Вспомним мы пехоту... - Мошляк Иван Никонович (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗
— Так точно, встречались, товарищ гвардии полковник. Рядовой Петров Василий Васильевич.
— Васек! — обрадованно воскликнул я.
И сразу вспомнилось, как год назад, в первые дни моего вступления в командование 62-й гвардейской стрелковой дивизией, мы с полковником Антоновым пришли в расположение 3-го батальона 182-го полка и услышали в землянке шутливый разговор комбата капитана (теперь он уже майор) Сентюрина с бойцами… Вспомнились тактические учения и рядовой Петров, вызвавшийся первым сесть в траншею, через которую должен пройти настоящий танк. За это я предоставил Петрову отпуск на родину.
— Здравствуйте, товарищ Петров. — Я пожал бойцу руку, присел рядом на бревно. — Были тогда дома? Видели свою Машу?
— Так точно, товарищ гвардии полковник. Неделю дома жил, можно сказать, на гражданке. Теперь, выходит, мальчишка у нас родился… Да вот… — Здоровой рукой поправив растерзанную гимнастерку, Петров достал из нагрудного кармана фотографию, протянул мне. С карточки смотрела на меня миловидная молодая женщина с грудным ребенком на руках, у которого во рту торчала соска.
— Поздравляю, Василий Васильевич. — Мы опять обменялись рукопожатиями. — Хороший парень. Как назвали?
— Иваном — в вашу честь, товарищ гвардии полковник.
— Спасибо. Только за что мне такой почет?
— А как же? Не предоставь вы мне тогда отпуск — и Ванюшки не было бы. Так что вам большое спасибо…
Меня смутила и почему-то больно отозвалась в душе искренняя благодарность бойца. Идет жестокая война. Командуешь тысячами людей. У каждого своя жизнь… И у скольких Петровых, которым я не предоставлял отпуска, она отнята, и они никогда не имели, или не видели, или больше не увидят своих детей. Ах, проклятая воина, проклятый фашизм…
На гимнастерке Петрова, повыше кармана, я заметил все ту же желтую полоску за ранение, которую видел год назад.
— Повезло тебе, Василий Васильевич, — за год первое ранение.
— Никак нет, товарищ гвардии полковник, второе.
— А чего ж нашивку не носишь?
Петров замялся… А нас уже постепенно окружали раненые, прислушивались к разговору, и лица их теплели.
— Тут, товарищ гвардии полковник, такая штука получилась… За Днепром уже, когда вперед пошли, чиркнуло меня осколком вот сюда. — Петров погладил ладонью голову над правым виском, шапка чуть сдвинулась, и я увидел белый шрам. — Ну, меня, ясно, в медсанбат, полежал два дня, в тыл собираются отправлять, в госпиталь. Значит, со своей частью распрощайся… Ну-у… — Петров помедлил и сказал, как в холодную воду прыгнул: — Я и смылся из медсанбата в свой батальон.
— Как смылся?
— Ребята принесли форму, я пошел вроде бы по нужде, переоделся — и деру.
Раненые рассмеялись, не удержался от улыбки и я.
— И что же дальше?
— Пришел, значит, доложился взводному. А голова, ясно, в бинтах, и бинты из-под каски, как я их ни поправлял, вылезают. Взводный — к ротному. Тот, конечно, к комбату, товарищу гвардии капитану Сентюрину. Вызвал меня товарищ гвардии капитан, говорит: «За то, что нарушил воинскую дисциплину, утек из санбата, даю тебе двадцать суток гауптвахты, но, поскольку ты ранен, пролил кровь за Родину, взыскание отменяю. Будешь, Васек, у меня ординарцем взамен Кольки — его в тот же день, что и тебя, ранило. А за моей широкой спиной спрячешься — никакая медицина не сыщет. Только уж я раненым тебя считать не буду, и, значит, нашивка тебе не положена».
Дружный смех раненых развеселил и меня.
— Так-так, вон, значит, какие номера выкидывает гвардии майор Сентюрин…
Петров испуганно посмотрел на меня, приложил руку к сердцу, просительно заговорил:
— Товарищ гвардии полковник… Вы уж… Прошу вас… Я ведь во всем виноват… Не взыскивайте с него… Эх, вот проклятый язык…
— Успокойся, Василий Васильевич. — Я положил руку ему на здоровое плечо. — Дело прошлое. Да и за что взыскивать, посуди? Рана-то воевать не мешала?
— Быстренько затянулась, я ее и не чувствую, — заулыбался Петров.
— Ну, а это как тебя угораздило? — Я взглядом показал на бинты.
