Предостережение - Лигачев Егор Кузьмич (библиотека электронных книг TXT) 📗
Итак, Горбачев буквально «ломал» тех, кто недостаточно четко, по его мнению, осуждал письмо Нины Андреевой. Однако что касается главного замысла Яковлева, то здесь Генеральный секретарь как бы дистанцировался от него. Не знаю, поступал Горбачев искренне или же то были просто осторожность, нежелание активно проявить себя в экстремистской затее. Но факт остается фактом: в поисках «врага» среди членов высшего политического руководства он не стал принимать участия.
Без такой поддержки Яковлев выиграть не мог, но зато полностью раскрыл свои намерения.
Между прочим, то необычное заседание Политбюро длилось не один день, а два дня, причем по 6-7 часов ежедневно. Нетрудно представить накал подспудно бушевавших на нем страстей.
И еще одно важное замечание хотелось бы мне сделать, прежде чем перейти к рассказу о последствиях того обсуждения. Дело в том, что за все годы перестройки то был единственный случай, когда на заседании Политбюро обсуждалась статья, опубликованная в прессе. Всем хорошо известно, сколько в средствах массовой информации в тот период было яростных антисоветских, антисоциалистических статей. Но ни одна из них не вызвала какой бы то ни было реакции со стороны Яковлева, Медведева и самого Горбачева — гласность, плюрализм мнений! Но стоило появиться полемической статье в защиту социалистических идеалов — пусть с перехлестами, — как против нее в прессе была поднята буквально буря. Нет, статью Андреевой не обсуждали и не критиковали, что было бы вполне нормально, — ее казнили, ее растерзали, из нее сделали жупел, «манифест» и затем широко использовали в борьбе с теми, кто противостоял разрушительной радикальной антисоветской идее.
Как это понимать?
Что это за «двойной стандарт» мышления? Применительно к антисоветским публикациям неизменно срабатывал принцип плюрализма, а в значительной мере просоветская статья была подвергнута яростной травле — откуда этот «двойной стандарт» в политике?
Впрочем, одно ясно уже сегодня. Были сдвинуты политические акценты, главной опасностью для перестройки был объявлен консерватизм, а антикоммунизму, сепаратизму и национализму была открыта широкая дорога. Снова хочу повторить: если бы в 1988-1989 годах была верно определена главная опасность перестройке — нарастающий сепаратизм и национализм, стране удалось бы избежать кровавых конфликтов и потрясений.
А что касается «охоты на ведьм», то она носила прямо-таки детективный, следственный характер. На следующее же утро после заседания Политбюро в редакцию газеты «Советская Россия» внезапно нагрянула из ЦК КПСС комиссия, которая принялась изучать подлинник письма Нины Андреевой, всю технологию его подготовки к печати, тщательно допрашивала на этот счет сотрудников редакции. Кстати, само появление комиссии было обставлено в «лучших» традициях прошлого. Главному редактору позвонили из ЦК, предупредив о намерении направить в редакцию проверяющих. Но едва он успел положить трубку телефона, как эти проверяющие уже вошли к нему в кабинет. Оказывается, они уже ждали в приемной. Этот «классический» прием преследовал цель не дать «замести следы», как говорится, «схватить с поличным». Однако «заметать» и «хватать» было нечего. Никаких моих резолюций — а искали именно их! — на письме Нины Андреевой не было и быть не могло. Проверяющие вернулись ни с чем.
Вообще вся история с публикацией письма Нины Андреевой имеет один весьма немаловажный для всего нашего общества аспект, на который я хочу обратить особое внимание. Эта история показала, что под прикрытием «красивых» лозунгов правые радикалы готовы на любые ущемления демократии, более того, на использование самых тоталитарных, антидемократических методов. Один из примеров этого я привел. Но были и другие.
Как уже говорилось, письмо Андреевой было опубликовано под рубрикой «Полемика», и в редакцию «Советской России» поступило много откликов. Были, конечно, письма, осуждавшие Андрееву, однако было много, очень много писем в ее поддержку.
