Спасенный светом. Что вас ждет после смерти - Бринкли Дэннион (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
Я не сомневаюсь ни в одной из этих теорий, но должен прибавить к ним собственную. Мне кажется, что — знания, полученные во время присмертного опыта, уменьшают не только страх перед смертью, но и страх перед жизнью. Спиритуальные приключения тех, кто почти умер, заменяют чувство отчаяния верой, что жизнь продолжается даже после того, как мы покидаем наши «бренные» тела.
Время, проведенное мною с умирающими, я считаю чрезвычайно плодотворным и рекомендую это занятие всем. В последние минуты человеческой жизни, когда не остается места для эгоизма и притворства, истинная любовь сияет как для того, кто отдает свою заботу, так и для того, кто ее получает.
Именно работая в хосписе, я смог отстоять свою точку зрения перед скептиками, рассматривающими нас, как бездушные куски мяса, скопления нейронов и химических реакций. Тот, кто проводит время с умирающими, не может считать их последние видения простыми галлюцинациями, порожденными страхом перед смертью. Нигде более, чем в этой работе, люди не обнаруживают свою духовную сущность. Когда умирающий доверяет вам свои тревоги и страхи, а вы стараетесь их понять и помочь ему осуществить переход в мир иной, вы испытываете чувство любви, которое делает вас духовным существом.
Глава 11. Чек на оплату
Мне приходилось много работать с пациентами, заболевшими СПИДом. Этих людей всегда стараются избегать. Хотя теперь мы испытываем больше сострадания к пораженным этим трагическим недугом, с ними все еще обращаются как с прокаженными во времена Иисуса. Многие врачи отказываются лечить тех, кто подхватил ВИЧ-инфекцию, из-за страха заразиться.
Меня привлек к уходу за больными СПИДом Фрэнклин Смит, пионер в этой области. Я чувствовал, что в заботе больше всего нуждаются те, к кому общество повернулось спиной. Они очень боятся быть покинутыми семьей и церковью. Я знал, что им необходима моя помощь.
Именно благодаря больным СПИДом мне стала ясна подлинная ценность обозрения жизни.
Присмертный опыт заставил меня осознать, что я — частица узорчатого гобелена, каким является жизнь. Если потянуть за угол ткани, то весь узор начинает двигаться. Сила паранормального обозрения жизни в том, что оно позволяет определить ваше место во Вселенной, помогает понять, кто вы есть на самом деле. Сейчас вы одиноки и в то же время более чем когда-либо являетесь частью человечества. Как говорил Ралф Уолдо Эмерсон: [2] «никто не может даровать вам мир, кроме вас самих».
Многие больные СПИДом абсолютно одиноки. Они покинуты, а иногда полностью отвергнуты семьей и друзьями. Если они хотят обрести покой в последние дни, то вынуждены делать это в одиночку.
Жертвы СПИДа склонны к размышлениям в большей степени, чем другие пациенты хосписа. Они, как правило, моложе и разочарованы в жизни, которую теряют. Если они заразились из-за гомосексуального контакта, то к их физической боли добавляется душевная. Такие больные склонны к философии.
Одного из них звали Джеймс. Ему оставалось жить несколько дней, и он обнаруживал все характерные признаки болезни, буквально пожирающей его изнутри.
Кожа его была покрыта ранами и язвами, вызванными раком крови, дыхание затрудняла пневмония. Джеймс умирал у меня на глазах, однако его беспокоили не столько физические страдания, сколько нежелание умирать с мыслью, что он не сделал все возможное, чтобы достойно прожить свою недолгую жизнь.
Джеймс рассказал мне об отношениях с отцом. Он был суровым человеком, и Джеймсу всегда было нелегко с ним общаться. Что бы он ни делал в детстве, отцу это не нравилось. Джеймс хорошо учился в школе и даже отличился как футболист, но отец все равно оставался недовольным. Наконец он понял, что отцу не нравятся не его поступки, а его личность.
— Я был другим, и мой отец это знал, — сказал Джеймс.
Понимание причины ссор только ухудшало отношения между ними. У них начались скандалы и даже драки. Повод всегда был незначительным. Они никогда не касались гомосексуальных наклонностей Джеймса, хотя все дело было именно в этом.
