Во власти хаоса. Современники о войнах и революциях 1914–1920 - Аринштейн Леонид Матвеевич (первая книга .TXT) 📗
Психология морских офицеров в это время может быть обрисована следующим образом. Офицеры присягали и служили царю и отечеству. Царь отрекся от престола и повелел служить новому правительству. Царя больше не было, но оставалось отечество. Большинство офицеров флота считало, что без царя отечество погибнет. Что оставалось делать? Могло быть два решения: одно – оставить свои корабли и должности и уйти. Было ясно, что при таком решении часть офицеров останется, но корабли потеряют боеспособность. Это отечества не спасет, а, наоборот, даст социалистам оружие для дальнейшей агитации и приблизит наступление анархии. Другое решение – оставаться и, во имя родины, исполнять служебный долг – противодействовать агитации и стараться влиять на команду, несмотря на сознание безнадежности этого.
Адмирал Колчак решил встать на второй путь. Сомнения в том, что офицеры за ним не пойдут – не было.
Сознавая громадную нравственную ответственность за флот и не считая возможным ее нести, если флот откажется исполнять боевые приказы, адмирал послал официальное письмо или телеграмму (точно не помню) Верховному Главнокомандующему и Морскому Министру, в котором донес, что он будет командовать флотом до тех пор, пока не наступит одно из следующих трех обстоятельств: 1 – отказ какого-нибудь корабля выйти в море или исполнить боевой приказ; 2 – смещение с должности без согласия командующего флотом кого-либо из начальников отдельных частей, вследствие требования сверху или снизу, 3 – арест подчиненными своего начальника.
В случае, если наступит одно из этих трех обстоятельств, адмирал сложит с себя командование флотом и спустит свой флаг.
Дисциплинарная власть и меры принуждения по отношению к подчиненным от офицеров отпали. Совершилось это само собой, без всякого приказания, силой событий, в числе которых одним из главных был знаменитый приказ № 1 совета солдатских и рабочих депутатов. Было ясно, что если бы офицер попробовал наложить дисциплинарное взыскание на матроса, то не было бы сил для приведения этого наказания в исполнение. Для поддержания хотя бы внешнего порядка необходимо было приложить все старания для усиления нравственного влияния офицеров на команду.
Адмирал приказал всем офицерам флота, Севастопольского порта и Севастопольской крепости собраться в морском собрании. Там А. В. Колчак произнес речь, в которой очертил офицерам положение, указал на падение дисциплины и на фактическую невозможность вернуть офицерам дисциплинарную власть. Но – необходимо продолжать войну. В целях воздействия на команду и поддержания в ней патриотического духа, адмирал призывал офицеров удвоить работу, теснее сплотиться с матросами, разъяснять им смысл событий и удерживать их от занятия политикой. После речи адмирала произнес речь командующий Черноморской (пехотной) дивизией, генерального штаба генерал-майор Свечин (ныне находящийся на службе у большевиков) [13]. Он сказал, что вследствие отсутствия императорской власти долг патриота обязывает его исполнять приказания новой единой российской власти – Комитета Государственной Думы и что, во имя блага родины, офицеры не должны допустить появления какой-либо другой государственной власти, стоящей рядом и не подчиненной первой. Поэтому, если образовавшийся в Петрограде совет солдатских и рабочих депутатов будет претендовать на власть, не подчиняясь правительству, то он со своей дивизией пойдет в Петроград и разгонит совет. После генерала Свечина говорил начальник штаба его же дивизии, подполковник генерального штаба А. И. Верховский (впоследствии – военный министр в кабинете Керенского, ныне – на службе у большевиков и сторонник советской власти). Он очень витиевато говорил, что совершилось великое чудо – единение всех классов населения, что рабочий (!) Керенский и помещик князь Львов стали рядом для спасения отечества, что совет солдатских и рабочих депутатов состоит из таких же русских патриотов, как и все мы и т. п.
Две эти речи были характерны как выразители мировоззрений двух групп офицеров. Я наблюдал за впечатлениями каждой из этих групп. Свечину выражали одобрение кадровые офицеры, из которых состояло огромное большинство морских офицеров и – меньшинство сухопутных. Верховскому выражали одобрение офицеры военного времени. После речи Верховского появились на эстраде морского собрания матрос, солдат и рабочий и заявили, что они выбраны на митинге и уполномочены заявить офицерам, что матросы, солдаты и рабочие считают необходимым энергичное продолжение войны с неприятелем, что будут повиноваться офицерам и соблюдать дисциплину. Они просят офицеров выбрать своих представителей и прибыть на совещание с выборными представителями матросов, солдат и рабочих для выработки мероприятий к поддержанию дисциплины. Речи этих трех человек были приветствуемы собравшимися и тут же были произведены выборы по одному офицеру от каждой части флота, порта и крепости для переговоров с представителями команд и рабочих. К этому времени на площади перед морским собранием собралась большая толпа, состоящая преимущественно из матросов и солдат; толпа устроила шумную овацию адмиралу Колчаку и офицерам. Казалось, что некоторое временное спокойствие и порядок установлены.
Здесь я нахожу уместным сделать отступление от моего рассказа и коснуться вопроса о состоянии корпуса морских офицеров к моменту революции.
В печати и в разговорах часто высказываются мнения лиц, совершенно незнакомых с состоянием флота и с условиями морской службы, о том, что морские офицеры являлись привилегированной кастой, что они жили припеваючи и мало работали и не имели связи с матросами. К сожалению, такое мнение высказано даже генералом А. И. Деникиным. Оно основано на полном незнакомстве с флотом и с условиями морской службы.
Да, морские офицеры представляли из себя касту, но касту в лучшем смысле этого слова. Касту, отличавшуюся преданностью долгу, проникнутую традициями доблести и чести, сплоченную духом взаимной дружбы, любящую море и службу, отдававшую все свое время для работы и для обучения подчиненных. Касту культурную и образованную. Я с полным убеждением утверждаю, что между морским офицером и матросом было больше близости, чем между сухопутным офицером и солдатом. На всех занятиях и при всех работах, даже самых черных, выполняемых матросами, неизменно участвовали морские офицеры; они руководили занятиями и работами. Нельзя было увидеть такой сцены, чтобы матросы работали, а офицеры отсутствовали или стояли в стороне, не принимая участия в работе. Грузили ли уголь на корабль, чистили ли, или красили трюмы – офицеры всегда были с матросами, в угольной пыли или ползая на животе в междудонных пространствах корабля.
Почему же тогда наибольшие жестокости во время революции проявились во флоте и матросы были самыми яростными революционерами? Причины этого лежат отчасти в общих свойствах морской службы, отчасти исходят из географической обстановки, в которой был расположен русский флот.
Служба на море требует привычки к ней с детства. На море человек живет в условиях стихии, не свойственной его натуре. В темную ночь, в штормовую погоду, среди туманов человеку кажется, что жизнь его в руках враждебной стихии. Корабль качается, людей тошнит, но они должны не замечать этого и работать. В море сыро и неуютно. Морской закон установил, что все офицеры и матросы на корабле каждую минуту находятся на службе и никогда не могут считать себя свободными, считать, что можно отдохнуть и развлечься и что никто не потревожит. Морская стихия каждую минуту дня и ночи может потребовать на работу и нарушить покой.
По техническим условиям, свойственным морю, люди живут в крайней тесноте и скученности, у них нет своего угла, нет постели, нет стола, нет табуретки. Постелью служит койка; связанная на день и уложенная в рундук, она выдается только на ночь, столы и скамейки ставятся только на время еды, остальное время они высоко подвешены под потолок. В палубах, где живут матросы, сыро, неуютно, воздух насыщен электричеством. На берег матрос может сходить только в редкие свободные часы – раз в неделю, а то и реже. Все эти условия не являются результатом прихоти, они истекают из сущности морской стихии.
13
Александр Свечин – младший брат белого генерала Михаила Свечина (его воспоминания см. выше, с. 169–182). – Примеч. ред.