В мире безмолвия - Кусто Жак-Ив (книга бесплатный формат txt) 📗

Ныряльщик, у которого глаза защищены маской, видит под водой предметы несколько увеличенными. Они кажутся ему ближе, чем есть на самом деле, примерно на одну четверть истинного расстояния. Это явление связано с преломлением света, проникающего из воды через стекло маски в воздух внутри нее. Нырнув впервые, я протягивал руку за тем или иным предметом и, к своему смущению, обнаруживал, что моя рука коротка: не рука, а какая-то культяпка. То обстоятельство, что вода играет роль увеличительного стекла, весьма наруку хвастливым рыболовам. Шестифутовая акула и в самом деле кажется им девятифутовой. Требуется длительный навык, чтобы автоматически корректировать размеры и расстояние.

Несколько раз, ныряя вместе с Дюма, я незаметно подкрадывался к нему сзади, изображая акулу. Не составляло никакого труда подобраться вплотную, оставаясь все время вне поля его зрения. Дюма и в самом деле казалось, что за ним крадется хищница, и он всячески старался увидеть ее. Однако я легко сводил на нет все его уловки, внимательно следя за ним и перемещаясь соответственно сам. Если человек мог провести такого искусного пловца, как Дюма, то легко представить себе зловещие возможности наделенного толикой разума подводного людоеда.

Новый день начинается в морских глубинах очень слабым изменением освещенности. Рассвет наверху проникает и в толщу воды, однако восход солнца не сопровождается резким изменением освещения, так как солнечные лучи отражаются от поверхности моря и пронизывают ее только в полдень, когда солнце стоит над самой головой. По мере проникновения вглубь дневной свет ослабевает до силы лунного или звездного освещения и, наконец, совсем гаснет.

Проникая в воду, солнечные лучи теряют силу вследствие того, что их энергия преобразуется в тепло [36]. Сверх того свет рассеивается взвешенными в воде частицами ила, песка, планктона и даже самими молекулами воды. Все эти частицы, подобно пылинкам в солнечном луче, уменьшают видимость и рассеивают свет, не давая ему проникнуть в большие глубины.

В чистой воде на глубине ста футов уже сравнительно темно, но у самого дна вдруг становится светлее, так как свет отражается от него. Это явление мы наблюдали, обследуя «Дальтон».

Даже на глубине трехсот футов – предел ныряльщика с аквалангом – обычно достаточно света, чтобы можно было работать, а нередко и снимать черно-белые фотографии. Доктор Вильям Биб [37] и другие установили, что дневной свет проникает до глубины в тысячу пятьсот футов.

Прозрачность воды меняется не только от места к месту, но и от одного глубинного слоя к другому. Однажды мы ныряли над подводной скалой в Средиземном море. Вода была настолько мутной, что видимость ограничивалась несколькими ярдами. Двумя саженями ниже мы неожиданно обнаружили совершенно прозрачный слой, в свою очередь сменявшийся пятнадцатифутовым пластом воды молочного оттенка с видимостью примерно в пять футов. Ниже этого молока до самого дна шла чистая вода. В сумеречной, но абсолютно прозрачной толще сновало множество рыб. Мглистый слой над нами напоминал низко нависшие тучи в дождливый день.

Часто, погружаясь на большую глубину, мы пересекали попеременно то мутные, то прозрачные слои, чередующиеся самым удивительным образом. Больше того, бывает, что прозрачность одного и того же слоя меняется прямо на глазах. Я видел, как внезапно мутнеет совершенно чистая вода, хотя не наблюдал какого-либо заметного течения; видел и столь же таинственные неожиданные прояснения. По нашим наблюдениям, наиболее мутный слой держится у поверхности весной и осенью; бывало, однако, что в это же время года мы обнаруживали этот слой под мощным пластом прозрачной воды.

Помутнение воды в прибрежных областях может быть, разумеется, вызвано притоком частиц речного ила. Дальше в море это явление обусловливается главным образом присутствием неисчислимого множества микроорганизмов. В конце весны вода насыщена водорослями, крохотными одно– и многоклеточными организмами, спорами, икринками, малюсенькими рачками, личинками, шариками и нитями живой слизи. В таком «супе» видимость сокращается до пятнадцати футов. Нырнув в него, вы рискуете получить болезненное раздражение кожи. Ныряльщик испытывает довольно неприятное ощущение от соприкосновения с миллионами крохотных существ, и они способны серьезно повредить ему. Вы ощущаете уколы и сильные ожоги в самых неожиданных местах; хуже всего достается губам. Хорошо еще, что глаза защищены маской.

