Безбилетный пассажир - Данелия Георгий Николаевич (лучшие книги TXT) 📗
После войны правительство выделило генералам участки и деньги на строительство дач. Дали и отцу. Отец и мама всегда мечтали о даче. И мы всей семьей — мама, папа, Наташа, я и собака Булька — каждый вечер сидели и проектировали дачу. (Помню, я себе «выбил» мезонин с балкончиком.) Спроектировали и начали строить. В выходные дни мы всей семьей ездили на стройку будущей дачи. Отец вкалывал вместе с рабочими и меня заставлял. Мама и Наташа ходили по участку, планировали, где что лучше сажать, а Булька резвился на травке и задирал на березки ногу. Денег не хватило, отец залез в долги, продал даже свои ботинки с рантом. А потом в газете написали, что было бы справедливо, если бы генералы отдали свои дачи детским садам. И отец решил дачу сдать.
— Конечно, отдай, — согласилась мама. — А то будешь потом всю жизнь переживать. — А мне сказала: — Я думаю, наш генерал будет единственным, кто это сделает.
И она не ошиблась. Потом на той даче жил другой генерал, а у отца остались только долги.
Когда похоронили маму, отец попросил меня пойти к директору кладбища и попросить, чтобы ему оставили место рядом с Меричкой.
— Они не оставляют. Они подряд хоронят.
— Пойди и скажи.
Отца я слушался. Всегда. И поехал. Директор кладбища сказал, чтобы мы не беспокоились, могила на два захоронения. Я вернулся и сказал отцу, что могила двойная. Если он раньше умрет, его там похоронят рядом с мамой, а если я — меня.
— Нет, — сказал отец. — Ты у нас знаменитость, тебе другое место найдут, где-нибудь неподалеку. А меня уже забыли.
Проект памятника сделал мой друг, архитектор Вахтанг Абрамашвили. Гранитные плиты, а между ними — газон в виде креста.
— Это что, крест? — спросил отец. Он был убежденным атеистом.
— Нет, папа, газон. Чтобы могила дышала.
Пока памятник делали, и отца не стало. Он был не прав — его не забыли. На похоронах было очень много народу: метростроевцы, и те, кто работал с ним в «почтовом ящике», и высокое начальство… Недавно я встретил бывшего заместителя отца, и он сказал, что отца вспоминают и сейчас. Рабочие его уважали и любили.
Гранит для памятника метростроевцы привезли из Кутаиси. И теперь на могиле мамы и отца стоит памятник из камня, добытого в том городе, где они познакомились.
А неподалеку похоронили не меня, а моего сына Колю.
(Стихи Николая Данелия)
Мой друг Олег Жагар говорил, что жизнь человека состоит из драки и любви. Любовь — это любовь, а драка — это работа. Для женщины главное — любовь, для мужчины — драка. И я почти целиком посвятил себя драке. Когда работал, ни о чем другом думать не мог и очень мало внимания уделял своим детям — Ланочке, Кольке, Кириллу…
Многих, о ком я пишу в этой книжке, уже нет. Для меня самое страшное — что нет Кольки (моего Коленьки). Часто думаю — увидимся мы еще или нет? Так хочется увидеться. И извиниться. Перед ним, перед родителями, перед другими…
Мне почему-то кажется, что еще увидимся: что эта жизнь — не начало и не конец. Набоков писал, что жизнь — только щель слабого света между двумя идеально черными вечностями. А мне кажется, жизнь — полустанок: ехал в поезде, сошел на полустанке, потом поедешь дальше. Только пока ты на полустанке, ты не помнишь предыдущего пути и не знаешь, что будет потом. А там, в поезде, ты снова встретишь тех, кого хочешь встретить… Мне повезло, я хочу встретить многих.
Фильм «Я шагаю по Москве» был отобран для показа в Каннах. В Канны посылали четверых: Баскакова, Галю Польских, Михаила Шкаликова из иностранного отдела Госкино и меня.
Перед поездкой меня вызвал в Госкино недавно назначенный зам начальника иностранного отдела.
