Гитлер в Вене. Портрет диктатора в юности - Хаманн Бригитта (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗
Гармония народов, воспеваемая газетами, была иллюзорной: в процессии не принимали участия самые крупные «ненемецкие» этнические группы империи. Немецкие националисты высказались совершенно определённо: для них эта демонстрация наднационального характера империи не имеет никакой ценности. «Остдойче Рундшау», газета немецкого радикала Карла Германа Вольфа, описывала шествие следующим образом: «Когда немцы в рядах зрителей… слышали ненемецкое приветствие, они отвечали мощным криком «Хайль». Раздавались даже выкрики: «Хайль немецкому народу! Хайль единой Германии!»» Представители Каринтии исполнили песню: «О, Германия, будь благословенна!», а когда кто-то из чешских зрителей поприветствовал представителей Южной Богемии на чешском «Ма uzta» («Моё почтение»), те ответили: «Нечего здесь мауцтовать, мы немцы из Будвайса!», и тогда публика закричала: «Хайль Будвайс!» Словенцы шли с панславянскими триколорами — и представители Каринтии и Штирии тут же потребовали выдать им черно-красно-золотые значки для немцев [448].
Карл Краус писал в «Факеле»: «Австрийские национальности объединились, чтобы вознести хвалу императору, и ссорятся за первенство в оказании почестей» [449].
Количество участников процессии пропорционально не соответствовало реальному национальному и социальному составу империи: число представителей от богатых провинций было невелико, а вот из бедных восточных и юго-восточных коронных земель приехало вдвое больше участников, чем планировалось. Из одной только Галиции прибыли две тысячи человек вместо одной тысячи, а Нижнюю Австрию представляли всего лишь около 70–80 человек [450].
Возможность побывать в столице хотя бы раз в жизни особенно привлекала беднейших обитателей удалённых областей империи. Ведь организационный комитет оплачивал дорожные расходы, питание, ночлег — по большей части в палатках и на мешках с соломой — а также выдавал каждому участнику процессии по три кроны. Обеспеченным этого было мало. Но бедняки, особенно из Галиции и Буковины, приезжали толпами.
Венцы столкнулись лицом к лицу с чужими им соотечественниками, которые — в немыслимом прежде количестве — робко, неловко и беспомощно передвигались по столице. Зачастую неграмотные, не умели даже толком объясниться. Разница в образовании и благосостоянии в огромной империи была гигантской: 513 тысяч из 730 тысяч жителей Буковины не умели ни читать, ни писать. Доля неграмотных среди русинов, сербо-хорватов и румын того времени — более 60 процентов, среди немцев — всего 3,12 процента, а среди чехов — даже ещё меньше, 2,38 процента [451].
Незнакомые соотечественники вызвали у венцев не восторг, а ужас. Даже внешне казались они непривлекательными, примитивными, культурно отсталыми; Карл Краус писал о них так: «Если австрийские национальности выглядят именно так, как те их представители, что и сегодня ещё мешают движению на улицах Вены, то думаю, их общим признаком можно считать уродство» [452].
Пауль Штефан, журналист и биограф Густава Малера писал, что процессия из-за её искусственности и фальшивого блеска вызвала «ужас перед распоясавшимся обывателем»: «Эти вышивки, эти блузы, эти золотые украшения — обычно такое видишь только в магазине «Вертхайм» в Берлине», самое дешёвое из дешёвого. «Да, в Австрии живут смирные люди, терпеливые, послушные народы. Они любят своего императора… осталось их только воспитать по-европейски» [453].
Архитектор Адольф Лоос писал: «Несчастно то государство, где культурные различия подданных столь велики… В юбилейной процессии принимали участия народности, которые показались бы отсталыми даже в эпоху переселения народов. Счастлива та страна, где нет отстающих и мародёров. Счастлива Америка!» [454] Карикатуристы, уверенные в поддержке большинства венцев, тоже не обошли вниманием «дикие», «примитивные» народы. «Симплициссимус» опубликовал на целую страницу цветную карикатуру, исключительно унизительную, изображающую участников процессии преступниками и варварами в лохмотьях [455].