Когда вы читаете описание чарующей глаз игры красок в волшебной стране подводных скал, то речь идет о глубинах не более двадцати двух футов. Ниже этого, даже в залитых солнцем прибрежных водах тропиков, краски более чем наполовину приглушены. Морская вода действует как голубой фильтр.

Группа подводных изысканий специально изучала, какую метаморфозу претерпевают различные цвета под водой. Мы брали с собой таблицы с ярко-красными, голубыми, желтыми, зелеными, пурпуровыми и оранжевыми квадратами, а также шкалу серых тонов от белого до черного и фотографировали на различной глубине, вплоть до сумеречной зоны. На глубине пятнадцати футов красный цвет казался розовым, а на сороковом футе – абсолютно черным. Одновременно исчезал и оранжевый цвет. На глубине ста двадцати футов желтый цвет начинал превращаться, в зеленый; здесь царит уже почти полная монохроматичность. Ультрафиолетовые лучи проникают довольно глубоко, зато для полного поглощения инфракрасных лучей достаточно буквально нескольких дюймов воды.

Как-то раз мы охотились в море под уединенными скалами Ла Кассадань. Нырнув на двадцать саженей, Диди подстрелил восьмидесятифунтовую гигантскую ставриду. Гарпун прошел сквозь тело позади головы, но не задел позвоночника. Загарпуненная рыба отчаянно сопротивлялась и потащила Диди за собой на тридцатифутовом тросе.

Когда ставрида устремлялась вниз, Диди раскидывал руки и ноги крестом, тормозя движение; когда она поднималась кверху, он весь вытягивался и сильно отталкивался ластами, ускоряя движение. Казалось, его жертва никогда не устанет. Наши запасы воздуха подходили к концу, а она и не думала сдаваться. Дюма стал подтягиваться все ближе к ставриде по тросу. Рыба ходила по кругу с неослабевающей скоростью, и Дюма приходилось приноравливаться к ее движению, чтобы не запутаться в тросе. Наконец он подобрался вплотную и взялся за древко гарпуна. Другой рукой Диди схватил кинжал и вонзил его прямо в сердце рыбины. Кровь брызнула мощным фонтаном.

Но кровь была зеленая! Ошеломленный этим зрелищем, я подплыл поближе и уставился на струю, вместе с которой из сердца рыбы уходила жизнь. Она была изумрудного цвета. Мы с Дюма переглянулись в недоумении. Мы не раз плавали среди гигантских ставрид, но никогда не подозревали, что у них зеленая кровь. Потрясая гарпуном со своим поразительным трофеем, Диди направился к поверхности. На глубине пятидесяти пяти футов кровь стала коричневой. Двадцать футов – она уже розовая; а на поверхности она растеклась алым потоком.

В другой раз я сильно порезал себе руку на глубине ста пятидесяти футов – из руки потекла зеленая кровь. В этот момент я уже был во власти легкого опьянения. Мой захмелевший мозг истолковал появление зеленой крови, как ловкий трюк со стороны моря. Потом я вспомнил ставриду и с трудом убедил самого себя, что на самом деле у меня красная кровь.

В 1948 году мы принесли свет в сумеречную зону. В ясный полдень Дюма нырнул в прозрачную воду с электрической лампой, которая по мощности равнялась юпитерам, употребляемым при киносъемках. От лампы к поверхности тянулся провод. Наши глаза отчетливо различали голубые очертания предметов на этой глубине, но нам хотелось увидеть настоящие цвета!

Диди направил рефлектор на склон рифа на глубине ста пятидесяти футов и включил свет. Последовал настоящий взрыв красок!

Луч света обнаружил ослепительную игру красок, с преобладанием сочных оттенков красного и оранжевого; богатство цветов напоминало о картинах Матисса. Впервые со времени сотворения мира явилось на свет все великолепие палитры сумеречной зоны. Мы плавали кругом, услаждая взор этим зрелищем. Даже сами рыбы не видели никогда ничего подобного. Почему такая сокровищница оттенков находится там, где ее нельзя увидеть? И почему преобладающим цветом глубин оказался красный, который первым отфильтровывается в верхних слоях? Какие цвета таятся еще глубже, куда никогда не проникает луч света с поверхности?