Тайна смерти Рудольфа Гесса (Дневник надзирателя Межсоюзной тюрьмы Шпандау) - Плотников Андрей Николаевич (список книг TXT) 📗
Первая попытка суицида была предпринята 16 июня 1941 года, через месяц с небольшим после прилета в Великобританию и помещения под арест. Гесс выпрыгнул в лестничный проем на вилле, где его поселили. Однако высота была небольшая, и Гесс только сломал левую ногу.
Вторая попытка самоубийства произошла 4 февраля 1945 года тоже в английском плену. За ужином Гесс попросил принести нож для резки хлеба и ударил им себя в левую сторону груди, но сердце не задел. При этом очевидцы показывают, что он просто проткнул ножом оттянутую складку кожи на груди.
Третий раз покончить счеты с жизнью Гесс попытался 26 ноября 1959 года в своей камере в тюрьме Шпандау. Он разбил стекло очков и осколком разрезал поперек вену левого запястья. Но надзиратель вовремя заметил неладное, да и рана была неглубокой. Советский врач, наблюдавший в тот месяц за здоровьем заключенных, на месте зашил рану, и инцидент был исчерпан.
Четвертая попытка суицида была предпринята 22 февраля 1977 года тоже в своей камере в Шпандау. И снова заключенный пытался разрезать левое запястье, но на этот раз ножом, предназначенным для еды. Как и в предыдущий раз, оперативно сработали надзиратели, своевременно была оказана медицинская помощь, и Гесс вернулся к прежней жизни.
Сегодня директора тюрьмы Шпандау, союзные врачи и санитар Мелаоухи критически подходят к очередным жалобам «заключенного № 7» на различные боли и недомогания именно из-за его попыток многочисленных симуляций и имитаций болезней. Но совсем жалобы игнорировать нельзя. Поэтому сегодня отменена прогулка в саду, заключенный лежит в своей кровати, а я, перечитав всю стопку газет, завершаю смену в блоке и иду на обед. Дальше мне предстоит дежурство на воротах.
Вечернюю смену я начал на воротах. В Берлине заканчивается зима и по календарю, и на улице. Скоро придет тепло, придет новая жизнь. В расположенных неподалеку от тюрьмы Шпандау казармах британской армии сегодня «играют в войну». На въезде в воинскую часть выставлена дополнительная вооруженная охрана. Британская военная техника периодически проезжает по Вильгельмштрассе мимо моих окон, следуя то в сторону казарм, то наоборот. Правда, отдельные армейские автомобили и бронетранспортеры союзников не являются редкостью на улицах Западного Берлина. Немецкие водители стараются держаться от них подальше. Но сегодня британцы подняли, вероятно, все свои силы.
В сопровождении военной полиции два британских танка неспешно проехали по дороге мимо тюрьмы и скрылись за поворотом. Отправились куда-то выполнять боевую задачу — условно отражать условное нападение частей Советской армии и Национальной народной армии ГДР на Западный Берлин. Хотя кому нужно на него нападать? Танки как танки, раскрашены в городской камуфляж. Но на гусеницах этих танков есть специальные резиновые вставки, которые защищают асфальт от гусениц, гусеницы от асфальта и одновременно создают гораздо меньше шума. Очень интересное решение! Ширина проезжей части на Вильгельмштрассе не очень большая, по одной полосе движения в каждом направлении. Интересно, как чувствуют себя водители на встречной полосе при разъезде с этими монстрами?
Француз Неро пришел мне на смену в положенное время, а я отправился на его место, продолжать дежурство в блоке. Санитар Мелаоухи, к моему удивлению, еще находится в своей комнате, обычно в это время его уже нет в тюрьме. На мой вопрос он поясняет, что у «Деда» сегодня поднималась температура, случались приступы кашля. Сейчас все нормально, заключенный спит, и санитар готов идти домой. Он просит внимательно следить за «номером семь» и в случае любых подозрительных явлений немедленно звонить ему домой. Ну, это и так понятно, это обязанности надзирателя на посту.