Встреча с этими многочисленными представителями «малоразвитых», «варварских» народов произошла в то время, когда элегантная столица и резиденция монархов испытывала влияние учения Дарвина, согласно которому человечество идёт поступательным путём развития от примитивного состояния доисторических времён до «благородного человека» будущего. Разница в развитии, о которой судили по внешнему виду, поведению, языку и опрятности, давала основания поверить в неравенство людей: «цивилизованные» чувствовали себя в сравнении с «примитивными» людьми лучшего сорта. В Вене «благородным народом» по отношению ко «второстепенным» народностям монархии чувствовали себя немцы.
Даже потом шествие осталось предметом ожесточённых споров, прежде всего в парламенте. Депутат-сионист д-р Бенно Штраухер выступил против дискриминирующего изображения восточноевропейского еврея: позади группы турок, осаждающих Вену, кувыркаясь и дурачась, вызывая всеобщий хохот, бежал мужчина с пейсами, в кафтане и цилиндре — явная пародия. Штраухер: «Мы, евреи, зачастую беззащитны перед лицом преследований, которые принимают порой прямо-таки средневековые и почти всегда отвратительные формы». На реплику из зала, что речь здесь идёт об исторической сцене, он возмущённо возразил: «Позвольте, но к истории это не имеет ни малейшего отношения: во времена осады Вены турками не было евреев в кафтанах и цилиндрах», и евреев в процессии можно было бы показать и в более положительном ключе. Однако его речь потонула в потоке давно известных обвинений: евреи, мол, во все времена — шпионы и предатели родины [456].
Шествие критиковали и пацифисты. Берта фон Зутнер, лауреат Нобелевской премии мира 1905 года, писала Альфреду Герману Фриду, который станет лауреатом Нобелевской премии мира в 1911 году: «Шествие меня очень рассердило. Это бряцание оружием. Никакого понимания современных настроений. Прославление всяческой дикости». За десять лет до того она ещё надеялась, «что император воспользуется праздником, чтобы создать всеевропейский союз, и таким образом добьётся сокращения вооружений»: «Тогда я ещё верила, что император восприимчив к подобного рода идеям. Сегодня я в это больше не верю» [457]. Даже венские гимнасты выступали в процессии воинственно, «прославляя готовое к обороне юношество империи». Шествие замыкали воспитанники дневных групп для школьников, которых подготовили соответствующим образом: одетые в белые костюмы они печатали шаг — и сорвали особые аплодисменты трибун.
Вскоре стали ясны масштабы финансовой катастрофы: на процессии, вопреки ожиданиям, заработать не удалось ничего, а вот убыток составил около миллиона крон. Торговцы и ремесленники напрасно ждали своих гонораров. В итоге государству пришлось возместить дефицит, хотя эти деньги были гораздо нужнее в других областях экономики. Бесславным концом шествия стал в 1909 году судебный процесс о коррупции.
В наследии Гитлера есть только одно замечание о процессии, а именно: венгерские цыгане, мол, подвизались там в массовом порядке как карманники (См. Главу 4 «В парламенте») Но гигантский спектакль произвёл и на него большое впечатление, о чём можно судить по тем шествиям, которые он на посту рейхсканцлера в 1937, 1938 и 1939 годах устраивал в Мюнхене. В эпоху, когда исторические процессии уже устарели, они казались уменьшенными копиями венской юбилейной процессии 1908 года. Зато стали инструментом политической пропаганды, направленной на укрепление патриотизма. Здесь по улицам тоже маршировали герои и воины в исторических костюмах — только вместо солдат войн против Османской империи, великих и немецких магистров и военизированных отрядов школьников шаг печатали костюмированные группы эпохи Фридриха II Прусского наряду с войсками вермахта, СА и СС.
