай же скорей!
В следующую минуту с криком «Фелек!» Альдона кинулась обнимать брата.
Вошли в комнату. И Феликс перешел в объятия Станислава.
Всю ночь проговорил Феликс с сестрой и братом.
Утром Альдона послала своего младшего сынишку в аптеку за краской для волос.
— У меня появилось много седых волос, хочу их покрасить, — ответила она на вопросительный взгляд сына.
Тонио обернулся быстро. И тут ему пришлось еще раз удивиться: мама вместо своих начала красить волосы дяде Феликсу.
— У дяди тоже много седых волос, — сказала мама, улыбаясь, — но ты, Тонио, уже большой и не должен никому об этом говорить.
Работа еще не была окончена, когда раздался резкий звонок. Так могли звонить только чужие. Станислав проверил черный ход — свободно! И Тонио увел дядю к реке, не забыв захватить и краску. Все это не заняло и минуты. И потому не успел звонок повториться, как Альдона уже открывала дверь.
В дом ворвались жандармы.
— Нам известно, что у вас скрывается ваш брат Дзержинский Феликс Эдмундович. Покажите, где он? — потребовал офицер.
— Как он мог здесь оказаться, когда я только вчера получила от него письмо из Сибири, — сказала Альдона, протягивая конверт.
Офицер посмотрел на штемпель и сунул письмо в карман. Жандармы осмотрели дом, разумеется, никого не нашли и удалились.
К ночи Дзержинский покинул Вильно.
Станислав и Альдона были напуганы вторжением жандармов и рады, что Феликсу удалось на этот раз избежать ареста. Но больше всех был доволен Тонио. Его прямо-таки распирало от гордости. Не всякому мальчишке доведется спасать от жандармов своего дядю! Жаль только, что никому нельзя об этом рассказать.
В конце декабря 1909 года Дзержинский благополучно добрался до Берлина. И там узнал, что его тюремный дневник обогнал своего хозяина. По решению Главного правления в «Пшеглонде» уже началась публикация дневника.
Глава VII Эмигрант
Ну вот она, вилла «Спинола»!
Высокий плотный мужчина указал Дзержинскому на большое, довольно мрачное здание — когда-то здесь был монастырь.
Константин Петрович Пятницкий, директор издательства «Знание», встретил Дзержинского в городе случайно и, узнав, что тот ищет Горького, вызвался проводить его.
Горького Дзержинский застал на террасе.
День был ясный, солнечный, но с моря дул ветер, и Алексей Максимович поверх демисезонного пальто был укутан в плед.
В Италию Дзержинского направила партия. Как восемь лет назад, после побега из Верхоленска, так и сейчас Роза Люксембург настояла на отдыхе и лечении. А Мархлевский сказал:
— Поезжайте-ка, Феликс, на Капри. Лучшего зимнего курорта для легочных больных в Европе не найдете; не зря же Горький там обосновался.
Вот так и оказался Феликс Эдмундович Дзержинский на вилле у Алексея Максимовича Горького.
Алексей Максимович встретил Феликса ласково. Его приезду Горький не удивился — видимо, о предстоящем визите Дзержинского на вилле «Спинола» уже знали. И ждали его.
Горький широким жестом пригласил Дзержинского войти в дом.
Кабинет писателя был весь заставлен полками с книгами. На большом столе лежали груды своих и чужих рукописей.
И Горький принялся подробно расспрашивать Дзержинского о его работе в подполье, об арестах и тюрьмах.
Особенно его интересовали побеги. («Прямо роман. Садись да пиши…») Узнав, что в Варшавской цитадели Дзержинский вел дневник и что этот дневник опубликован в «Пшеглонде», Алексей Максимович сказал:
— Обязательно попрошу Мархлевского прислать мне. Жаль, нет русского перевода.
Они проговорили несколько часов и расстались весьма довольные друг другом.
— Заходите ко мне почаще, не стесняйтесь, — напутствовал радушный хозяин своего нового знакомого.
