Южный полюс - Амундсен Руаль Энгельберт Гравнинг (серия книг txt) 📗
Двинулись дальше, и только что выслушанный доклад о порядке на базе меня настолько успокоил, что я выпустил анорак своего спутника, за который крепко держался. И напрасно выпустил.
Миг, и я растянулся во весь рост на полу. Наступил на что-то круглое, и оно повергло меня на пол. В падении я схватил что-то руками – тоже нечто круглое – и теперь лежал, судорожно держась за таинственный предмет. Естественно, мне захотелось посмотреть, что же это может валяться на полу здесь, в этом царстве порядка. В слабом свете фонаря я разглядел… головку голландского сыра. Чтобы не нарушать порядок, я положил его на место, потом сел и глянул себе под ноги: на что я наступил? Еще один сыр. А рядом, лопни мои глаза, валялся третий представитель того же семейства. У меня начало складываться свое, особое мнение о порядке на базе, но я ничего не сказал. Интересно, почему идущий первым не споткнулся о сыр? «А, ну да, – ответил я сам себе, – просто он хорошо изучил здешние порядки».
У восточного торца дома ход хорошо освещался через врезанное в этот торец единственное окно. Я смог получше осмотреться. Прямо напротив окна, в той части барьера, которая составляла противоположную стену хода, было прорублено огромное отверстие, которое вело куда-то во мрак.
Мой спутник все здесь знал, и я мог положиться на него. Один я вряд ли решился бы туда входить. За отверстием туннель расширялся, переходя в довольно большое помещение со сводчатым потолком в толще барьера. Лопата и топор на полу, вот и все, что я тут увидел. Для чего же служит этот зал?
– А, столько снега и льда ушло на получение воды для нашего хозяйства.
Так вот он, «колодец» Линдстрема, где он все эти месяцы вырубал снег и лед для приготовления пищи, питья и умывания. В одной из стен под самым полом было небольшое отверстие, как раз впору, чтобы пролезть человеку.
– Теперь постарайтесь съежиться и следуйте за мной, мы навестим Ханссена и Вистинга.
С этими словами мой спутник змеей скользнул в отверстие. Я живо бросился на пол и полез за ним. Мне вовсе не улыбалось оставаться одному в полной темноте. На ходу я успел поймать его за штанину и не выпускал ее, пока не увидел свет впереди. Ход был настолько тесным, что нам пришлось ползти на коленях. К счастью, он оказался не длинным. Оканчивался он довольно просторным, почти квадратным помещением. Посередине стоял низкий стол, на этом столе Хельмер Ханссен собирал заново сани.
Несмотря на лампу и свечи, было довольно темно. Потом я сообразил, что виной тому, вероятно, множество темных предметов. У одной стены сложена в большие кучи меховая одежда, прикрытая сверху одеялами от падающего с потолка инея. У другой стены нагромождены сани. По соседству с входом лежала шерстяная одежда. Любой магазин в Кристиании мог бы позавидовать такому ассортименту. Анораки, свитеры, нижнее белье невероятной толщины и размеров, носки, варежки и многое другое.
Вход помещался в углу, образованном этой стеной и той, вдоль которой стояли сани. А за санями находилась завешенная дверь, из-за нее доносился странный гул. Мне очень хотелось узнать, что это за звук, но сперва я хотел послушать, о чем говорят здешние обитатели.
– Ну, как вам теперь нравится крепление, Ханссен?
– Ничего, выдержит. Во всяком случае, лучше того, что было прежде. Взгляните, как они закрепляли концы.
Я тоже наклонился, чтобы посмотреть, как выглядит крепление. Прямо скажу, увиденное меня поразило. Разве так делают? Моряк придает большое значение тому, как закреплен конец веревки, связывающей вместе те или иные части. Он знает: если концы плохо заделаны, самая тщательная вязка долго не продержится. Отсюда непременное правило – как можно лучше заделывать концы. А тут конец веревки был укреплен маленьким штифтиком вроде тех, которыми обычно прикрепляют ярлычки.
– Представляете себе, если бы мы с этим отправились к полюсу!
Эта оценка, похоже, в самой мягкой форме выражала мнение Ханссена о такой работе. Я посмотрел на новые крепления и согласился с Ханссеном, что они себя должны оправдать.
