Черчилль - Бедарида Франсуа (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью txt) 📗

По-прежнему остается дискуссионным главный вопрос — о роли великих людей в истории. Высказывалось мнение о том, что великий человек озаряет свою эпоху, а эпоха — великого человека. И в этом есть доля правды. В 1931 году сам Уинстон в одном из своих эссе размышлял над этим вопросом, не дававшим ему покоя. Ведь он был убежден, что призван небом, ниспослан судьбой для спасения родины. Так какова же роль личности в истории? Человек ли стоит у истоков происходящего или он всего лишь зеркало, игрушка всемогущих коллективных сил, с которыми ему не справиться, не важно, воплощает он их или использует? «Является ли история хроникой жизни знаменитых мужчин и женщин или она лишь отражает тот факт, что они сумели противопоставить направлениям, силам и движениям своей эпохи?» [12]

Ко второму мнению склоняется не только Раймонд Эрон, не признающий «бесплодных» споров и не считающий биографию историческим жанром. Фернан Бродель придерживается близкой Эрону точки зрения, утверждая, что «как это ни парадоксально, но великий деятель — тот, кто реально оценивает свои скудные возможности, учитывает это и даже извлекает выгоду из бремени неотвратимого». А вот Клод Леви-Стросс признавал, хотя и не без скептицизма, некоторые достоинства биографической истории, несмотря на то, что «сами по себе подобные произведения ничего не объясняют». В самом деле, «биографическая, занимательная история не ставит перед собой цели что-либо объяснять, но зато она наиболее информативна, поскольку рассматривает каждого отдельно взятого человека как индивидуальность со своими неповторимыми качествами и свойствами (...) Выбор, стоящий перед историком, всегда один и тот же — история, которая больше сообщает, нежели поясняет, или же история, которая больше поясняет, нежели сообщает» [13].

В реальной жизни личность и окружающий ее мир находятся в постоянном взаимодействии. В процессе этого взаимодействия устанавливается хрупкое и изменчивое равновесие. Яркий пример тому — жизнь Уинстона Черчилля: сражения, бури, перепутья, извечные противоречия, не говоря уже о бесчисленных экспромтах, на которые Черчилля вынуждали обстоятельства, хотя его принципы и убеждения были постоянны. Как справедливо заметил Генри Берр, «в череде мелких случайностей происходят великие события, в толпе обыкновенных людей встречаются великие люди. Важность события определяется количеством его последствий и их продолжительностью. Велик ли человек, определяется степенью его влияния на события» [14]. Иными словами, человек не может быть великим сам по себе. В этом взаимодействии личности и сил истории Уинстон Черчилль был одновременно актером и постановщиком спектакля.

Обращаясь к биографии Черчилля, автор понимал, что анализ его жизни и деятельности будет значительно усложнен замысловатым переплетением реальности и вымысла. Мифы об этом великом человеке рождались еще при его жизни. Он сам немало способствовал их появлению, утверждая, что «история меня оправдает, ведь я сам пишу ее». Бесспорным является тот факт, что Черчилль, предлагая на суд читателя свою версию Второй мировой войны, а также многих эпизодов из собственной карьеры, сумел навязать свою точку зрения на события, свою интерпретацию, свои глубоко традиционные взгляды. Свой исторический труд Черчилль украсил афоризмом Оскара Уайльда: «Делать историю может каждый. Только великий может ее написать».

Вот так о славном герое была сложена золотая легенда, открыто и с большим усердием культивируемая начиная с 1940 года по сей день. Так Черчилль и остался героем золотой легенды в памяти самих британцев, европейцев и американцев. Уже при жизни Черчилля восхваляли на все голоса. Немалую службу сослужил ему яркий образ эдакого героя со средневековой миниатюры, созданный им во «Второй мировой войне». Его прославлял дружественный клан «черчиллеанцев», они поддерживали и пропагандировали едва ли не канонизированную версию событий, прочно укоренившуюся в умах честных граждан.