Дзержинский снял комнату в недорогом пансионе недалеко от виллы «Спинола». С этого дня все три недели пребывания Дзержинского на Капри он почти ежедневно встречался с Горьким.
По утрам в распахнутое окно Феликс смотрел на вечнозеленые деревья и кустарники, растущие вокруг пансиона, вдыхал полной грудью воздух, пропитанный запахом моря, и к нему приходило состояние тихого блаженства. После сырых и мрачных казематов Варшавской цитадели и мытарств по вонючим этапам ему казалось, что он попал в настоящий райский уголок.
В первый же по-весеннему теплый день Дзержинский нанял лодку и отправился в знаменитый Голубой грот.
Феликс был потрясен и очарован открывшимся ему зрелищем. Да это же волшебный мир! Вода, стены, лодка, весла, лица, руки — все лазурное!
Ближе к вечеру Дзержинский пришел к Горькому, рассказал о своих впечатлениях.
— Ну волшебства тут, конечно, никакого нет, — улыбнулся в усы Алексей Максимович. — Солнечный свет попадает в грот сквозь толщу воды, и все предметы получают лазурный оттенок. А мы с вами восхищаемся чудом природы. И очень хорошо, что не потеряли такой способности.
— А вы знаете, Алексей Максимович, чего мне больше всего не хватало в тюрьме? Живого общения с природой! Хлебным мякишем я прилеплял к стенкам цветные открытки и картинки, вырванные из журналов. Жалкие копии! Но, глядя на них, я уносился в мыслях в свои родные края или в неведомые страны. Иногда в моей камере появлялись настоящие, живые цветы, и тогда я был безмерно счастлив.
Беседа потекла по руслу воспоминаний. Горький рассказал Дзержинскому несколько историй из своей жизни.
Дзержинский вспоминал случаи из тюремной жизни и сетовал, что тюрьма помешала следить за событиями в партии. В разговоре Горький и Дзержинский не могли обойти и одну из животрепещущих тем — новые течения в философии.
Время, проведенное Дзержинским в Варшавской цитадели, в 1908–1909 годах, совпало с ожесточенным наступлением реакции на российский рабочий класс и его партию. Прошли массовые аресты членов Российской социал-демократической рабочей партии. В лапы охранки попал ряд членов Центрального Комитета, подверглись разгрому местные партийные комитеты. Мелкобуржуазные интеллигенты бежали из партии. Отошла от нелегальной работы и часть неустойчивых рабочих. Состав партийных организаций значительно сократился.
«Организационное ослабление РСДРП соединялось с серьезным идейным разбродом в ее рядах» [14]. Большая часть меньшевиков добивалась ликвидации нелегальных партийных организаций и прекращения нелегальной партийной работы, за что и назвали их «ликвидаторами». Опасные идейные шатания проявляли и некоторые большевики. Часть из них выступала против использования легальных возможностей для работы в массах, в том числе за отзыв депутатов-большевиков из Государственной думы («отзовисты»). Начались философские искания и блуждания, появились попытки соединить социализм с религией. Этим занялись А. Богданов, В. Базаров, А. Луначарский, жившие на Капри. Они были тут, рядом, эти «богостроители», и естественно, что Горький, еще не полностью освободившийся от их влияния, заговорил об этом с Дзержинским.
Алексей Максимович рассказал, как попало ему от Владимира Ильича, когда он приезжал на Капри в 1908 году. Тогда вышли «Очерки по философии марксизма» Базарова, Богданова и компании. (Ленин назвал их очерками против философии марксизма.) Горькому понравилась мысль сделать из социализма новую религию. Да и сами-то Богданов, Луначарский всегда импонировали Алексею Максимовичу. Вот он и попытался уговорить Ленина не выступать против них публично. Владимир Ильич отчитал его за то, что поддался идеализму, мистике. Горький порылся в столе, вынул пачку ленинских писем и протянул одно из них Дзержинскому.
