Карпинский - Кумок Яков Невахович (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗

Он никогда не занимался политической деятельностью и не одобрял, когда ею занимались ученые, и Ольденбурга неоднократно порицал за то, но его политические симпатии и антипатии выражены даже резче, чем у искушенного Сергея Федоровича. Владимир Андреевич яростный и непримиримый противник монархии. Его тетрадки и блокноты содержат многочисленные тому подтверждения; приведем только запись, сделанную им в блокноте в 1916 году: «Всем наконец становится ясно, что от правительства, доведшего страну до такого ужаса и позора, нечего ждать...»

Время от времени для себя в дневнике проводит он анализ программ различных партий и пытается вывести, какая из них всего более подходит к российским условиям; однако анализ страдает академической отрешенностью, и оттого выводы довольно наивны. Впрочем, он не разглашает результатов своих уединенных раздумий и нисколько не претендует на роль политического пророка. Зато наблюдения его, касающиеся лидеров политических группировок, полны занимательности и метки; в этом он сходится со своим приятелем академиком Крыловым, оба любят юмор, владеют им, пересыпают свою речь церковнославянскими оборотами, любят хлесткие выражения и крепкие словечки...

Какую же роль в этом «академическом триумвирате» Александр Петрович заготовил себе? Можно бы опасаться, что он стушуется рядом с такими яркими и самобытными личностями; у него нет политического опыта Ольденбурга, и он не обладает стекловской мощью. Ничуть не бывало! Он умеряет, когда это нужно, бурную энергию Владимира Андреевича и направляет дипломатические усилия Сергея Федоровича. Коли уж мы прибегли к названиям должностей из области государственно-административного устройства, то какую же «правительственную» должность отведем Карпинскому? Она совпадет с официальным постом, который он занимает. Президент.

Но для него и для всех академиков это не означает исполнение — пусть самое добросовестное и даже талантливое — разнообразных президентских обязанностей. В данных исторических обстоятельствах этого было бы недостаточно. Президентство для Карпинского некая высокая миссия, которую должно ему с честью исполнить. Какое непомерное испытание: история требует от него качеств, которыми он не обладает! Он всегда был «тихим» академиком, не встревал в споры, чурался политических дискуссий. И судьба потакала ему в этом! Однажды в Горном институте разразился политический скандал: группа профессоров потребовала восстановления «неблагонадежного» студента, грозя в противном случае групповой отставкой (март 1904-го; так называемое «коноваловское дело»). Оставайся там Карпинский — ему пришлось бы выбирать между бунтарями-преподавателями и консервативной дирекцией. По он уже там не работал! Три года спустя неприятный инцидент произошел в Геолкоме. Несколько членов Присутствия потребовали увольнения Погребова — опять-таки в виду политической неблагонадежности. Но Карпинский уже там не работал. Можно припомнить и другие подобные случаи.

И вот «тихий» ученый вознесен на высший в руководстве академией пост в момент наивысшего накала революционной бури! Да ему ли в этакую-то пору президентствовать? Тут нужен боец. Однако очень скоро со своей покойной мудростью Карпинский рассудил, что в том кроется огромная выгода для академии; что он, чуждавшийся партий, политической борьбы и любых шумных акций, воплощает в себе чистоту науки, насколько она может быть чиста. Так он приходит к осознанию своей исторической миссии. Теперь не суть важно, что он, Карпинский, ученый с мировым именем. В русской академии немало ученых с мировыми именами. Он президент. Но небывалый президент. Он олицетворение академии. Ее лик, ее слава, ее старость, ее седины, которые невозможно обидеть или забрызгать грязью.

Удивительным образом академики сразу же интуитивно постигают то особое значение, которое приобретает Карпинский на посту президента в этих необычных условиях. Его освобождают от мелких дел, исполнение их берут на себя Стеклов и Ольденбург, Крылов и Ферсман. Его освобождают от переписки, не имеющей кардинального для академических дел значения, и от подобных же встреч. Он, как вершина, скрывается в дымке. Он общедоступен, в его кабинет может пройти каждый, но впечатление такое, что он всегда немножко недоступен. Вопреки давним привычкам он позволяет теперь корреспондентам фотографировать себя, портреты его появляются в журналах. Рядом нередко фотографии матросов. И если матрос воплощение порыва, мятежа и безудержности, то лицо президента на фотографии воплощение мудрости и всеведения, а все вместе сливается в разрушительно-созидательной работе революции.

Нам важно понять психологическую ситуацию. Академики моментально почувствовали, что им есть вокруг кого объединиться; это во многом предопределило их дальнейшее поведение.

Психологическая ситуация лишь каким-то дальним отсветом отражается в документах, которыми оперирует биограф и историк; однако без реконструкции ее невозможно сколько-нибудь глубокое и исторически-правдивое (не подогнанное — пусть невольно, бессознательно! — под современность) понимание событий тех давних лет.

9 февраля 1918 года В.И.Вернадский писал А.Е.Ферсману:

Восприятие событий и мировосприятие в широком понимании, которые ощущаются за этими словами Вернадского, свойственны и Карпинскому. Он тоже за то, чтобы не прервалась, а усилилась научная и культурная работа в России. Мы скоро увидим, с какой ответственностью и страстью он будет ратовать за преемственность культурных традиций. «Она одна может явиться надежным залогом жизненного творчества», — сформулирует он. Подобное беспокойство общепонятно (в наше время оно выглядело бы банальным!), однако нетрудно показать, что оно преимущественно свойственно естественнонаучному мышлению. Оба они, Вернадский и Карпинский, геологи, а понятие о «преемственности» одно из основных в этой науке.

Пласт, несущий в себе минеральные богатства, образуется в процессе так называемого осадконакопления. Это сложный природный процесс, физико-химическую и термодинамическую сущность которого мы здесь затрагивать не станем; однако если по какой-либо причине наступает  п е р е р ы в  осадконакопления (то есть нарушается «преемственность»), его богатства могут рассеяться, состав пласта измениться; может даже погибнуть пласт или его часть. «Перерыв в осадконакоплении» — термин, знакомый первокурснику геолфака, а само явление это, в природе весьма распространенное, изучается представителями многих естественнонаучных дисциплин.

Вернадский и Карпинский, перенося его на человеческое общество (в какой степени это правомерно, опять-таки не станем обсуждать, ибо наша задача — по мере возможности вскрыть психологию), сохраняют даже термины: перерыв, разрыв. Геолог мгновенно по ассоциации добавляет: разрыв пласта, перерыв осадконакопления. Далее ассоциация углубляется. Непрерывное накопление осадков — процесс эволюционный, а перерыв в осадконакоплении — динамический (связанный с вынесением пласта на дневную поверхность и его размывом либо с вторжением инородных тел и т.д.). При перенесении этих процессов на человеческое общество они превращаются в процессы эволюционный и революционный.

В самом огрубленном виде вывод таков: если динамические процессы, происходящие в обществе, не прерывают осадконакопления культурного пласта, тогда «я не сомневаюсь в конечном торжестве». Перерыв в осадконакоплении (непреемственность традиций) неизбежно ведет к разрушению пласта, он «выветривается». Если победившая революция не прервет накопления культурного пласта, не порвет с преемственностью традиций, тогда «мы ее принимаем».