Тайна сталинских репрессий - Север Александр (электронные книги бесплатно txt, fb2) 📗

А вот доклад руководству Лубянки о поведении подследственного Ягоды в тюрьме от одного из его приятелей. Фамилию этого человека мы уже встречали в отчете о расходах Административно-хозяйственного Управления НКВД СССР.

«Сообщение В. М. Киршона о поведении Ягоды в тюрьме

Майору госбезопасности тов. Журбенко

Ягода встретил меня фразой: «О деле говорить с Вами не будем, я дал слово комкору на эти темы с Вами не говорить».

Он начал меня подробно расспрашивать о своей жене, о Надежде Алексеевне Пешковой, о том, что о нем писали и говорят в городе.

Затем Ягода заявил мне: «Я знаю, что Вас ко мне подсадили, а иначе бы не посадили, не сомневаюсь, что все, что я Вам скажу или сказал бы будет передано. А то, что Вы мне будете говорить будет Вам подсказано. А, кроме того, наш разговор записывают в тетрадку у дверей те, кто Вас подослал».

Поэтому он говорил со мной мало, преимущественно о личном.

Я ругал его и говорил, что ведь он сам просил, чтоб меня посадили.

«Я знаю, – говорит он, – что Вы отказываетесь. Я хотел просто расспросить Вас об Иде, Тимоше, ребенке, родных и посмотреть на знакомое лицо перед смертью».

О смерти Ягода говорит постоянно. Все время тоскует, что ему один путь в подвал, что 25 января его расстреляют и говорит, что никому не верит, что останется жив.

«Если б я был уверен, что останусь жив, я бы еще взял на себя бремя всенародно заявить, что я убийца Макса и Горького».

«Мне невыносимо тяжело заявить это перед всеми исторически и не менее тяжело перед Тимошей».

«На процессе, – говорит Ягода, – я, наверно, буду рыдать, что еще хуже, чем если б я от всего отказался».

Однажды, в полубредовом состоянии он заявил: «Если все равно умирать, так лучше заявить на процессе, что не убивал, нет сил признаться в этом открыто».

Потом добавил: «Но это значит объединить вокруг себя контрреволюцию – это невозможно».

Говоря о Тимоше, Ягода упомянул однажды о том, что ей были переданы 15 тысяч долларов. Причем он до того изолгался, что стал уверять меня, что деньги эти без его ведома отправил на квартиру Пешковой Буланов, что конечно абсолютно абсурдно.

Ягода все время говорит, что его обманывают, обещав свидание с женой. Значит, обманывают и насчет расстрела. «А если б я увиделся с Идой, сказал бы несколько слов насчет сынка, я бы на процессе чувствовал себя иначе, все перенес бы легче».

Ягода часто говорит о том, как хорошо было бы умереть до процесса. Речь идет не о самоубийстве, а о болезни. Ягода убежден, что он психически болен. Плачет он много раз в день, часто говорит, что задыхается, хочет кричать и вообще раскис и опустился позорно.

В. Киршон»[18].

Несколько слов об авторе документа. Владимир Михайлович Киршон родился в 1902 году в Нальчике в семье юриста и при советской власти сделал прекрасную карьеру. Одна из причин – прекрасный послужной список родителей. Отец в качестве адвоката защищал в суде революционеров, а мать два раза отбывала тюремное заключение в Петропавловской крепости, один раз с маленьким сыном. С середины двадцатых годов прошлого века Владимир Киршон целиком посвятил себя литературной деятельности. Автор восьми пьес (с успехом демонстрировались на сценах театров различных городов СССР) и нескольких сборников критики. Дружил с Генрихом Ягодой – часто бывал у него дома. По делу последнего использовался следствием для получения информации. Говоря другими словами, был «наседкой» в тюремной камере. В это время он уже и сам находился под следствием – был арестован 29 августа 1937 года по обвинению в троцкистской деятельности. Военной коллегией Верховного суда СССР 21 января 1938 года приговорен к расстрелу, а спустя неделю его расстреляли. Реабилитирован в ноябре 1955 года за отсутствием состава преступления.

