Уильям Шекспир. Гений и его эпоха - Берджесс Энтони (версия книг txt) 📗

Девиз был: «Non Sans Droict» — «Не без права».

Трудно представить более убийственную насмешку. Гамнету предстояло стать первым урожденным дворянином в семье (помимо тех призрачных предков, которых откопал его дед), но теперь этим мечтам уже не суждено было осуществиться. Никто не мог предвидеть в 1596 году (Гилберту тридцать, Ричарду двадцать два, Эдмунду шестнадцать), что весь род Шекспиров по мужской линии закончится ровно через двадцать лет. Времени для ношения или демонстрации герба оставалось немного.

Все же Шекспир, получив дворянский титул, вероятно, прискакал верхом с похорон в Стратфорде с мрачным чувством достижения цели. Дело было и в тех отношениях, которыми за три года до этого ознаменовалось начало его дружбы с знатным лордом. Он уговаривал его поскорее стать отцом, чтобы с ним вместе не угас знатный род. Разница в общественном положении между лордом и актером была слишком велика, чтобы создать ощущение близости, но теперь этот разрыв сузился. Тогда возникло отчуждение, теперь его можно было загладить. У Саутгемптона действительно было мало свободного времени, которое он мог бы проводить в компании поэтов и актеров. Он часто бывал при дворе, и ходили слухи, что он завел опасную интрижку с одной из королевских фрейлин — госпожой Вернон. Саутгемптон пытался поехать следом за Эссексом сначала в Кале, затем в Кадикс, но королева удержала его на родине. Экспедиция в Кадикс завершилась триумфом, и Саутгемптон горько сожалел, что ему не позволили разделить этот триумф. У него совершенно не было настроения читать почтительные сонеты, автор которых искал возобновления дружбы.

Но настроение Англии и ее строптивой знати изменилось в течение этого жаркого августа. Экспедиция в Кадикс прошла без сучка и задоринки, в лучших традициях рыцарского романа, который считали давно умершим. Эссекс с радостью бросил в море свою шляпу, когда английские корабли вошли в гавань. Рали, враг Эссекса, но в этой экспедиции на какое-то время его товарищ по оружию, заглушал звуком победных фанфар канонаду испанских пушек. Городские стены не устояли перед великолепным пренебрежением к опасности. К городу, взятому приступом, Эссекс отнесся почтительно и гуманно. Если бы только все командиры столь же презирали мародерство, как Эссекс, который, при всех своих ошибках, считал его отсутствие неотъемлемым признаком доблестного победителя, вся экспедиция могла бы стать одной из истинно славных побед царствования Елизаветы. Но солдаты грабили все, что попадалось под руку, с близорукостью жадности часто пренебрегая более богатыми дарами. Испанцы предпочли сжечь пятьдесят больших кораблей и множество более мелких, только чтобы они не попали в руки англичан. Компенсация королеве за столь рискованное предприятие была привезена домой отдельными капитанами на специально нанятых кораблях. Это была великая победа, но в будущем авторов этой победы ждали серьезные неприятности. Королева, очевидно, понимала это.

Эссекс, отпустивший бороду, с триумфом проскакал по улицам Лондона, его люди щеголяли бородами того же фасона. От природы и так наделенный тщеславием, он, вероятно, возгордился выше всякой меры. Но в данный момент настало время для колоколов и фейерверков. Август закончился, и королева уплыла из опасных для ее преклонного возраста вод. Шекспир написал своему покровителю сонет, посвященный этому событию:

Они снова были друзьями. Несомненно, этот сонет, написанный красиво на дорогом пергаменте, был отослан в дом Саутгемптона с гордым гербом на обложке: копье, сокол, шлем и девиз: «Non Sans Droict».

Не без права и не преждевременно. Что же касается сына, умершего от лихорадки, или заражения крови, или падения с дерева, или укуса бешеной собаки, Шекспиру предстояло найти ему замену не в виде продолжателя своего рода, но своего воображения.

