Дневники - Гиппиус Зинаида Николаевна (книги бесплатно читать без .TXT) 📗
Это должно делать почти грубо, чтобы было понятно всем (всем - только грубое и понятно). Облекать каждодневно в реальную форму, выражать денно и нощно согласие на немедленный, справедливый и бескорыстный мир, - хоть завтра. Хоть через час. Орать на весь фронт и тыл, что если час пришел и мира нет - то лишь потому, что Германия на мир не соглашается, не хочет мира, и все равно ползет на нас. И тогда все равно не будет мира, а будет война, - или бойня.
В конце концов "условия" эти более или менее известны, но они не сказаны, поэтому они не существуют, нет для них одной формы. Первый звук, в этом смысле, не найден. Да его сразу и не найдешь, - но нужно все время искать, пробовать.
Да, великое горе, что союзники не понимают важности момента. У них ничего не случилось. Они думают в прежней линии и о себе, - и о нас. Пусть они заботятся о себе, я это понимаю. Но для себя же им нужно учитывать нас!
Был В. Зензинов, я с ним долго говорила и о "декларации" пр-ва, и обо всем этом. Декларацией, как он говорил, он тоже не удовлетворен (кажется, и никто, нигде не удовлетворен, даже в самом пр-ве). На мои "дикие" предложения и проекты "подиктовать" условия мира он только Глядел полуопасно.
Общая робость и мямлянье. Что хранит правительство? Чего кто боится? Ну, Германия все это отвергнет. Ну, она даже не ответит. Так что же?
Быть может, я мечтаю? Я говорю много вздору, конечно, - но я стою за линию, и буду утверждать, что она, в общем, верна. Скажу (шепотом, про себя, чтобы потом не очень стыдиться) еще больше. В стороне союзников - (если они так нисколько не сдвинутся) можно бы рискнуть вплоть до мысли о "сепаратном" мире. Это во всяком случае заставило бы их задуматься взглянуть внимательнее в нашу сторону. А то они слишком спокойны. Не знают, что мы - во всяком случае не Европа. Странно думать о России и видеть ее во образе... Милюкова.
Впрочем, я Бог знает куда залетела. Сама себя перестала понимать. В голове все самые известные вещи... Но форма - это не мое дело, всякий оформит лучше меня, - и можно найти форму, от которой не отвертелись бы союзники.
Довольно, пора кончать. Будь, что будет. Я хочу думать, хочу, - что будет хорошо. Я верю Керенскому, лишь бы ему не мешали. Со связанными руками не задействуешь. Ни твердости, ни власти не проявишь (именно власть нужна).
Пока - кроме СЛОВ (притом безвластных и слов-то) ничего от Пр-ва нашего нет.
Кисловодск
17 апреля.
Идет дождь. Туман. Холодно. Здесь невероятная дыра, полная просто нелепостями. Прислужьи забастовки. Трусящие, но грабящие домовладельцы. Тоже какой-то "солдатский совет".
Милы - дети, гимназистки и гимназисты. Только они светло глядят вперед.
23 апреля. Воскресенье.
Грандиозный разлив Дона; мост провалился, почта не ходит. Мы отрезаны. Смешно записывать отрывочные сведения из местных газет и случайного петербургского письма. У меня есть мнения и догадки, но как это сидеть и гадать впустую?
Отмечу то, что вижу отсюда: буча из-за войны разгорается. Иностранная "нота", как бы от всего Пр-ва, но явно составленная Милюковым (голову даю на отсечение) возбудила совершенно ненужным образом. Было соединенное заседание Пр-ва и Сов. Р. и С., после чего Пр-во дало "разъяснение", весьма жалкое.
Кажется, положение острое. (Издали).
2 мая.
Однако, дела неважны. Здесь - забастовки, с самыми неумеренными требованиями, которые длятся, длятся и кончаются тем, что "Совет" грозит: "у нас 600 штыков!", после чего "требования принимаются".
В Петербурге 21-го было побоище. Вооруженные рабочие стреляли в безоружных солдат.
Мы знаем здесь... почти ничего не знаем. Железнодорожный мост не исправлен. Газеты беспорядочны. Письма запаздывают. Из этого хаоса сведений можно, однако, вывести, что дела ухудшаются: Гучков и Грузинов ушли, в армии плохо, развал самый беспардонный везде. Пожалуй, уж и все Пр-во ушло во славу ленинцев и черносотенцев.
Тревожно и страшно - вдали. Гораздо хуже, чем там, когда в тот же момент все знаешь и видишь. Тут точно оглох.
4 мая.
Беспорядочность сведений продолжается. Знаем, что ушел Милюков (достукался), вместо него Терещенко. Это фигура... никакая, "меценат" и купчик-модерн. Очевидно, его взяли за то, что по-английски хорошо говорит. Вместо Гучкова - сам Керенский. Это похоже на хорошее. Одна рука у него освободилась. Теперь он может поднять свой голос.
"Побединцы" в унынии и панике. Но я далеко еще не в унынии и от войны. Весь вопрос, будет ли Керенский действовать обеими руками. И найдет ли он себе необходимых
помощников в этом деле. Он один в верной линии, но он - один.
9 мая.
В Петербурге уже "коалиционное" министерство. Чернов (гм! гм!), Скобелев (глупый человек), Церетели (порядочный, но мямля) и Пешехонов (литератор!).
Посмотрим, что будет. Нельзя же с этих пор падать в уныние. Или так вихляться под настроением, как Дмитрий. Попробуем верить в грядущее.
20 мая. Суббота.
Завтра Троица. Погода сырая. Путь не восстановлен. Телеграфа нет из-за снежной бури по всей России.
При общем тяжелом положении тыла, при смутном состоянии фронта, - жить здесь трудно. Но не поддаюсь тяжести. Это был бы грех сознания.
Керенский военный министр. Пока что - он действует отлично. Не совсем так, как я себе рисовала, отчетливых действий "обеими руками" я не вижу (может быть, отсюда не вижу?), но говорит он о войне прекрасно.
О Милюкове и Гучкове теперь все, благородные и хамы, улица, интеллигенты и партийники, говорят то, что я говорила несколько лет подряд (а теперь не стала бы говорить). Обрадовались! Нашли время! Теперь поздно. Ненужно.
Кающийся кадет, министр Некрасов, только что болтал где-то о "бесполезности правого блока". (Этого Некрасова я знаю. Бывал у нас. Считался "левым" кадетом. Не замечателен. Кажется, очень хитрый и без стержня).
Милюков остался совершенно в том же состоянии. Ни разучился, ни научился. Сейчас, уязвленный, сидит у себя и новому пр-ву верит "постолько-посколько..." Ну, Бог с ним. Жаль, ведь, не его. Жаль того, что он имеет и что не умеет отдать России.
Керенский - настоящий человек на настоящем месте. The right man on the right place, как говорят умные англичане. Или - the right man on the right moment? A если только for one moment? Не будем загадывать. Во всяком случае он имеет право говорить о войне, за войну - именно потому, что он против войны (как таковой). Он был "пораженцем" - по глупой терминологии "побединцев". (И меня звали "пораженкой").
18 июня. Воскресенье.
Через неделю, вероятно, уедем. Положение тяжелое. Знаем это из кучи газет, из петербургских писем, из атмосферного ощущения.
Вот главное: "коалиционное" министерство, совершенно так же, как и первое, власти не имеет. Везде разруха, развал, распущенность. "Большевизм" пришелся по нраву нашей темной, невежественной, развращенной рабством и войной, массе.
Началась "вольница", дезертирство. Начались разные "республики" Кронштадт, Царицын, Новороссийск, Кирсанов и т.д. В Петербурге "налеты" и "захваты", на фронте разложение, неповиновение и бунты. Керенский неутомимо разъезжает по фронту и подправляет дела то там, то здесь, но ведь это же невозможно! Ведь он должен создать систему, ведь его не хватит, и никого одного не может хватить.
В тылу - забастовки, тупые и грабительские, - преступные в данный момент. Украина и Финляндия самовольно грозят отложиться. Совет Раб. и С. Депут., даже общий съезд советов почти так же бессильны, как Пр-во, ибо силою вещей поправели и отмежевываются от "большевиков".
Последние на 10 июня назначили вооруженную демонстрацию, тайно подготовив кронштадцев, анархистов, тысячи рабочих и т.д. Съезд Советов вместе с Пр-вом заседали всю ночь, достигли отмены этой страшной "демонстрации" с лозунгом "долой все", предотвратили самоубийство, но... только на этот раз, конечно. Против тупого и животного бунта нельзя долго держаться увещеваниями. А бунт подымается именно бессмысленный и тупой. Наверху видимость борьбы такая: большевики орут, что Правительство, хотя объявило войну чисто оборонительной, допускает возможность и наступления с нашей стороны; значит, мол, лжет, хочет продолжать "без конца" ту же войну, в угоду "союзническому империализму".