Последний император Китая. Пу И - Усов Виктор Николаевич (книги без сокращений .TXT) 📗

Некоторое время спустя ее уже видели на юге Китая, где она стала частой гостьей некоторых китайских генералов, недовольных политикой генералиссимуса Чан Кайши. Там она вновь вышла замуж за видного китайского сановника, что сразу же открыло источник информации для любознательного Доихара. Со временем имя Кавасимо Иосако стало настолько известным, что было решено инсценировать ее гибель. Во время боев за Шанхай в Чапее был найден труп женщины, который японская разведка выдала за тело Кавасима. На самом же деле Кавасимо Иосако перебралась в Гонконг, где создала (вероятно, не без помощи японцев) «интернациональную» шпионско-диверсионную организацию из японок, кореянок и аннамиток [72].

Еще за два месяца до событий 18 сентября 1931 г., когда Япония, используя в качестве предлога очередную провокацию (инсценировку попытки взорвать охраняемую японцами железную дорогу у Шэньяна) начала вооруженное вторжение в Маньчжурию [73], брат Пу И Пу Цзе, который тогда учился в Японии и собирался приехать на каникулы домой вдруг получил письмо от начальника одного из воинских соединений Есиока (раньше был офицером японского штаба в Тяньцзине). Последний приглашал Пу Цзе заехать к нему в гости перед отъездом домой в Китай. При их встрече Есиока сказал: «Когда прибудете в Тяньцзинь, сообщите вашему почтенному брату, что Чжан Сюэлян в последнее время ведет себя совершенно неподобающим образом и что, возможно, в скором времени в Маньчжурии что-нибудь произойдет. Прошу императора Сюаньтуна беречь себя, ему предстоят большие дела!» [74].

Выбор момента для агрессии Китая был обусловлен жесточайшим кризисом, охватившим с конца 1929 г. мировую капиталистическую экономику и особенно отразившемся на Японии. Наиболее реакционные, воинственные круги финансовой олигархии Японии надеялись найти выход из кризиса путем ликвидации остатков буржуазно-демократических свобод в стране и осуществления захватнической политики на континенте.

Япония учитывала и отсутствие в то период национального единства в Китае, гражданскую войну и междоусобицы китайских милитаристов, и международную неблагоприятную обстановку, полную изоляцию Китая от СССР после разрыва их отношений в 1929 г.

И в своих будущих агрессивных замыслах некоторые японские правящие круги тайно надеялась использовать бывшего китайского императора Пу И. Понятное дело, всего, что замышляли японцы, Пу И не знал.

В соответствии с документами Международного военного трибунала для Дальнего Востока, Итагаки уже в 1930 г., в мае, заявлял, что имеет «ясную и определенную идею», как решить маньчжурский вопрос. Решить вопрос между Японией и Китаем возможно только с помощью военной силы. Еще за год до событий 18 сентября 1931 г. он уже настаивал на том, чтобы прогнать Чжан Сюэляна и создать на Северо-Востоке новое государство. «Начиная с 1931 года, будучи полковником в штабе Квантунской армии, – говорилось в приговоре Военного трибунала по Дальнему Востоку, – он непосредственно участвовал в заговоре, который ставил своей непосредственной задачей захват Маньчжурии с помощью военной силы. Он проводил провокационную деятельность, направленную на осуществление этой цели. Итагаки помогал найти предлог, вызвавший так называемые „маньчжурские события“ подавлял всякие попытки помешать военным действиям. Он одобрял эти военные действия и руководил ими. И, наконец, Итагаки играл важную роль в развертывании движения за так называемую „независимость Маньчжурии“ и в заговоре, имевшем целью создание марионеточного государства „Маньчжоу-Го“ [75].