— Георгий Николаевич, вы бывали за границей. Какие там задают провокационные вопросы?
— Да вроде никаких. Ну, спрашивают, почему в наших картинах нет секса.
— А вы что?
— А я говорю, потому, что нет такой необходимости: в нашей стране с рождаемостью все в порядке.
На том разговор и кончился.
Мы с Мишей Шкаликовым прилетели на два дня раньше Баскакова и Гали (сейчас уже не помню почему). Когда мы встретили Баскакова и Галю в аэропорту в Каннах, первые слова Гали были:
— Георгий Николаевич, что они тут про секс спрашивают?!
(Галя прошла инструктаж в Госкино.)
На следующий день после показа нашего фильма была пресс-конференция. Прямая трансляция по радио, множество корреспондентов, доброжелательные вопросы. Поднялся американский журналист:
— У меня нескромный вопрос к Галине Польских, если она разрешит, я его задам.
И вся Франция по радио услышала испуганный Галин возглас:
— Ой, Георгий Николаевич, это он про секс!
— Мадам Польских разрешает задать вопрос, — перевел Шкаликов.
Американец что-то спросил, и Галя, не дожидаясь перевода, твердо заявила:
— Не волнуйтесь, мистер! С рождаемостью в СССР все в порядке!
— Галина Александровна, — прошипел Шкаликов, — он спрашивает, сколько тебе лет.
На вид Гале тогда было шестнадцать-семнадцать.
Главная достопримечательность Каннского фестиваля — знаменитая ковровая дорожка на лестнице в фестивальный кинотеатр. По ней поднимаются «звезды». И перед этой лестницей все время в любую погоду с утра до ночи стоит тысячная толпа. Прежде чем попасть на лестницу, надо пройти сквозь кордон полицейских. Пускают только по аккредитации и только в «бабочках».
У меня болезнь — если фильм мне не нравится, дольше десяти минут я его смотреть не могу, ухожу. В первый же раз, когда я сбежал из зала и вышел на лестницу, раздались приветственные выкрики и аплодисменты. Оглянулся — кроме меня, на лестнице никого нет. Меня приветствовали! Раз я стою на ковровой дорожке с аккредитацией на груди и в «бабочке», значит, я не хрен собачий, а кто-то… Я помахал рукой, сбежал по лестнице, дал несколько автографов и пошел купаться.
Все-таки приятно, что фанаты кино на Каннском фестивале еще глупее, чем наши.
И так повторялось почти каждый день. В Каннах я потом бывал несколько раз и должен сказать, что неинтересных и занудных фильмов на этом фестивале ничуть не меньше, чем на любом другом.
В тот раз на Канском фестивале до конца я досмотрел только три фильма — японский «Женщина в песках», французский «Шербургские зонтики» и «Я шагаю по Москве» (два раза, на утреннем и вечернем просмотре). Как оказалось, вкус жюри совпал с моим — главный приз получил фильм «Шербургские зонтики», специальный приз — «Женщина в песках», а «Я шагаю по Москве» отметили за оригинальную режиссуру.
В Каннах нас пригласил на ужин западногерманский дистрибьютор Сергей Гамбаров — с ним я познакомился еще в Карловых Варах.
Родители Гамбарова эмигрировали из России еще до революции. Гамбаров занимался прокатом советских фильмов в Европе, а на фестивалях опекал наши делегации.
В Каннах Гамбаров заехал за нами на такси и повез всю делегацию (Баскаков, Шкаликов, Польских, Данелия) отведать французскую уху в рыбный ресторан, хозяйка которого была его старой приятельницей. После десерта Гамбаров спросил, что бы мы хотели посмотреть.
— Стриптиз, — сказал я.
— Нет, на стриптиз я с вами не пойду. Все советские сначала просят повести их на стриптиз, а потом говорят «фу, какая гадость!»
— Я не скажу, — пообещал я.
Гамбаров посмотрел на Баскакова.
— Ну, раз делегация хочет… — пробурчал Баскаков.