После окончания школы Джеймс редко контактировал с отцом. Если бы не мать, он бы с ним вовсе не виделся.
Теперь же, подходя к концу жизни, Джеймс хотел откровенно поговорить с отцом о себе. Хотя он знал, что они не могли стать друзьями, ему хотелось попытаться избавиться от многолетней вражды.
Джеймс не верил, что это возможно. Его родители даже не знали, что он в больнице, а тем более что он умирает от СПИДа. Как мог он сообщить им об этом и предстать перед ними в таком виде?
— Если родители увидят меня таким, то умрут раньше меня, — с горькой усмешкой проговорил он. — Такого удара им не вынести.
Мы поговорили об отношениях с родителями и о его жизни вообще. Было ясно, что Джеймс обозревает свою жизнь так, как делал бы это во время присмертного опыта. Он не стыдился своих наклонностей.
— Таким я родился — этот путь был для меня предопределен, — заявил он.
Джеймс сожалел о гневе и злобе, которую они с отцом питали друг к другу. Приняв твердое решение не контактировать с родителями, он примирился с мыслью, что умрет, не объяснившись с отцом.
— Жизнь одинакова для всех, — как-то заметил Джеймс. — Кто бы мы ни были, мы все выписали чек и теперь ждем, чтобы его оплатили.
Я понимаю, насколько вредна эта мысль. Когда умирающие рассказывают о своей жизни, это напоминает мне бухгалтера с гроссбухом, подсчитывающего прибыли и убытки. Они сопоставляют все плохое и все хорошее.
В конце концов они почти всегда выписывают своего рода эмоциональный чек, иногда на весьма солидную сумму.
Один такой чек был выписан больным СПИДом по имени Джон. Ему было всего двадцать четыре года, года он узнал, что его анализ на ВИЧ-инфекцию положительный. Когда я познакомился с ним в хосписе Чарлстона в Южной Каролине, у Джона началась пневмония, и он быстро терял в весе. К тому же его состояние ухудшалось от лекарств, которые ему давали, чтобы продлить жизнь еще на несколько дней.
Несмотря на тяжелое состояние, Джон не смирился со смертью. Когда я впервые вошел в его палату, у него был вид человека, панически боявшегося умереть.
— Почему я? — спросил Джон, когда я сел. — Что я такого сделал?
Прежде чем я смог ответить, он начал строить догадки насчет того, почему на него обрушилась эта беда. Джон был воспитан в духе фундаменталистской религии, которая обещала адский огонь и проклятие тем, кто отходит от учения церкви. Но образ его жизни изменился, когда он покинул маленький южный городок, где родился. «Грехи», которые Джон совершил, будучи гомосексуалистом, причиняли ему невыносимые страдания.
— Я заслужил это, — сказал он и начал плакать. Многие работающие в хосписе не в силах были справиться с подобными сценами и покидали в такой момент палату пациента иногда без единого слова. Они не могут выносить его страданий и не знают, что сказать. Надеюсь, эта книга поможет им.
Я был в ином положении. Испытывая сострадание к таким пациентам, я не мог разделять их чувств. Я дважды прошел через присмертный опыт, и если чему-нибудь научился, так это тому, что мы должны сами выносить суждения о себе на основе обозрения жизни. Несомненно, мы являемся наиболее суровыми критиками самих себя. Каждый из моих знакомых, переживших присмертный опыт, выносили себе не менее тяжкий приговор, чем это могли бы сделать другие.
— Я стыжусь того, как обращался с людьми, — говорил мне человек, видевший обозрение своей жизни после сердечного приступа. — Если бы я мог, то приговорил бы себя к аду.
Я не мог с ним не согласиться. Если бы ад существовал, то я бы отправил себя туда после первого обозрения жизни. Мое поведение заслуживало пребывания в подобном месте. Но в духовном мире я оказался окруженным такой любовью, что почувствовал себя прощенным, хотя сам не мог себя простить. С тех пор я пытался быть достойным этой любви.
Тем не менее трудно убедить человека, умирающего физически и испытывающего душевные муки, что лучшее время наступит после смерти. Иногда еще труднее убедить кого-нибудь, что он должен научиться прощать себя, если хочет, чтобы любовь вошла в его жизнь. Джону я мог лишь сообщить все известное мне о том, что его ожидает.