Глава 12

«ГЛОБУС»

Спенсер в «Царице фей» описал то время, когда при английском дворе царил дух чрезмерно восторженного обожания своей королевы; красивые длинноногие щеголи преклоняли колена перед образцом ума и красоты. Елизавета и в старости поддерживала миф о богине, но настало время, и образец стал, ей-богу, отвратителен, во всяком случае в глазах молодых знатных господ. Она все еще прибегала к женским хитростям: капризам, смене настроений, непостоянству, вспышкам раздражения, меду после горечи, но ее кавалеров все это начало раздражать. И не мудрено: Елизавета превратилась в старую женщину, с вытянутым худым лицом, с желтыми раскрошившимися зубами, с жидкими седыми волосами, прикрытыми рыжим париком. Правда, ее ум был так же остр, как прежде. Об ее импровизированной речи, которую она произнесла на латыни перед высокомерным послом, ходили легенды. Она владела французским и итальянским на уровне профессионального переводчика. Она все еще обладала высоким интеллектом, недоступным ни одному из монархов, занимавших английский трон, и ни одному европейскому принцу не удавалось всходить на престол столь гордо и достойно, как ей. Но она больше не могла рассчитывать на верность своих молодых придворных, и в первую очередь — Эссекса. И воздать Эссексу по заслугам, которые у него были, если не считать предательства, совершенного, конечно, из-за обиды.

После успеха англичан в Кадиксе король Испании, хотя и стал банкротом, ухитрился создать еще одну Армаду. Королева считала, что лучше всего было бы нанести ему поражение двумя дерзкими операциями: напасть на испанский порт Феррол и затем перехватить испанские корабли на пути к Азорским островам, куда они направлялись с грузом сокровищ из Западной Индии. Эссекс, герой Кадикса, настаивал на единоличном командовании операцией и получил согласие. Когда, после долгих проволочек, экспедиция отплыла от берегов Англии, между Эссексом и контр-адмиралом Рали возникли неизбежные разногласия. Ослепленный яростью, Эссекс руководил экспедицией чудовищно некомпетентно, позволив флоту из Феррола отплыть к берегам Англии (только шторм помешал им высадиться на побережье Англии); не сумел он перехватить и караван торговых судов с сокровищами из Индии. Дома он тут же впал в немилость, и королева ясно показала это, сделав лорда-адмирала Хоуарда графом Ноттингемским (это был самый почетный титул) и назвав его одним из победителей битвы при Кадиксе при перечислении его заслуг. Поступки королевы, конечно, можно было оправдать, но все-таки она действовала неблагоразумно: для раздраженной молодежи Эссекс был единственным героем экспедиции. Эссекс рассердился, покинул двор, сказался больным и погрузился в тяжкие раздумья о своих несчастьях.

Как только уменьшилась угроза нападения со стороны Испании, возросла проблема контроля над восставшей Ирландией. Елизавета собрала своих советников, чтобы назначить туда своего представителя; присутствовали только Эссекс, Ноттингем, младший Сесил и хранитель печати. Елизавета объявила, что она хотела бы назначить на эту должность сэра Уильяма Ноулза, но Эссекс горячо отстаивал кандидатуру сэра Джорджа Кару — своего личного врага, которого он хотел удалить от двора. Елизавета отвергла кандидата, Эссекс разозлился и повернулся к ней спиной. Она дернула его за ухо и приказала ему уйти и удавиться. Эссекс инстинктивно схватился за шпагу, но Ноттингем удержал его руку. Эссекс заявил, что не намерен переносить подобные оскорбления и унижения, и быстро вышел вон.

Двор распался на группировки. Он напоминал псарню с оглушительно лающими собаками. Тот дух единства, который вдохновлял нацию, когда ей угрожала Армада, сменился цинизмом. Смерть опекуна Саутгемптона, лорда Берли, обозначила конец той эры, когда люди достойно управляли государством; на смену им пришли персоны вроде Эссекса, считавшие себя государственными мужами нового века. Смерть Филиппа II, болезнь которого сопровождалась выделением такого количества гноя, что даже его врачи не могли сдерживать тошноты, ознаменовала конец периода борьбы, который принес англичанам славу. Генрих IV Французский принял католицизм, заявив, что Париж стоит мессы. У Англии больше не было ни великих союзников, ни великих врагов. Англия прекратила борьбу с галеонами и занялась подавлением кланов, состоявших из отрядов дурно пахнувшей ирландской пехоты, которая сражалась на острове, сплошь покрытом болотами.