Полет бумеранга - Дроздов Николай Николаевич (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗

— Вряд ли можно предположить полное исчезновение каких-либо животных в Австралии «по вине» аборигенов, —добавляю я.

— Да, конечно. Единственное, в чём их можно было бы упрекнуть, так это в том, что около десяти тысяч лет назад они завезли на материк собаку динго. Хотя вполне вероятно, что собака динго сама добралась до Австралии и уже здесь «пристала» к людям. Этот ловкий хищник, лишённый всяких «табу», нанёс существенный урон эндемичной фауне Австралии.

Динго поедают любую живую добычу, но уничтожить какой-либо вид животных целиком вряд ли им под силу. Пожалуй, лишь исчезновение сумчатого волка на материке можно связать с прессом со стороны динго.

— Того самого сумчатого волка, которого теперь называют тасманийским? — спрашиваю я.

— Вот именно, ко времени появления белых в Австралии этот вид уже исчез, сохранившись лишь на острове Тасмания. Но, судя по найденным костным остаткам и даже мумиям в пещерах Южной Австралии, сумчатый волк жил на материке всего тысячу лет назад. Вероятно, этот примитивный хищник не выдержал жёсткой конкуренции за места обитания и пищевую базу со стороны динго. Но ведь исчезновение сумчатого волка на материке ещё не означало его исчезновения как вида. В Тасмании он был весьма обычен двести и даже сто лет назад и заселял все ландшафты острова — от побережья до горных вершин. Идя навстречу пожеланиям фермеров-овцеводов, правительство Тасмании в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году назначило крупные премии за голову сумчатого волка. Фермеры, обвинявшие этого хищника в истреблении овец и домашней птицы, рьяно начали уничтожать его. Теперь мы думаем, что вред сумчатого волка животноводству был сильно преувеличен. Однако дело шло быстро, и к началу нашего века этот вид стал весьма редок. Последнего «вольного» сумчатого волка добыли в тысяча девятьсот тридцатом году, а четыре года спустя в зоопарке города Хобарта умер последний сумчатый волк, живший в неволе. На память об этом виде нам остались лишь скелеты и шкуры в музеях, фотографии и небольшой кинофильм, снятый в зоопарке.

— Я ознакомился с историей природоохранного законодательства и обратил внимание, что в тысяча девятьсот тридцать восьмом году правительство Тасмании объявило сумчатого волка строго охраняемым видом, — напоминаю я Дереку.

— Удивительно вовремя, не правда ли? — горько усмехается он. — Нам нужно сделать выводы из этой печальной истории и постараться спасти другие виды редких животных, взять их под охрану до того, как они исчезнут. Что же касается сумчатого волка, то никакой реальной надежды найти его в Тасмании не осталось. Так что в целом, как вид, сумчатый волк истреблён не динго, а белыми поселенцами Тасмании. Хотя это ещё не самое большое преступление, совершённое белыми на острове. Что уж говорить о сумчатом волке, когда в середине прошлого века фермеры выходили в лес охотиться… на людей! Случалось такое и на материке. Безысходное состояние австралийских аборигенов вы можете увидеть своими глазами, но в Тасмании был «успешно» осуществлён настоящий геноцид. К семидесятым годам прошлого столетия белыми поселенцами была полностью истреблена целая этническая группа — коренные тасманийцы. Они существенно отличались от австралийских аборигенов антропологически и, вероятно, заселили Тасманию не из Австралии, а из Новой Каледонии. У них был свой особый язык, из которого мы успели узнать лишь несколько слов. Когда об этом напоминаешь современным жителям Тасмании, они искренне содрогаются от жестокости своих недалёких предков.

— Да, мрачные страницы истории, — соглашаюсь я. — Но и теперь ещё расовые предрассудки коренятся в сознании многих людей, и отношение к коренным австралийцам среди остального населения далеко не однозначно. Беседуя с разными людьми здесь, в Австралии, я встречал и активное сочувствие и поддержку справедливых требований аборигенов, и пассивное безразличие к их нуждам, и плохо скрываемую неприязнь, и открытую ненависть. Немало ещё потребуется времени и, главное, труда, чтобы перестроить сознание людей, сделать его истинно культурным. Ведь ещё есть целые страны, в которых расизм и апартеид составляют основу государственной политики. Но я убеждён, что расовые предрассудки уже стали уродливым анахронизмом в современной культуре человечества.

— Однако их хватает ещё в нашей стране, и сложности в решении проблемы коренного населения Австралии пока нарастают год от года, — говорит Дерек. — Но теперь мне хотелось бы вспомнить недавние события, когда в феврале тысяча девятьсот семидесятого года в Австралию приехала королева Елизавета, чтобы принять участие в празднествах по поводу двухсотлетия открытия континента. Пик торжества был на месте высадки капитана Кука. Вы ведь там были, помните этот уголок на южной стороне Ботани-Бея?

