Годы и войны (Записки командарма. 1941-1945) - Горбатов Александр Васильевич (мир бесплатных книг txt) 📗
Первой здравой мыслью было пойти на телефонную станцию и предупредить жену, чтобы она ехала прямо в Ташкент. Однако не только в это утро, но и в следующие два дня вызвать ее не удалось — связь была прервана. На третий день узнал, что она уже выехала в долгое, мучительное и бесполезное путешествие в Омск.
На мое счастье, С. К. Тимошенко, недавно назначенный главнокомандующим Юго-Западным направлением, прислал начальника отдела кадров в Москву, чтобы отобрать комсостав из находящихся в резерве. Первым в списке едущих на юг был я.
1 октября 1941 года в Харькове начальник отдела кадров полковник Портянников представлял нас, вновь прибывших командиров, главнокомандующему Юго-Западным направлением С. К. Тимошенко и члену Военного совета Н. С. Хрущеву.
— Горбатова я знаю хорошо, — сказал главнокомандующий и, обернувшись к Н. С. Хрущеву, добавил: — Недавно реабилитирован, прибыл с Колымы, уже ранен. Этот будет воевать. Ну, как у вас дело с ранением и с чего мы начнем, с конницы или со стрелковых войск? — спросил он меня.
— С ранением все обстоит благополучно, — ответил я, — а начать хотел бы со стрелковой дивизии, уж очень соскучился по самостоятельной работе.
— Доставить такое удовольствие легче всего, — ответил Тимошенко.
Я тут же был назначен командиром 226-й стрелковой дивизии, находящейся в двадцати километрах от Харькова.
На прощание член Военного совета сказал мне:
— Всеми силами и способами старайтесь вселять в подчиненных преданность Родине и партии, уверенность в нашей победе. А она будет, обязательно будет, это вы сами знаете!
Я получил ту работу, которую вел девять лет назад; но тогда дивизия была кавалерийская и обстановка мирная, а теперь — война и дивизия стрелковая. Но все равно, старый опыт пригодится. И я так соскучился по настоящей работе!
От полковника Портянникова узнал, какие должности старших командиров в дивизии не укомплектованы. Отправился на пункт сосредоточения командиров резерва фронта, отобрал группу, в том числе на должность начальника штаба дивизии взял молодого майора Бойко, и вместе с ней прибыл в дивизию, находившуюся в местечке Ольшаны.
В первые дни знакомился с людьми, их настроениями, с боевым прошлым дивизии. Через два дня мы собрали партактив, потом совещание старшего комсостава по одному вопросу: наши задачи по укомплектованию дивизии и приведению ее в боевое состояние. Мои выступления были дополнены начальником политотдела Н. И. Урьевым. В связи с продолжающимися неудачами на фронте мы учитывали сложность настроения как старожилов дивизии, так и прибывающего пополнения. Мы с удовлетворением отмечали, что в пополнении есть участники гражданской войны, есть старые и молодые члены партии, комсомольцы — их мы считали цементом, способным спаять весь личный состав.
Не буду рассказывать о многообразных занятиях, немедленно начавшихся в дивизии. Скажу только, что мне приятно было наблюдать дружную работу командиров, политработников и всех начальников спецподразделений.
226-я стрелковая дивизия отошла в район Харькова в составе всего лишь девятисот сорока человек; по существу, ее пришлось формировать заново. Не хватало командиров батальонов и рот, специалистов. Было мало транспортных средств и оружия. У красноармейцев осталось только по одной паре белья. Делая все, что могли, сами, мы все же через восемь суток послали слезное донесение начальнику штаба Юго-Западного направления. В ответ была прислана комиссия, которая, пробыв у нас один день, выразила удовлетворение ходом комплектования и учебы. Нас предупредили, чтобы специалистов мы не ждали — «учите сами!». Оружие обещали подбросить. Нам ocтавалось лишь еще усилить занятия.
Боевой подготовкой мы занимались много, но качество ее было невысоким из-за большого некомплекта командиров батальонов и рот: батальонами командовали старшие лейтенанты или лейтенанты… Кроме того, времени у нас было очень мало. Положение на фронте усложнялось: противник, несмотря на увеличивающиеся потери, продолжал наступать, приближался к Харькову, охватывая его с севера и юга.
