Внимание, танки! История становления бронетанковых войск ведущих мировых держав - Гудериан Гейнц
Химические вещества были третьим новым видом оружия, появившимся за время мировой войны. Они устраивали как наступающую, так в равной степени и обороняющуюся сторону, и, таким образом, их нельзя принимать в расчет исключительно как актив наступления. Для наступательных целей на территорию, которую собираются атаковать наши войска, направляется химическое оружие краткосрочного действия. Напротив, обороняющимся удобно применять стойкие реагенты, чтобы заразить территорию на долгое время, — это особенно полезно в случае отступления, поскольку может помочь нашим войскам оторваться от противника. Моторизованные части — фактически единственные войска, которые способны на скорости пересечь зараженную территорию.
Подводные лодки — четвертый род вооружения, который неожиданно приобрел большое значение. Германия опередила своих противников в техническом развитии, и война могла бы пойти совсем по-другому, если бы германскому правительству достало решимости извлечь из этого оружия своевременную и неограниченную пользу.
Рано или поздно всякое новое оружие вызывает к жизни контрмеры. Наступательные силы авиации уже столкнулись с частями противовоздушной обороны, использующими артиллерийские орудия, пулеметы, прожекторы и маскировочные сети, камуфляж и затемнение, а также с истребителями, которые могут встретить противника в его родной стихии.
Химическое вооружение можно сделать неэффективным с помощью масок и защитной одежды или с помощью химических дезактивирующих средств.
Союзники вели войну против подводных лодок, используя сети и миноносцы, самолеты и глубинные бомбы, систему конвоев, но главным и наиболее эффективным их оружием была пропаганда и дипломатическое давление. Германия позволила себя запугать.
Как мы уже упоминали, для противотанковой обороны было сделано крайне мало. До самого конца военных действий не появились ни подходящие орудия, ни пулеметы, а немецкое противотанковое ружье 13-миллиметрового калибра по большей части было неэффективно. Только саперы пытались создать нечто вроде оборонительной полосы, устанавливая заграждения и минные поля. Напротив, артиллерия не сумела перенять новую тактику, которая требовала оказывать скорую и эффективную поддержку пехотинцам против танков, их опаснейших врагов.
Это было чрезвычайно необходимо во время войны, когда артиллерия была единственным оружием, способным справиться с броней. С тех пор, конечно, положение значительно изменилось.
С незапамятных времен немцы рассматривали пехоту как главный род войск, и во время мировой войны они решили, что пехота должна справляться с любыми задачами, которые только могут встать перед ней, не важно, насколько они сложны, будь то даже оборона против танков. Это чересчур завышенные требования.
Подводя итоги, скажем, что из новых видов вооружения, появившихся во время мировой войны, два — танки и авиация — увеличили главным образом мощность наступления, тогда как химические вещества и подводные лодки служили с равным успехом как наступлению, так и обороне,
В течение войны самоходное наступательное оружие переживало свое младенчество, да и сейчас оно еще находится в самом начале развития. Однако уже в 1918 году оно дало решающий эффект, и наши победившие противники заключили, что отныне и впредь его не должно быть у Германии.
Версальский диктат
Параграфы части V позорного Версальского договора были выдержаны в духе ненависти. Мы больше не связаны ими, но полезно время от времени вызывать их в памяти. Условия этого договора дозволяли Германии иметь лишь малочисленную и неспособную к дальнейшему развитию армию. Однако самой досадной частью договора был не запрет иметь большую армию и не обязательная двенадцатилетняя повинность, а запрет на производство всех современных видов вооружения.
Действующей армии не позволялось иметь тяжелую артиллерию, за исключением нескольких тяжелых крепостных орудий и военно-морской и береговой артиллерии, которые до некоторой степени давали возможность осторожно с ними экспериментировать. Но военно-воздушные силы, танковые силы и подводный флот были уничтожены и полностью запрещены, и было также запрещено иметь химическое оружие. Германская армия была сокращена до 21 полка пехоты, 18 полков кавалерии и 7 артиллерийских полков плюс несколько малочисленных вспомогательных частей. Особенно сокращение численности коснулось полицейских сил, которые оказались не способны вести в современных условиях даже колониальную войну.