Не очень-то приятно делать такую работу при минус 26° (такую температуру показывал термометр), но Ханссен явно с этим не считался. Я слышал, что Вистинг тоже участвует в этой работе, но его что-то не было видно. Где бы он мог быть? Мой взгляд невольно обратился к занавеске; из-за нее-то как раз и доносился гул, который я слышал. Меня распирало любопытство. Наконец обсуждение вопроса о креплениях как будто закончилось, мой проводник собрался идти дальше. Отставив фонарь, он направился к занавеске.
– Вистинг!
– Да.
Казалось, отвечают откуда-то издалека. Гул прекратился, занавеска отдернулась, и я увидел картину, которая больше всего меня поразила за весь этот день, такой насыщенный событиями. Сидя в недрах барьера, Вистинг работал на швейной машине. Температура на воле – минус 51°.
Чудо из чудес. Подкрадываюсь к входу, чтобы посмотреть поближе, и тут мне в лицо – уф! – пышет буквально тропическая жара. Гляжу на термометр – плюс 10°. Как все это вяжется одно с другим? Вот сидит человек в ледяном погребе и шьет при температуре плюс 10°. В школе меня учили, что лед тает приблизительно при 0°. Если этот закон еще действует, Вистинг должен сидеть под душем… Вхожу. Швейная мастерская невелика, примерно два на два метра. Рядом с швейной машиной (ножная машина новейшей марки) в этом закутке, помимо огромной палатки, которой Вистинг сейчас занят, можно увидеть всякие приборы, компасы и тому подобное. Но мне особенно интересно, как мастер спасается от душа. Ах, вот оно что. Остроумно придумано. Он обшил потолок и стены жестью и брезентом так, что вся талая вода стекает в стоящий на полу таз. Заодно он получает столь драгоценную в этих краях воду для умывания. Ишь, хитрец!
После я узнал, что здесь, в этом ледяном чуланчике, было пошито почти все снаряжение для похода к полюсу.
С такими людьми да не достичь полюса! Бить надо Амундсена, если он этого не сделает.
Что ж, кажется, теперь мы все осмотрели. Мой спутник подходит к стене, подле которой сложена одежда, и начинает рыться в ней. «Осмотр одежды, – говорю я себе, – интересного мало…» И присаживаюсь на сани у противоположной стены, чтобы передохнуть. Вдруг Амундсен наклоняется вперед, как для нырка, и исчезает в ворохе мехов. Вскакиваю и бросаюсь туда. Мне немножко жутко от всех этих загадок. Второпях задеваю сани на столе Ханссена и чуть не сбрасываю их на пол. Он сердито оглядывается. Хорошо еще, что не видит меня, не то была бы мне взбучка. Протискиваюсь через груду одежды – и что же я вижу? Опять отверстие в стене, опять низкий темный ход. Собравшись с духом, устремляюсь туда. Этот ход чуть выше предыдущего, можно идти почти в рост. К счастью, навстречу мне пробивается свет, так что на сей раз странствие в потемках длится недолго.
Вхожу в еще одно большое помещение, почти такое же, как предыдущее, «интендантство». Позднее я услышал, что за этим помещением закрепилось название «хрустальный дворец», очень меткое, здесь все переливается хрустальным блеском.
У одной стены сложено множество лыж, у других стоят ящики, желтые и черные. Теперь, когда я побывал у Стюбберюда, мне не трудно сообразить, в чем дело. Желтые ящики – старые, черные – улучшенные. Даже о такой мелочи они подумали! Разумеется, на снегу черный цвет имеет все преимущества перед светло-желтым. Он приятнее для глаза. И черные ящики гораздо легче увидеть издалека. Представьте себе, что понадобятся вехи: достаточно разбить ящик, и делай сколько угодно черных вех. На снегу их сразу заметишь.
Но что за странные крышки на ящиках? Не больше крышки от молочного бидона и такой же формы, так же снимаются и ставятся на место. И тут меня осеняет. Когда я сидел у Ханссена, то заметил укрепленные на санях куски троса, по восьми с каждой стороны. Ну, конечно. Они предназначены для крепления четырех ящиков: больше на одни сани вряд ли погрузишь. С одной стороны все тросы кончаются петлей, с другой – тонкой бечевкой. Видимо, на каждый ящик приходится по две пары, одна – впереди, другая – сзади крышки. Затяни потуже, и ящики будут стоять, как приколоченные. А крышка свободно снимается. Хитрая выдумка, она сбережет много труда.