По длинному коридору прохожу к своему рабочему месту. В камере горит синий свет, заключенный тихо спит. Вроде ничего необычного. Но на столике у кресла надзирателя устроен маленький медицинский кабинет: стоят какие-то коробочки и пузырьки, разложены разные медицинские принадлежности. В углу коридора на тележке стоит кардиограф, привезенный из кабинета санитара. Видно, что сегодня Мелаоухи пришлось поработать.
Устраиваюсь в кресле, рассматриваю содержимое стола. В первую очередь внимание привлекает тонометр. Я уже видел его в руках санитара, но сам держу первый раз. Мне несколько раз в жизни мерили давление. Но это всегда была врач, которая сначала резиновой грушей накачивала манжету, потом крутила колесико, смотрела на стрелку или на ртутный столбик, при этом что-то слушала, а затем называла какие-то цифры, делая в это время многозначительное лицо. В этом была какая-то таинственность, и четко понималось, что без этого врача заветные цифры тебе никто не скажет. А тут небольшая пластиковая коробочка с батарейками после нажатия одной кнопки сама накачивает манжету и высвечивает нужные цифры. Я надел манжету на левую руку. Прибор показал 120/80. Надел на правую, такой же результат. Может, он неисправен? И много это или мало? Я прошелся по коридору, снова измерил. Сделал несколько наклонов, измерил. Потом измерял сидя, измерял стоя… Смена пролетела быстро.
Глава 7
НЕРАСКАЯВШИЙСЯ НАЦИСТ
(Весна 1987)
Весна началась довольно хлопотно. 1 марта, в воскресенье, заключенный был помещен в британский военный госпиталь. Но в отличие от прошлогоднего пребывания здесь, проходившего в качестве профилактики, в этот раз все серьезно. У «номера семь» определили бронхит и воспаление левого легкого. Поэтому и в госпитале видны изменения.
Палата Гесса в британском военном госпитале, Западный Берлин.
Заключенный лежит в той же палате № 204 с отдельным усиленно охраняемым доступом. Но нет прежних частых экскурсий персонала госпиталя «посмотреть на арестанта». К больному подключены сразу несколько капельниц и аппараты для контроля сердечной деятельности и давления. Но самое главное, что у заключенного постоянно надета кислородная маска, воздух к которой по гибкой гофрированной трубке поступает из специального разъема в стене. В палате практически все время находится медицинская сестра: меняет капельницы, следит за приборами, проверяет катетеры, просто сидит рядом с больным. Лечащий врач периодически заходит в палату. Лицо его сосредоточенно и не располагает ни к каким разговорам.
В остальном вокруг все, как и было в прошлый раз: вооруженные патрули на подъезде и при входе в госпиталь, отдельный лифт в специальный блок для заключенного, множество людей в форме и в штатском с оружием на нашем этаже, армейская столовая для персонала и надзирателей с общей раздачей. Я провел целую смену восемь часов возле палаты заключенного. Он все время лежит на спине в кислородной маске. Спит? Или его специально поддерживают в таком состоянии?
Сегодня у меня смена на воротах тюрьмы. Внешне в тюрьме и вокруг нее, а соответственно и в моем дежурстве ничего не изменилось. Почтальон принес почту. Пришел секретарь. Собрались все директора, у них сегодня заседание. Истопник, рабочие, повар — все проходят через ворота, как и обычно. Часовые на вышках бдительно несут службу. Воинские начальники приезжают проверять караул. МТШ живет своей обычной жизнью. Разница только в одной маленькой мелочи — в тюрьме нет ее единственного «заключенного № 7». Камерный блок пуст. Ну подумаешь, нет одного человека. Остальные пятьдесят на местах и при деле. Жизнь идет своим чередом!
На улице ночь. Я старший дежурный надзиратель, и мы по-прежнему работаем в британском военном госпитале. «Номер семь» спит в своей палате. Он уже без кислородной маски, над ним всего лишь одна капельница. Медицинские аппараты стоят рядом в готовности, но не подключены к заключенному. Даже по внешнему виду ясно: пациент пошел на поправку. В тамбуре рядом с палатой дежурит американец Пайец. Мое место дежурства — в холле, у входа в отсек больного. Книга записей старшего дежурного надзирателя тоже со мной, я отмечаю в ней все, что происходит на дежурстве. Однако в ночное время мало событий, которые необходимо фиксировать.