— Конечно, помню — тихий уютный парк у самого города, сразу за заводами и пыльной свалкой, — отвечаю я.

— Вот именно! — оживляется Дерек. — Это празднество было весьма символично — стало ясно видно, что сделали с Австралией за двести лет. Королеве отвесил поклон «сам капитан Кук», высадившийся в том же месте, что и тогда, два века назад. Театрализованное представление передавали по всем каналам телевидения, была уйма журналистов и фоторепортёров. А над всей этой толпой в небе тянулся шлейф заводского смога, на воде плавали нефтяные пятна от судов и нефтеочистительных заводов, и прибой шевелил гирлянду мусора, который наспех вымели с места торжества прямо в море. Заодно при подготовке сцены уничтожили и последний песчаный пятачок, окружённый травой, который до того дня сохранялся в память о капитане Куке, но не пережил двухсотлетнего юбилея. А в это время тысячи сиднейцев и гостей оказались в многокилометровой пробке по дороге к месту праздника, и сидели в машинах, укрытые пологом из выхлопных газов. Радужная картинка, не правда ли?

— Да, годом позже мне удалось достичь полуострова Кёрнелл без затруднений — пробки на дороге не было, но всё остальное я застал: шлейфы дыма, мусор и пыль. Но ведь это — на пороге крупнейшего города, а в Австралии ещё столько ненаселенных мест, неосвоенных ландшафтов…— пытаюсь я увести собеседника ближе к нетронутой природе.

— Загрязнение проникает в самые отдалённые районы, подчас опережая человека, ведь вода и воздух быстро разносят отходы производства, дымы и газы. Почитайте эту книгу, она только что вышла, — говорит Дерек и размашистым почерком надписывает мне свою книгу «Грязная история» («Загрязнение в Австралии»). — Здесь я собрал самые яркие факты о загрязнении почвы, воды и воздуха. Прочтите и убедитесь в правоте моих слов. Главное сейчас — осознать, что дальше так жить нельзя, нужно срочно и круто менять наше отношение к природе, иначе мы задушим и отравим самих себя, и не понадобится третьей мировой войны, чтобы уничтожить человечество.

— Действительно, проблемы экологии и охраны окружающей среды встали сейчас в один ряд с самой животрепещущей проблемой современности — проблемой сохранений мира и устранения угрозы ядерной войны, — поддерживаю я мысль собеседника.

— Справедливости ради нужно отметить, что за последние десятилетия отношение австралийцев к охране окружающей среды стало меняться к лучшему. В ряде штатов приняты законы об охране природы, созданы десятки и даже сотни хотя и небольших, но подчас уникальных природных парков и резерватов на сохранившихся участках природных ландшафтов. Приняты ограничения сроков и норм охоты на многие виды местных зверей и птиц, ряд видов взят под полную охрану государства. Однако контроль за этими законами в малонаселённой местности с разбросанными фермами, безлюдными дорогами практически неосуществим. И если фермер, не выходя из кабины автомобиля, стреляет с дороги в кенгуру или клинохвостого орла, кто его остановит? Только собственная совесть. А психология «австралийского пионера» ещё сильна и теперь. Для людей, заселявших Австралию, местная природа была враждебной, вставала препятствием к освоению. Недаром лозунгом пионеров были такие слова «If it moves, shoot it. If it stands still, cut it down» (Если оно движется — застрели его. Если оно стоит — сруби его). Всех животных они делили на полезных — тех, которых можно добывать ради шкуры, мяса, перьев, и на вредных — их нужно было уничтожать, так как они наносили ущерб пастбищам и фермерскому хозяйству. К полезным относилось все покрытое мехом или красивыми перьями, а также съедобное: все виды кенгуру, валлаби, коала, утконосы, поссумы, птицы-лиры, попугаи. Вредными считались те же кенгуру (едят траву), эму (тоже едят траву), вомбаты (роют норы), клинохвостые орлы и другие пернатые хищники (нападают на овец и домашнюю птицу), сумчатые куницы, тасманийские дьяволы и сумчатые волки (хищники — значит, заведомо враги). Поселенец стремился расчистить участок «буша», вырубить деревья и кустарники, отодвинуть от порога своего дома чуждую природу и, вспахав часть земли, засеять её обычными полезными овощами или зерновыми, а на остальной площади устроить выпас для овец. Может быть, и не стоит осуждать тех наших предшественников — ведь они вели суровую борьбу за выживание. И конечно, пелерина из десятка сшитых вместе шкурок коала была спасением от холода и ветра для белого колониста в первые годы его жизни где-нибудь на юго-востоке континента. На этом этате «покорения природы» поселенцы ещё незначительно превзошли уровень использования природных ресурсов аборигенами. Драматическая история началась тогда, когда животные стали добываться, а леса — вырубаться не для личных нужд, а на продажу, в промышленных масштабах, причём на продажу сначала в растущие города, а затем — и за океан.