— Это нынче на рассвете в рукопашной. Спрыгнул я с товарищем гвардии майором в немецкую траншею. Он по фрицам из автомата — в одну сторону, я — в другую. А тут один гад увернулся — и головой мне в живот. Вместе упали. Я его за шею, а он ножом как полоснет — плечо чуть не до локтя распахал. Спасибо товарищу майору. Он его автоматом по кумполу — тот и копыта откинул.
— Спас, значит, тебя гвардии майор Сентюрин?
— Так точно.
— А как дальше жить думаешь, Василий Васильевич? Опять из медсанбата удерешь?
Петров потупил взгляд.
— Никак нет, товарищ гвардии полковник, не удеру… Второй раз не получится.
Убежденности в его тоне я, однако, не почувствовал.
Во взаимодействии с 7-й гвардейской стрелковой дивизией части 62-й дивизии вышли к реке Горный Тикач, не мешкая, переправились через нее и с ходу овладели городком Тальное. Над гитлеровцами нависла угроза окружения в районе Тальное, и они, побросав технику, начали откатываться к Южному Бугу. Отходя, немцы непрерывно контратаковали, стремясь оторваться от наших передовых частей. Но сделать это им не удалось. Преследуя гитлеровцев, дивизия за пять дней продвинулась вперед на восемьдесят километров и на плечах противника ворвалась в город Гайворон. Передовые батальоны, совершив обходный маневр, вышли к Южному Бугу. Немцы в панике бежали за реку, даже не успев взорвать мосты. Этим воспользовался командир 2-го батальона 184-го полка Герой Советского Союза капитан Асташин. Он сразу же перебросил батальон на правый берег Южного Буга и занял на плацдарме оборону. В течение нескольких часов подразделения батальона отражали ожесточенные контратаки противника, пока через реку не переправились основные силы полка.
Могилевцев уже из-за реки сообщил мне по рации о своем успехе и похвалил Асташина.
Я спросил, не ранен ли капитан. За год, что я командовал 62-й гвардейской, Асташин уже три раза побывал в медсанбате.
— Цел и невредим, — ответил Могилевцев. — Сам удивляется, говорит: «Наконец-то осколки и пули начали обходить меня».
— Посоветовали бы ему трижды плюнуть через левое плечо, — сказал я. — А вообще — молодец Асташин. Передайте ему и его бойцам мою благодарность. Бить врага — похвально, при этом остаться невредимым самому — похвально трижды.
По-видимому, командир 184-го полка запомнил эти мои слова и передал их своим комбатам. Потому что, когда в одном из последних боев в Германии, буквально накануне Победы, командира 1-го батальона Бориса Степановича Борисова тяжело ранило, он, лежа на носилках, сказал, словно бы извиняясь:
— Плохо, видно, запомнил ваш наказ, товарищ гвардии полковник.
Оптимизм подполковника Могилевцева, который, переправившись через Южный Буг, уже видел себя на берегу Днестра, оказался преждевременным. За Бугом немцы стали оказывать нам отчаянное сопротивление, дрались за каждую деревушку, за каждый дом.
Десять бойцов 2-го батальона 182-го полка во главе с младшим сержантом Александром Третьяковым, ветераном дивизии, закаленным в боях воином, далеко опередив свою роту, ворвались в небольшой хутор. Немцы поняли, что против них действует всего одно отделение, и окружили бойцов. Те укрылись в каменных хозяйственных постройках, заняли круговую оборону. Как только гитлеровцы поднялись в атаку, Третьяков приказал пулеметчику Крюкову открыть огонь. Атакующие были прижаты им к земле. Тогда немцы начали обстреливать ту часть хутора, где укрылись наши бойцы, из орудий. Загорелись скотный двор и жилой дом.
Неподалеку от Третьякова разорвался снаряд. Когда едкий дым рассеялся, оглушенный командир отделения увидел рядом стонущего пулеметчика, лицо которого было залито кровью. Перевязав Крюкова, младший сержант лег за пулемет.
Из-за пригорка опять показались гитлеровцы. Они шли густой цепью, пригибаясь, полукольцом охватывая хутор. Артобстрел прекратился. Третьяков приказал бойцам без команды огня не открывать. Наступила тишина. Слышно было, как мирно позванивает капель. Только зловещие фигуры приближавшихся врагов да стоны Крюкова напоминали о том, что идет бой и тишина вот-вот взорвется грохотом выстрелов. Немцы осмелели, перешли на скорый шаг, потом побежали к хутору. Возможно, они решили, что там никого из наших бойцов не осталось в живых. Уже были слышны команды фашистского офицера:
