Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я… - Бродер Эдриенн (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗
– Что ты имеешь в виду – Бен поцеловал тебя? – Сон улетучился в один миг. Я вообразила, как она в ответ дает ему пощечину. С моей матери сталось бы. – Что случилось?
– Мы вдвоем пошли прогуляться после ужина, он привлек меня к себе, вот так. – Мать обвила себя руками, одновременно и демонстрируя его ласки, и обнимая память о них. А потом рухнула на кровать, улыбаясь, и вытянулась рядом со мной.
Очевидно, пощечины не случилось.
– Я до сих пор не могу в это поверить. Бен Саутер поцеловал меня! – еще раз повторила она.
Что это было в ее голосе нынче вечером?
– Он поцеловал меня, Ренни.
Вот оно опять… это радость. Этих нот в ее голосе я не слышала с тех пор, как с Чарльзом случились те инсульты. Радость упала с ночного неба и приземлилась прямо на мою мать. Один поцелуй – блеск и сверкание его, то, что он мог предвещать, – изменил все.
– Он хочет, чтобы мы с ним встретились в Нью-Йорке на следующей неделе. У него заседание совета директоров – что-то там по поводу лосося… а Лили планирует остаться в Плимуте. Я не знаю, что делать.
Мы лежали рядом, наши тела излучали жар.
– Что думаешь, как мне следует поступить?
Мы обе знали, что это вопрос риторический. Малабар всегда и все планировала. Она уже приняла решение.
– Мне понадобится твоя помощь, солнышко, – проговорила она. – Мне нужно разобраться, как это сделать. Как сделать это возможным.
Я лежала неподвижно, как труп, не зная, что сказать.
– Разумеется, я не хочу обидеть Чарльза. Я бы скорее умерла, чем снова причинила ему боль. Это мой высший приоритет, Чарльз ни в коем случае не должен узнать. Это его убьет. – Она примолкла, словно решила в последний раз подумать о Чарльзе, а потом перевернулась на бок, лицом ко мне. – Ты должна помочь мне, Ренни.
Я нужна своей матери. Я знала, что должна заполнить паузу в разговоре, но слова не шли с языка. Непонятно было, что сказать.
– Разве ты не рада за меня, Ренни? – спросила мать, приподнимаясь и опираясь на локоть.
Я посмотрела ей в лицо, в глаза, потемневшие и повлажневшие от надежды… и как-то вдруг, сразу, обрадовалась за нее. И за себя. Малабар влюбилась и выбрала меня в свои наперсницы – роль, которой я жаждала, но сама не понимала этого прежде. Может быть, из этого выйдет что-то хорошее. Может быть, такой полный жизни человек, как Бен, сумеет вызволить мою мать из той хандры, в которой она пребывала после инсультов Чарльза и которая временами проявлялась и раньше. Может быть, осенью, когда начнутся уроки, моя мать станет наряжаться, прежде чем развозить меня и моих одноклассниц из школы по домам. Больше никакого пальто поверх ночной рубашки или отметин от подушки на одутловатом со сна лице. Может быть, она станет снова укладывать волосы, наносить на губы капельку блеска и приветствовать детей, которым по пути с нами, радостным «привет!», как и другие матери.
– Конечно рада! – ответила я. – Я так рада за тебя!
Ее реакция – благодарные слезы – придала мне храбрости.
– После всего, что тебе пришлось пережить, ты это заслужила, – заверила я ее.
– Солнышко, только никому не говори! Ни единой живой душе. Ни брату, ни своему отцу, ни подругам. Это серьезно. Пообещай мне, Ренни. Ты должна унести эту тайну с собой в могилу.
Я тут же пообещала, трепеща от возможности сыграть звездную роль в драме своей матери, напрочь позабыв о том факте, что меня использовали уже второй раз за эту ночь.
Люди, занимавшие спальни вокруг нас, – мой брат, мой отчим, Бен со своей женой Лили, – мирно спали. Они понятия не имели, что земля под их ногами уже дрогнула. Моя мать разглядела и выбрала счастье, а я с готовностью подписалась под ее решением, и мы обе проигнорировали его опасности.
Когда рассвет полился в мои распахнутые окна и солнце вскарабкалось в небо над внешним пляжем, той длинной полосой песка и дюн, которая отделяла наш узкий залив от Атлантики, небо окрасилось в цвет яркой фуксии, подернутый алым. Я проснулась, полная надежды, больше не думая о Теде. Я уже знала, что, когда он объявится на нашей веранде этим вечером, не побегу с ним на пляж, чтобы чувствовать своим телом решительное давление его похоти. Вместо этого я останусь дома и стану свидетелем соблазнения моей матери.
