Расскажи мне, как живешь - Кристи Агата (мир бесплатных книг TXT) 📗

Мы все сидим и думаем, и мы все, мне кажется, немного сбиты с толку. Так ли уж мы уверены в самом деле в нашей глубокой гуманности?

После долгой паузы Бампс медленно произносит: «Я думаю, я бы помог... Да, я думаю, помог бы. Может быть, я бы сперва уехал, но потом, наверное, устыдился бы и вернулся».

Полковник соглашается:

«Именно так; чувствовал бы себя неприятно».

Макс говорит, что он думает, что он бы помог тоже, но он в себе далеко не так уверен, как ему хотелось бы, и я соглашаюсь с ним.

Некоторое время мы все сидим молча, а затем я замечаю, что, как всегда, Мак не принял участия в обсуждении.

«Что бы вы сделали, Мак?»

Мак слегка вздрагивает, выходя из приятной отрешенности.

«Я? – голос у него слегка удивленный. – О, я бы поехал дальше. Я бы не остановился».

«Вы бы не остановились, точно?!

Мы все с интересом смотрим на Мака; он качает головой.

«Здесь так много людей умирает. Чувствуешь, что немного раньше или немного позже, это уже не разница. Я, во всяком случае, не рассчитывал бы, что кто-нибудь станет останавливаться из-за меня».

Да, это правда. Мак на это не рассчитывал бы.

А он продолжает мягким тоном:

«Я думаю, гораздо лучше продолжать заниматься своим делом, не отвлекаясь постоянно из-за посторонних людей и событий».

Мы смотрим с еще большим интересом. Неожиданно мне приходит мысль:

«Но если бы, Мак, – говорю я, – если бы это была лошадь?»

«О, лошадь! – говорит Мак, внезапно становясь вполне человеческим и живым существом, и совсем не отстраненным. – Это было бы совсем другое дело! Конечно же, я бы сделал для лошади все, что я бы мог».

Мы все хохочем, а он выглядит удивленным.

* * *

Сегодня, определенно, был День Запора.

Здоровье Абд эс Саляма несколько дней оставалось жгучей темой. Все виды слабительных были испробованы на нем. В результате теперь он «очень ослаб», по его словам. «Я бы хотел поехать в Камышлы, Хвайя, чтобы меня кольнули иглой, чтобы восстановить силы».

Еще более опасно состояние некоего Салеха Хассана, чьи внутренности упорно не поддаются никакому лечению, начиная с осторожного применения «Эно» и кончая полбутылкой касторки.

Макс прибегает к лошадиному лекарству доктора из Камышлы. Больному дается огромная доза, а затем Макс говорит ему, что если его желудок «подействует до заката», он получит большой бакшиш.

Его друзья и родные тотчас сплотились вокруг него. Всю вторую половину дня они заняты тем, что водят его вновь и вновь вокруг городища, подбадривая и понуждая криками, беспокойно поглядывая в то же время на клонящееся к закату солнце.

Надежды на успех остается мало, но через четверть часа после Fidos мы слышим радостные возгласы и крики. Новость распространяется как пожар на ветру! Шлюзы раскрылись! Окруженного полной энтузиазма толпой бледного страдальца торжественно ведут к дому получить обещанную награду!

* * *

Субри, все больше забирая власть, твердо взял в свои руки наше хозяйство на Браке, при этом он считает, что оно далеко не так величественно, как ему следует быть! Он, как и все остальные, очень озабочен нашей «репутацией». Он убедил Михеля пренебречь экономией и купить мисочки для супа на базаре в Камышлы. Они и огромная суповая миска появляются каждый вечер и занимают слишком много места на единственном маленьком столе, так что все остальное приходится устанавливать в положении неустойчивого равновесия на кровати! Идея Ферхида, что любое блюдо можно положить себе на тарелку и есть с помощью одного только ножа, также отметена, и появляется странный ассортимент столовых принадлежностей. Субри, кроме того, купает Хайю, вычесывает узлы из ее шерсти с помощью гребенки (неохотно купленной Михелем) и даже завязывает ей на шее бант из дешевого розового шелка. Хайю преданна ему!