Как бы ни относиться к статье Андреевой, но провозглашенные перестройкой принципы гласности и плюрализма обязывали представить всю палитру читательских мнений. Но ничего подобного не произошло. «Советской России» категорически запретили публиковать письма в поддержку Андреевой, заставив дать почти только осуждающую почту. Более того, одобрительные письма были у редакции изъяты. Таким образом, от общественности грубо скрыли истинную картину читательского мнения, вопреки истине принялись навязывать мысль о единодушном осуждении статьи.
Какая же это гласность? Какой же это плюрализм? Под «красивыми» лозунгами набирала силу опасная тенденция узурпировать, монополизировать общественное мнение.
Вопрос тут, повторяю, далеко перерастает рамки статьи Андреевой. Что же это за «демократы», если они готовы попирать главный принцип свободы слова?
Замечу, что оттиск так называемой редакционной статьи в очередном номере «Правды» накануне был разослан членам Политбюро для ознакомления. Причем разослан поздно (я, например, получил в шесть вечера), так что прочитать, толком подумать, тем более обсудить уже было некогда. Да этого, убежден, не предусматривалось. Иначе отчего такая спешка?
Между прочим, по поводу этой «редакционной» статьи главный редактор газеты В.Г.Афанасьев с горечью как-то сказал мне: «Выкрутили руки, заставили поставить статью в номер, сроду не прощу себе этого».
Еще до публикации газетой «Правда» редакционной статьи, резко осудившей письмо Нины Андреевой, возводившей его в ранг «манифеста антиперестроечных сил», меня пригласил к себе Горбачев. Запомнилось, что было это часов в двенадцать. И еще осталось в памяти следующее: в тот раз Михаил Сергеевич начал разговор почти сразу же после того, как я вошел в кабинет. Не дожидаясь, пока подойду к его столу, он сказал:
— Ну, Егор, должен тебе сказать, что я занимался вопросом публикации статьи Андреевой, долго разговаривал с Чикиным. Он мне все объяснил, рассказал, как все было. Ты действительно не имел к этой публикации никакого отношения!
Сложные, противоречивые чувства испытал я в тот момент. С одной стороны, было, конечно, приятно, что подозрения рассеялись и попытка Яковлева официально «привязать» меня к «антиперестроечному манифесту», создать в моем лице «антиперестроечную фигуру» потерпела полный крах. Но, с другой стороны, мне было не по себе: как же мы можем работать, не доверяя друг другу?
Если все это оказалось возможным на самом высшем уровне политического руководства, по отношению ко второму лицу в партии, то что же тогда говорить о рядовых людях, вставших на пути радикалов, антисоветчиков? Представляю, сколько пережила Н.А.Андреева. Однажды в ЦК на совещании руководителей средств массовой информации писатель В.В.Карпов, обращаясь к Михаилу Сергеевичу, задал вопрос: «Когда же прекратится травля Нины Андреевой? Что, она не имеет права на свое мнение? Поймите, ведь она к тому же женщина».
Вопрос остался без ответа. А сколько таких же вопросов содержалось в письмах, которые поступали в ЦК, редакции газет? Они тоже оставались без ответа.
А сколько предвзятостей, голословных нападок было в адрес главного редактора газеты «Советская Россия» В.В.Чикина, настоящего коммуниста, борца-патриота «осмелившегося» поместить мнение преподавательницы из Ленинграда! Между прочим, когда пытались закрыть эту газету, на защиту «Советской России», ее главного редактора поднялись тысячи читателей, россиян. И отстояли свою газету. О чем это говорит? О высоком доверии. Что может быть превыше доверия?
Да, история вокруг письма Нины Андреевой убедительно свидетельствовала о том, что инициаторы той кампании при надобности были готовы прибегнуть и к репрессивным методам. В тогу демократов рядились «призраки прошлого».
А потом была редакционная статья в «Правде». За ней последовала настоящая травля так называемых антиперестроечных сил. В широких масштабах развернулась «охота на ведьм». То, что не посмели сделать на заседании Политбюро Яковлев и Медведев — назвать мою фамилию, с легкостью, пуская в оборот самые невероятные слухи, домыслы и сплетни, делала пресса.
