Мемуары. События и люди 1878-1918 - Вильгельм IІ (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Фельдмаршал воспротивился приказу об отступлении. По его мнению, надо было еще остаться на месте по политическим соображениям (вести мирные переговоры и т. д.); надо-де раньше эвакуировать военные материалы и т. п.
В согласии с сообщенным мне желанием армии я решил тогда отправиться на фронт, чтобы быть вместе с моими ведущими тяжкую борьбу войсками и чтобы лично убедиться в их духе и состоянии. Я тем более мог осуществить свое решение, что после сформирования нового правительства ни оно, ни рейхсканцлер не привлекали меня к делам, и мое пребывание дома было бесцельным. Ноты Вильсону обсуждались и составлялись на многочасовых заседаниях Зольфом, военным министерством и рейхстагом, причем я даже не был об этом осведомлен. Поэтому в конце концов при отправке последней ноты Вильсону я в очень ясной форме дал понять Зольфу, что желаю получить сведения об этой ноте до ее отправки. Зольф явился и прочел мне ее, гордый тем, что в ответ на требование Вильсона сложить оружие ему удалось найти выход в виде предложения Германии о перемирии. Когда я затем обратил внимание его на слухи об отречении и потребовал, чтобы Министерство иностранных дел выступило в прессе против недостойной газетной полемики в связи с этими слухами, Зольф возразил, что об этом, совершенно не стесняясь, говорят на всех перекрестках даже и в лучших кругах. Видя мое негодование, Зольф в виде утешения сказал мне, что если Его Величество уйдет, то он тоже уйдет, ибо при таких условиях он дольше служить не может. (Когда я ушел, вернее, был свержен своим собственным правительством, господин Зольф все же остался.) Узнав о моем решении отправиться на фронт, рейхсканцлер принц Макс всеми способами пытался помешать этому. На вопрос, почему я хочу уехать, я сказал, что считаю свое возвращение на фронт почти после месячной разлуки с тяжко борющейся армией своим долгом верховного главнокомандующего. На возражение канцлера, что мое присутствие необходимо здесь, я в свою очередь ответил, что у нас еще война, и кайзер прежде всего должен быть там, где борются его солдаты. В конце концов я категорически заявил, что поеду. Когда придет нота Вильсона о перемирии, прибавил я в заключение, то ее, конечно, придется обсудить в главной квартире в армии, и канцлер приедет тогда на совещание в Спа.
Я отправился на фронт во Фландрию, вторично отдав Генеральному штабу в Спа решительный приказ как можно скорее отступить на позицию Антверпен – Маас, чтобы войска, наконец, вышли из боевой линии на отдых. Несмотря на возражения, что это требует времени, что новые позиции еще не готовы, что надо сначала эвакуировать военные материалы и т. п., я оставил свой приказ в силе. Отступление началось.
Во Фландрии я принимал депутации от различных дивизий, говорил с солдатами, раздавал ордена, и меня радостно приветствовали всюду и офицеры, и солдаты. Особым воодушевлением были охвачены солдаты одного саксонского королевского рекрутского батальона, встретившие меня на вокзале бурными приветствиями, когда я снова сел в свой поезд. Когда я раздавал ордена солдатам одной гвардейской дивизии, прямо над нами пролетал вражеский аэроплан, обстрелянный нашими пушками и пулеметами и бросивший бомбы вблизи особого поезда. Высшие командные лица в один голос доносили, что дух войск на передовых позициях хорош и стоек, но в задних войсковых колоннах это уже далеко не так. Худшими элементами являются отпускные. Очевидно, распропагандированные и зараженные на родине, они приносят с собой оттуда на фронт дух разложения и дезорганизации. Молодые рекруты, наоборот, вполне надежны.
В Спа, куда я затем отправился, приходили постоянные известия с родины об усиливающейся там агитации против кайзера, о растущей слабости и беспомощности правительства, которое, не имея инициативы и энергии, безвольно позволяло играть собой. В прессе правительство в насмешку называли «клубом для дебатов»; в руководящих газетах принца Макса именовали «канцлером революции». Как я впоследствии узнал, он из-за гриппа пролежал в постели более 10 дней, фактически не будучи, таким образом, в состоянии вести дела. Германским государством управляли его превосходительство фон Пайер и Зольф совместно с постоянно заседавшим так называемым военным кабинетом. В такое критическое время находящийся в опасности государственный корабль, по моему мнению, не должен был управляться заместителем рейхсканцлера. Заместитель, конечно, не может пользоваться таким авторитетом, как сам ответственный глава правительства. А между тем авторитет был тогда особенно необходим. Насколько мне известно, вице-канцлеру даже не были даны широкие полномочия. Правильным и наиболее целесообразным решением вопроса об управлении страной была бы отставка принца Макса и назначение на его место более сильной личности. Но так как у нас была парламентарная система управления, то смена канцлера могла произойти лишь по инициативе партий, которые и должны были представить мне нового кандидата на пост рейхсканцлера. Этого, однако, не произошло.
И вот, в конце концов, начались попытки правительства рейхсканцлера побудить меня отречься от престола. По поручению канцлера, министр внутренних дел Древс явился ко мне, чтобы ознакомить с царившим в стране настроением. Он обрисовал мне известные инциденты в прессе, в высших финансовых кругах и обществе, подчеркнув, что сам рейхсканцлер в вопросе об отречении от престола не занял никакой определенной позиции и все же послал его ко мне. Древс, следовательно, должен был побудить меня самому прийти к мысли о необходимости отречения, чтобы не создавалось впечатление, будто правительство оказало на меня давление. Я разъяснил министру те роковые последствия, к которым приведет отречение, и спросил его, каким образом он, будучи прусским чиновником, может согласовать требование о моем отречении с чиновничьей присягой своему королю. Древс смутился и стал оправдываться тем, что его послал ко мне рейхсканцлер, который якобы не мог найти другого чиновника для выполнения этого поручения. Впоследствии мне сообщили, что Древс был одним из первых чиновников, заговоривших об отречении своего государя и короля. Я отказался отречься от престола, заявив, что соберу войска и возвращусь с ними на родину, чтобы помочь правительству поддержать порядок в стране. После этого Древс в моем присутствии был принят фельдмаршалом фон Гинденбургом и генералом Тренером. Передав им поручение канцлера, он получил очень резкий отпор от обоих генералов, говоривших от имени армии. При этом генерал Тренер дал принцу Максу такую характеристику, что я даже вынужден был успокоить и утешить Древса. Фельдмаршал, между прочим, обратил внимание министра на то, что армия в случае моего отречения не станет больше сражаться и сама себя распустит, тем более что большинство офицеров, по всей вероятности, уйдет и армия останется без руководителей.
Вскоре я узнал от одного из моих сыновей, что рейхсканцлер пытался уговорить его выполнить поручение, которое затем взял на себя Древс. Мой сын с негодованием отказался предлагать своему отцу отречься от престола. Между тем я послал в Берлин фон Дельбрюка, поручив ему передать канцлеру общее, предназначавшееся к опубликованию в прессе официальное разъяснение, которое должно было заменить и дополнить мое прежнее не опубликованное канцлером обращение к министрам и прояснить общественному мнению мое отношение к правительству и к новой ориентации. Канцлер сначала не опубликовал и этого разъяснения. Лишь через несколько дней он счел себя вынужденным опубликовать его в связи с письмом, написанным ему, как я после узнал, императрицей. Господин фон Дельбрюк донес мне, что в Берлине вообще и в прессе в частности мое разъяснение произвело хорошее впечатление, разрядило атмосферу и внесло успокоение. Так что мысль об отречении стала исчезать, и даже правые социалисты решили отложить переговоры по этому вопросу. В последующие дни стали расти известия о том, что социалисты готовят беспорядки в Берлине. Сообщали, что канцлер все более нервничает. Доклад Древса по возвращении его из Спа не остался без влияния на правительство. Эти господа хотели, правда, освободиться от меня, но боялись последствий. Их точка зрения оставалась неопределенной, как и их поведение. Они вели себя так, будто не хотели республики, совершенно не замечая при этом, что их образ действий должен привести именно к республике. Их поведение и было многократно истолковано в том смысле, словно они и имели в виду эту цель. На основании загадочного поведения канцлера по отношению ко мне многие сделали заключение о том, что он стремится меня устранить, чтобы, предварительно пройдя промежуточную стадию правителя государства, впоследствии самому стать президентом Германской Республики.