В первых числах ноября штаб фронта распорядился, чтобы из нашей дивизии был выслан передовой отряд на рубеж Шаровка, Марьино, совхоз «Перебудово». В передовой отряд выделили батальон 989-го стрелкового полка и взвод саперов с минами (артиллерии у нас еще не было). Чтобы отряд лучше выполнил первое боевое задание, я выехал на указанный рубеж — поставить на местности задачу командиру батальона, спросить его о способе выполнения и дать, если нужно, дополнительные указания.
В Шаровку мы прибыли 9 октября утром, выслали разведку в западном направлении и через сорок минут уже слышали перестрелку с разведкой или передовыми подразделениями противника.
За четыре часа моего пребывания в батальоне не только была поставлена задача командиру, но и установлена связь с 10-й танковой бригадой в Высокополье. Побывал я и у стоящего в поле исправного истребителя, покинутого летчиком, приказал командиру батальона обеспечить самолет охраной, а в случае опасности уничтожить его гранатами. Был на станции Репки, где вторые сутки ждал погрузки артиллерийский полк; предупредил его командира о близости противника и высказал мнение, что надо быть, готовым к движению своим ходом на случай, если не подадут подвижной состав. Побывал на спиртозаводе в местечке Шаровка, обнаружил там большие запасы спирта и предложил администрации спустить его, но работники завода не решались, на это без распоряжения из Харькова, и я поручил командиру батальона охранять цистерны, а в случае необходимости уничтожить их.
Вернувшись, донес обо всем начальнику штаба Юго-Западного фронта.
Некоторым читателям может показаться странным, что командир дивизии сам поехал с батальоном, выделенным в передовой отряд, как будто нельзя такую работу поручить командиру полка. А я, читая об этом в архивных материалах через двадцать лет, и сейчас свои действия считаю правильными. Нельзя забывать, что командир батальона был человеком неопытным, ему и его подчиненным предстоял первый в их жизни бой. Понимал я, и как трудно было действовать малоопытному командиру, старшему лейтенанту, в той обстановке. Прибыл бы он в Шаровку и не нашел бы там 133-й танковой бригады и батальона 692-го стрелкового полка, с которыми. должен был совместно действовать. Поневоле растерялся бы.
Вот почему я считал своим долгом помочь молодому комбату на первых порах, если можно так сказать, научить его на собственном примере самостоятельности и предусмотрительности.
Все полки дивизии занимали оборону на заданном рубеже, не прерывая напряженной учебы. 18 октября в дивизию прибыл сформированный наконец артполк с двадцатью гаубицами (эта радость омрачалась тем, что лошади у артиллеристов были очень малорослые и обессиленные). В наш район отошла 212-я стрелковая дивизия, ей мы сдали полосу обороны, а нам дали приказ выступить в район в сорока километрах севернее Харькова и войти в состав 21-й армии.
21 октября двумя полками заняли оборону в полосе Толоконное, Наумовка, Крестовой, Нехотеево, Анисово, Казачья Лопань, поставив третий полк во втором эшелоне. Из особо смелых солдат создали подразделения истребителей танков: в роте — отделение, в батальоне — взвод, а в полку — роту; вооружили их бутылками с зажигательной смесью, противотанковыми гранатами, связками обычных гранат и посадили их на танкоопасных направлениях; выслали вперед разведку и охранение.
С волнением весь личный состав дивизии ожидал первой встречи с противником. Трудно описать это напряженное состояние. Но я ощущал здесь у каждого командира и солдата то чувство личной ответственности, ту спайку, которых не хватало в боях под Витебском.
В это время в дивизию прибыл новый комиссар С. И. Горбенко. Он сразу расположил к себе людей, оказался исключительно честным, подвижным и целеустремленным работником. Я сразу подружился с ним. Мы вместе переживали и горечь неудачи, и радость — когда было чему радоваться.
Первой нашей радостью было отражение передовых подразделении наступающего противника. Но эта радость была недолгой: мы получили известие об оставлении Харькова и о том, что Казачью Лопань, атакованную основными силами противника, удержать не удалось. Вечером 24 октября было получено распоряжение отступать на реку Северский Донец. Отход был исключительно тяжелым, и не так из-за активности противника, как из-за труднопроходимых дорог — беспрерывно шли дожди, недоставало тягловой силы, гаубицы больше тащили люди, чем истощенные лошади.