Примечание. Параграф 3 статьи 171 Версальского договора предусматривал, что «Германии также запрещено производить или ввозить бронированные транспортные средства, танки или подобные им машины, которые можно использовать в военных целях».
В соответствии с мирным договором от 31 августа 1919 года Германское Национальное законодательное собрание приняло соответствующий закон о выполнении условий договора, где мы читаем в параграфе 24:
«Наказание в виде заключения на срок до шести месяцев, содержания под стражей или штрафа в сумме до 100 000 марок будет наложено на того, кто будет действовать вопреки условиям мирного договора в отношении Германии, а именно:
1…
2…
3. На того, кто производит бронированные транспортные средства, танки или подобные им машины, которые можно использовать в военных целях».
Что касается вооружения и экипировки, армия едва ли представляла хоть какой-то прогресс сравнительно с 1914 годом. Поразительнее всего было непропорционально большое число кавалерийских полков по отношению к пехоте и артиллерии. После заключения перемирия у союзных держав было достаточно времени, чтобы составить настолько тягостные и позорные условия мира, насколько они только могли придумать, и маловероятно, чтобы их заботили наши интересы, когда они рассчитывали, каков должен быть состав нашей армии. Никакой ошибки быть не могло: Германию заставили согласиться на армию, которая не только была лишена какого бы то ни было наступательного потенциала, но и не была способна продолжительно находиться в состоянии обороны. Единственной тактикой, которая соответствовала нашим военным возможностям, должно было остаться нечто вроде «отступления с боем», а при нашей хронической нехватке как боеприпасов, так и людских резервов оно в считаные дни переросло бы в беспорядочное бегство.
Да, армия сохранила свойственный ей с давних пор дерзкий и воинственный наступательный дух, как и надлежало при ее славных традициях. Все это было прекрасно, и армия верила своим командирам, особенно генерал-полковнику фон Секту. Но нам были запрещены именно те виды оружия, которые имели наибольшее значение и продемонстрировали наибольшую наступательную мощь в последней войне, а без навыков ежедневного обхождения с ними армии грозила реальная опасность вообще забыть об их существовании или, по крайней мере, недооценить их в большей или меньшей степени.
Как мы уже сказали, тяжелая артиллерия еще в определенной мере сохранила свои функции. Военно-воздушные силы и подводные лодки, будучи относительно новыми родами войск, имели офицерский корпус, возникший во время войны, и традиции, насчитывавшие уже несколько лет. Разработки химических контрмер могли продвигаться и продвигались вперед.
Гораздо больше трудностей испытывали танковые силы. Во время войны мы фактически сами отказались от бронетанковых «войск» как таковых, поскольку наших 45 машин явно не хватало, чтобы образовать хоть какое-то их подобие. Все, что у нас осталось, — это скудный опыт, который хранили в своей памяти лишь несколько человек, да и эти люди, за немногими исключениями, оставили армию в результате сокращений. Вплоть до 8 августа 1918 года мы закрывали глаза на то, чего к этому времени достигли танки, и, разумеется, на возможные направления их развития. После войны прогресс бронетехники за рубежом много лет подряд утаивался от нас полностью, или в лучшем случае мы получали о нем лишь фрагментарное представление. В наших маневрах мирного времени напрочь отсутствовали танки или противотанковое оружие. Когда же, наконец, появились опытные макеты, сделанные из полотна, их толкали или переносили на руках, атакуя пехоту и артиллерию. Они смотрелись откровенно комично, а это не лучший способ создать образ смертельно опасного противника или склонить другие роды войск к изменению своей тактики, которая чем дальше, тем больше возвращалась к тактике 1914 года. Мы испытывали периоды реакции даже после войн, которые выигрывали, подобно Франко-прусской войне 1870–1871 годов, уроки которой были освоены лишь в строевом уставе 1888 года. Но никогда еще регрессия не была настолько показательна, как после 1918 года.