Японская версия инцидента 18 сентября 1931 года, послужившего предлогом для вторжения, приводилась в заявлении лейтенанта Суэмори Кавамото и звучала так:

«Вечером 18 сентября 1931 года, примерно в 10.30, я с шестью солдатами совершал обход своего участка и одновременно проводил учения у железной дороги несколько севернее Мукдена. Постепенно мы подошли с западной стороны Бэйдаина к отряду Лю Чжэго. Внезапно с расстояния около 700 метров с запада от китайских казарм раздался взрыв, и мы поняли, что железнодорожное полотно разрушено. Когда начали выяснять, как это случилось, около сотни китайских солдат, прятавшихся где-то поблизости, открыли по нам стрельбу… Мы залегли в гаоляне в 300-400 метрах к северу от взрыва. В этот момент послышался перестук колес приближавшегося Чаньчуньского экспресса. Чтобы предотвратить катастрофу, я приказал своим солдатам произвести несколько предупредительных выстрелов и таким образом сигнализировать машинисту, но, видимо, он не понял, в чем дело. Экспресс продолжал свой путь и, достигнув того места, где произошел взрыв, каким-то непостижимым образом проскочил поврежденный участок полотна, не сойдя с рельсов, и в конечном итоге прибыл вовремя в Мукден» [76].

Показания, данные Кавамото комиссии Лиги наций во главе с лордом Литтоном, на месте расследовавшей все подробности «Маньчжурского инцидента», достойны описаний известного героя хвастуна и враля барона Мюнхгаузена: «Поскольку был взорван один рельс, поезд на быстром ходу проскочил, удерживаясь на другом, неповрежденном рельсе, покачнулся было, но устоял и помчался дальше» [77]. И бесспорно они должны быть занесены в книгу рекордов Гинеса [78].

Впоследствии комиссией Литтона будет доказано, что взрыв железнодорожного полотна был осуществлен уже после того, как поезд прошел через этот участок железной дороги.

Как же развивались события после 18 сентября 1931 г.

В 8.20 утра 19 сентября 1931 г., действуя быстро и уверенно, что говорит о тщательной подготовке операции, две роты японских солдат якобы проводя тактические учения, выходят на полотно железной дороги в районе Мукдена. Их встречают выстрелы китайской полицейской охраны, которая, правда, уже через полчаса разбегается под натиском японцев. В 9.00 батарея японских тяжелых орудий открывает прицельный огонь по казармам китайского полицейского полка и бригады регулярных войск к северу от железнодорожного вокзала – около Бэйдаина. Китайский гарнизон, общей численностью более десяти тысяч человек, захвачен врасплох, сонным и безоружным. Одна часть его уничтожена, другая – спасается бегством. Японцы, числом около 500, а именно батальон подполковника Симамото, без особых потерь занимают казармы, забрасывая их ручными гранатами. Казармы сразу же сожжены вместе с телами убитых и раненых. Артиллерия продолжает вести огонь по аэродрому, поджигает ангары и несколько военных самолетов. Полковник Итагава звонит со станции Мукден в Люйшкнь (Порт-Артур) и докладывает генералу Хондзе о ходе операции. Генерал удовлетворен: «Да, наступление – это лучший вид обороны… В конце концов случилось то, что так или иначе должно было случиться».

К вечеру того же дня и Мукден, и все крупные города к северу от него и до южного берега реки Сунгари оказываются в руках японцев при минимальных потерях (двое убитых); бригада полковника Хасэбэ вступает в Чанчунь. Китайцы в беспорядке с большими потерями отступают на северный берег Сунгари.

Итак, в ночь на 19 сентября 1931 года в течение суток Квантунская армия, почти не встречая сопротивления, оккупировала все главные центры Южной Маньчжурии. А к концу года под японским контролем оказалась вся Маньчжурия.

В первые дни февраля 1932 г., четыре месяца спустя после событий в Мукдене, японские воинские части, захватившие уже Цицикар и все города севернее Сунгари, подходят к Харбину – центру Северной Маньчжурии, крупному транспортному узлу, где пересекаются линии железных дорог, идущие из России, Кореи, Китая и Маньчжурии. В Харбине к началу 30-х годов насчитывалось около 200 тыс. китайцев и 100 тыс. русских. К ним прибавилось около 100 тыс. беженцев из районов, захваченных японцами.