Петр Первый - Павленко Николай Иванович (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
В таких военных и дипломатических заботах прошел 1707 год, успехи чередовались с неудачами, напряжение — с кратковременными передышками. Эти заботы, надо полагать, измотали Петра. Во всяком случае, царь стал раздражительным, в нем вновь проявлялась жестокость, явные следы которой будто бы исчезли после расправы со стрельцами. В 1707 году он еще сдерживал себя, быстро отходил и, чувствуя неловкость, искал примирения, как бы извинялся, тем более что жертвами гнева становились люди, которых он ценил.
Царь рассердился на Апраксина за то, что он не наказал воевод, доставивших рекрут не в том количестве, которое им было предписано. Адмиралу было отправлено письмо с выговором: «Что вы не сделали ничего тем воеводам, которые вам не по указу довели людей, а отваливаете сие на московские приказы, которые в добро не может причтено быть, но точию двум делам: или лености или не хочете рассориться». Спустя несколько дней оскорбленный Апраксин получил новое письмо. Царь просит забыть обиду: «Скорбите о том, что я вам писал о воеводах, и в том для бога печали не имейте, ибо я истинно не с злобы к вам, но в здешнем житье хотя что малая противность покажется, то приводит в сердце». В другом письме еще одно утешение: «что ваша милость просите прощения, и то долго у меня не живет». Этим инцидент был исчерпан, а вот второй имел продолжение, отразившееся в указе.
Ответственным за ремонт и сооружение дополнительных укреплений в Кремле и Китай-городе на случай прихода в Москву шведов царь назначил Ивана Алексеевича Мусина-Пушкина, одного из своих образованнейших сподвижников. Мусину-Пушкину было велено передать боярам, чтобы они до начала работ выслали из Москвы в Стокгольм шведского резидента Книпперкрона, интернированного еще в начале войны. Царь опасался, что наблюдения резидента над тем, что происходит в Москве, тут же станут известны шведскому королю. И вдруг Петр узнает, что работы уже начались, а резидент спокойно живет в Москве. Мусину-Пушкину царь пишет: «Зело удивляюсь тебе, понеже я чаял, что есть ум у вас, а ныне, как вижу, что скота глупее». Недовольство царь выразил и тем, что в письме отсутствовало обычное к этому корреспонденту обращение: «Bruder». В очередном письме, отправленном три дня спустя, есть миролюбивая фраза царя: «Прежним письмом вашим я гораздо не доволен: впредь так не делайте, братец». Это «братец», как и «Bruder» в начале письма, показывают намерение Петра смягчить допущенную ранее грубость и сделать вид, что ничего существенного не произошло. Но в конце июня царь вновь возвращается к строительству Московской фортеции и Книпперкрону: «Я зело удивляюсь, что не так делается, как указ дан. Уже довольно и той лап (то есть ругательства), которую пред сим писал, а ныне не знаю, что и делать».
В конечном счете Петр придумал, что ему делать. Он отправляет в Москву гвардейского офицера с поручением расследовать, кто и как осмелился не выполнить его категорического предписания о высылке из столицы Книпперкрона. Когда офицер доставил материалы расследования Петру, тот убедился, что заседания бояр, на которых обсуждалось это предписание, не протоколировались, постановления не записывались, не регистрировались и мнения. В итоге виновных не оказалось. Показания допрошенных бояр изумляли непосредственностью и простодушием. Один из них заявил: «помянутого резидента Книппера потеснить или б силою послать не смели, а городовым делом (то есть ремонтом Кремля) по тому ж умедлить не посмели».
Царь тут же велел написать «князю-кесарю» Ромодановскому указ: «Изволь объявить всем министрам, чтобы они великие дела, о которых советуются, записывали, и каждый бы министр подписывался под принятым решением, что зело надобно». Прочитав эти слова, выведенные четким канцелярским почерком, Петр в сердцах внес собственноручное дополнение: «и без того отнюдь никакого дела не определять, ибо сим всякого дурость явлена будет».