Глава 2
Если верить, что бабочка, трепещущая крылышками в Южной Америке, может поднять бурю в Техасе, то какие неуправляемые последствия мог вызвать безрассудный поцелуй на проселочной дороге? Он знаменовал начало всей моей дальнейшей жизни. Стоило мне решить последовать за матерью – и обратного пути уже не было. Я стала ее защитницей и стражем, неизменно высматривая все то, что могло бы ее выдать.
Я проснулась, кипя от восторга, воодушевленная радостью в материнском голосе, все еще хмельная от интимности нашего разговора. Малабар выбрала меня, и мое тело вибрировало от несказанного ощущения удачи.
Мой брат был уже на кухне, сидел, ссутулившись, над тарелкой хлопьев, когда я спорхнула вниз. Стоявшие вдоль разделочного стола полупустые бокалы источали кислую вонь вчерашнего вина. Питеру в июне исполнилось шестнадцать, у него были отдельная квартирка над гаражом (повод для зависти), собственный катерок (еще один), и он уже примерно понимал, каким человеком планирует стать.
– Ты ведь в курсе, что Тед – конченый подонок, верно, Рен? – проговорил Питер и сунул в рот ложку хлопьев. Тыльной стороной ладони отер каплю молока с уголка губ.
Я вспыхнула, вспомнив, как Тед задрал на мне майку. Да, я понимала, что Тед – подонок. Он был из тех ребят, что, будучи лет на пять помладше, летними вечерами ловили лягушек, совали им в рот хлопушки, а потом хохотали до слез, когда у тех отлетали лапки.
– Нет, он хороший парень, – возразила я брату словами гладкими, как стеклянные шарики. Хоть Тед меня больше и не интересовал, признать, что он придурок, было просто невозможно. В нашей семье всегда важнее было быть правым, чем правдивым. Неуверенность у нас была не в почете, так что расслабляться не приходилось.
Питер в ответ на это невероятное заявление хмыкнул и пристроил свою тарелку поближе к раковине.
С момента развода наших родителей, случившегося десять лет назад, нас всегда было трое: мама, Питер, я. Отец, конечно же, присутствовал на периферии, занимая неизменный угол «каждый второй уик-энд и праздники через один». И отчим, Чарльз, тоже присутствовал – со своими четырьмя взрослыми детьми от предыдущего брака, теперь нашими сводными братьями и сестрами. Но нашей основной семейной ячейкой со времен развода всегда был треугольник, эта устойчивая форма. Вот только нынче утром геометрия начала меняться. Еще до конца этого дня стороне Питера предстояло стать отрезанным ломтем, а нам с матерью, отделившись от него, сменить треугольную форму на одну-единственную прямую линию, потайной ход для ее тайны.
– Доброе утро, – пропела Малабар, ни к кому конкретно не обращаясь. Она влетела в кухню в хлопковом халатике, свободно завязанном поверх ночной рубашки; ее волосы были всклокочены. Этим утром стало чуть прохладнее, но все равно было душно и влажно, и небо – фиолетово-серый водоворот – сулило облегчение в виде дождя. В окне на дальней стороне кухни мать уловила свое отражение и поджала губы. В холодном дневном свете она видела и пигментные пятнышки, усеявшие ее руки, и дряблую кожу у основания шеи: персик, пару дней как миновавший пору совершенства.
И все равно она была прекрасна, стройная и сильная, с блестящими рыжевато-каштановыми волосами, обрамлявшими манящее лицо с ямочкой высоко на левой щеке – отметиной, оставленной акушерскими щипцами и служившей напоминанием о ее трудном приходе в этот мир. Хоть Малабар и культивировала ауру элегантного высокомерия, была она на диво задорной, всегда готовой наживлять крючки и часто первой бросалась в омут с головой. Теперь я понимаю, что она потеряла некую важнейшую часть себя, когда отказалась от карьеры журналистки в Нью-Йорке и выбрала более спокойную и финансово стабильную жизнь, выйдя замуж за Чарльза с его фамильным состоянием. По словам моего отца, бабушка часто говорила Малабар: «За одного мужчину выходишь замуж, чтобы родить детей, а за другого – чтобы он заботился о тебе в старости». Но если и таким было намерение моей матери, когда она выходила замуж за Чарльза, то обернулось все не так, как планировалось. Чарльз сделал мою мать богатой, но вместе с тем возложил на нее львиную долю обязанностей сиделки. Малабар той осенью должно было исполниться сорок девять, и, несомненно, неожиданные перемены в жизни вызывали у нее отчаяние.