А между тем шла подготовка уголовного дела для передачи его в суд.

«Протокол допроса обвиняемого

10 января 1938 года следователь по важнейшим делам при прокуроре СССР Л. Р. Шейнин и прокурор СССР А. Я. Вышинский допрашивали нижепоименованного в качестве обвиняемого с соблюдением ст. ст. 135–138 Уг. Процесс. кодекса.

Фамилия, имя, отчество или прозвище: Ягода Генрих Григорьевич.

Все свои показания, данные ранее, в которых я признал свое участие в правотроцкистском контрреволюционном заговоре и сообщил о своей преступной, изменнической и террористической деятельности, подтверждаю полностью.

По существу данных мне вопросов отвечаю:

Начало моего участия в контрреволюционном заговоре правых относится к 1928 году, когда я говорил с Рыковым, что, используя свое положение в ОГПУ, я буду делать все возможное для прикрытия контрреволюционной деятельности правых.

В 1930 году я присутствовал на заседании у Томского, где обсуждался вопрос о блоке правых с троцкистами, о захвате власти, об организации государственного переворота.

В 1931 году наша контрреволюционная организация стала на путь террора и организации кулацких восстаний. Разумеется, я, как член этой же организации, полностью разделял эти позиции и должен отвечать за это.

Я признаю, что еще в 1929 году я передавал Бухарину нарочно подобранные секретные тенденциозные материалы о положении в деревне.

Признаю также, что по указанию контрреволюционной организации правых я назначил начальником СПО Молчанова, который является членом к.-р. организации правых.

В НКВД мною была создана контрреволюционная группа из числа отдельных сотрудников НКВД, привлеченных мною к контрреволюционной деятельности. О деятельности этой контрреволюционной группы и ее составе я подробно показывал ранее. Подтверждаю также данные мною ранее показания о своем участии в убийстве С. М. Кирова.

О том, что убийство С. М. Кирова готовится по решению центра заговора, я знал заранее от Енукидзе. Енукидзе предложил мне не чинить препятствий организации этого террористического акта, и я на это согласился. С этой целью мною был вызван из Ленинграда Запорожец, которому я дал указания не чинить препятствий готовившемуся террористическому акту над С. М. Кировым.

Запорожец после освобождения убийцы С. М. Кирова Николаева, когда Николаев был задержан в первый раз, мне об этом сообщил.

После совершения убийства С. М. Кирова с моей стороны была попытка «потушить» расследование по этому делу. Однако в этом мне помешал Н. И. Ежов, который осуществлял по поручению ЦК неослабный контроль за ходом расследования по делу об убийстве С. М. Кирова.

Я подтверждаю, что был осведомлен Караханом о переговорах, которые он вел по поручению блока с германскими фашистскими кругами. Я был также осведомлен и о том, что правотроцкистский блок дал свое согласие и обещание на территориальные уступки Германии после прихода блока к власти.

Признаю также, что я был в курсе пораженческой позиции, занимаемой правотроцкистским блоком.

Во время приезда в СССР Лаваля я организовывал покушение на его жизнь. Это делалось по прямой директиве германских фашистских кругов, полученной правотроцкистским заговорщическим блоком. Естественно, что, выполняя эту директиву, я фактически выполнял указание германских фашистов. Мои конкретные действия, направленные к организации убийства Лаваля, подробно изложены в моих предыдущих показаниях, которые я полностью подтверждаю.

Переходя к вопросу о своей террористической деятельности, я должен сказать, что я вообще не был сторонником идеи дворцового переворота. Однако я не отрицаю своей лично террористической деятельности и хочу лишь сказать, что я был вынужден это делать в силу положения, как участник заговора.

Вопрос: А кто вас вынуждал ускорять смерть тов. Менжинского?