Приезжает жена водовоза и трое из его десяти детей. («Это твоя вина», – с укором говорит мне Макс.) Это склонная ныть и довольно неприятная женщина, а дети на редкость малопривлекательны. Их носы, прямо сказать, в отвратительном состоянии. Почему это именно у человеческих детенышей носы всегда текут, если оставить их в естественном состоянии? Котята, щенки, ослята вроде бы никогда не страдают этим недугом!

Благодарные родители наказывают своим детям целовать рукава их благодетелей при любой возможности, и они считают своей обязанностью это выполнять, невзирая на все наши старания избежать этой церемонии! После этого их носы выглядят гораздо лучше, а я вижу, что Макс разглядывает свой рукав с определенным недоверием!

В последние дни мы раздали много аспирина против головной боли. Стоит жара и ходят грозовые тучи. Люди прибегают к помощи и восточной, и западной науки. Проглотив наш аспирин, они спешат к шейху, который любезно кладет им на лоб докрасна раскаленные металлические диски, «чтобы изгнать злого духа». Я не знаю, кому приписывается честь исцеления!

Сегодня утром в нашей спальне обнаружена змея, ее нашел Мансур, придя исполнять свою «службу». Она лежит в корзинке под умывальником. Большое волнение. Все сбегаются, чтобы участвовать в ее убивании. Последующие три ночи я настороженно прислушиваюсь к шорохам, прежде чем заснуть. Потом забываю.

Однажды утром за завтраком, взглянув на Бампса, я спрашиваю Мака, не нужна ли ему более мягкая подушка.

«Не думаю, – говорит Мак несколько удивленно, – а что, с моей что-нибудь не так?»

Я бросаю торжествующий взгляд на Бампса, он ухмыляется.

«Я вам не поверил, – признается он позднее. – Я думал, вы просто рассказываете сказки про Мака, но он просто невероятен. Ничего из того, что у него есть или что он одевает, похоже, никогда не пачкается, не рвется, не делается неопрятным. И как вы говорите, у него в комнате нет ничего, кроме пледа и дневника, даже книжки. Я не знаю, как ему это удается».

Я оглядываю принадлежащую Бампсу половину комнаты, в которой он живет вместе с Полковником. Она усыпана признаками его экспансивной и бьющей через край натуры. Только отчаянные усилия со стороны Полковника не позволяют им захлестнуть его половину.

Михель внезапно начинает бить по Мэри огромным молотком под самым окном, и Бампс вылетает как ракета, чтобы велеть ему прекратить!

Сейчас, когда настала жара, Макс и Бампс являют разительный контраст в одежде. Бампс снял с себя все, что мог снять. Макс, следуя обычаю арабов, одел все, что можно. Он тепло одет в толстое твидовое пальто с поднятым воротником, и кажется, совершенно не чувствует солнца.

Мак, как мы замечаем, даже не обгорел на солнце!

* * *

Жгучий момент «Раздела» теперь подступает очень близко. К окончанию сезона директор Services des Antiquites [87] приезжает сам или присылает представителя для раздела находок этого сезона.

В Ираке предметы рассматривались по одному, и это занимало несколько дней. Однако в Сирии система много проще. Максу предоставлено право разделить все найденное на две части по своему усмотрению. Затем приезжает представитель Сирии, рассматривает эти две коллекции и выбирает, которую из них он оставляет для Сирии. Другая затем упаковывается для отправки в Британский Музей. Любые особо интересные предметы или что-то уникальное, оказавшееся в сирийской половине, обычно предоставляется ими на время, чтобы можно было это изучить, экспонировать, сфотографировать и т. д. в Лондоне.

Главная агония – это создать эти две коллекции. Вы с неизбежностью должны лишиться некоторых вещей, которые вам отчаянно хочется сохранить. Хорошо, тогда вам надо сбалансировать их на другой половине. Макс призывает нас всех на помощь, когда он по очереди делит каждый тип объектов. Два набора каменных и бронзовых орудий, два набора амулетов и т. д. Керамика, бусы, костяные предметы, обсидиан. Затем, по одному, каждого из нас зовут в комнату.

«Ну, которую из двух половин ты бы взяла? А или Б?» Пауза, пока я разглядываю обе половины. «Я бы взяла Б».