Настало время подвергнуть личность Черчилля критическому разбору, тщательному и непредвзятому, отвлечься от традиционной историографии, в которой преобладает благоговейное, безусловно одностороннее, а значит, искаженное толкование поступков Черчилля. Ведь излюбленный герой мифологии XX века, обладавший даром манипулирования общественным мнением, на протяжении всей своей жизни блистательно исполнял роль великого посредника между народом и властью. Черчилль виртуозно владел искусством риторики, верно рассчитывал впечатление, которое его речь должна была произвести на публику. Над его имиджем трудились фотографы, работники телевидения, средств массовой информации, не остались в стороне и мастера кисти, — традиционные атрибуты народного героя навсегда запечатлелись в подсознании граждан. Стоит произнести его фамилию — и в памяти тут же всплывает образ непримиримого противника Гитлера, защитника мировой свободы с сигарой во рту и с двумя поднятыми в знак победы пальцами, непременно в каком-нибудь живописном одеянии. Его величественная осанка, как ни странно, прекрасно сочеталась с неизменным чувством юмора.

Однако помимо волшебной сказки о народном любимце существовала еще и «черная» легенда, представлявшая знаменитого государственного деятеля то в роли циничного фанатикаrealpolitikи эгоиста, обладавшего разрушительной, смертоносной волей, то в роли злобного колдуна, упрямо насаждавшего давно устаревший, изживший себя национализм. С самого начала политической карьеры Черчилля в силу его незаурядности и непредсказуемости вокруг него всегда кипели страсти, разгорались ожесточенные споры. Он не только находил верных друзей, но и наживал смертельных врагов. Консерваторы ненавидели Черчилля, упрекая его в том, что он предал свое сословие. Либералы относились к нему с недоверием, лейбористы его на дух не переносили. Каждая его неудача — в 1915, 1930, 1945 годах — вызывала нездоровую радость у его противников, его провалы буквально окрыляли их.

Так обстояли дела на политической арене. Однако Черчиллю приходилось отражать атаки и на другом участке фронта. Так, едва закончилась Первая мировая война, как писатель Осберт Ситуэлл в 1919 году в «Трех сатирах» сделал резкий выпад против Черчилля. Язвительно переименовав Гинденбургскую линию фронта в Уинстонбургскую, Ситуэлл назвал его фанатиком войны, ярым милитаристом, жаждущим крови, обвинил в убийстве миллионов человек в Галлиполи. Писатель утверждал, что Черчилль лелеет мечту о вторжении в Россию [15]. Резкое осуждение действий Уинстона Черчилля было не раз отражено в литературе. В качестве примера можно также привести скандальную пьесу Рольфа Хокхата «Солдаты» (1967 год). По сути — это страстное, но необоснованное обвинение Черчилля в том, что он был «слугой» Сталина, сообщником преступления, совершенного в Катыни, убийцей генерала Сикорского, что он отдавал своим летчикам страшные приказы об истреблении сотен тысяч мирных граждан Германии [16]. Последними по времени появились утверждения, довольно вяло поддержанные Рензо Де Феличе, согласно которым британские секретные службы по приказу премьер-министра склонили в 1945 году движение Сопротивления Ломбардии к решению казнить Муссолини с тем, чтобы, воспользовавшись представившимся случаем, уничтожить компрометирующие письма, адресованные Черчиллем герцогу. И, наконец, ревизионист Дэвид Ирвинг не сомневался в том, что после смерти Черчилль отправился прямиком в ад и теперь жарится там в компании Сталина и Гитлера...

Между тем в стороне от подобных крайностей развивалась критическая историография, основанная на тщательном изучении архивных материалов. Тогда-то и начался процесс развенчания уже было канонизированных мифов. Процесс этот, приветствуемый вначале, привел не только к положительным результатам. Хотя, безусловно, ему мы обязаны тонкой аналитической работой Роберта Родса Джеймса, тщательно изучившего деятельность Черчилля периода с 1900 по 1939 год и озаглавившего свой труд, обосновав название вескими аргументами, «История поражения». В работах других авторов, например, Пола Эддисона, говорится о нерешительности и несостоятельности Черчилля в вопросах внутренней политики [17].