Кремлевское дело - Иванов Николай Владимирович (книги без сокращений .TXT) 📗
Первый раз давать взятку Председателю Верховного суда СССР было, честно говоря, страшновато. Потом понял, что он такой же хапуга, коррумпированный преступник, обличённый властью, как и многие ему подобные представители из Москвы, которым я давал взятки ранее…»
Только суд, тщательно исследовал приведённые показания в совокупности с другими доказательствами, мог решить вопрос о виновности или невиновности Теребилова в коррупции. Но материалы эти на судейский стол не попали. Начавшийся весной 1989 г. разгром уголовного дела о взяточничестве в высших эшелонах власти Узбекистана и Москвы привёл к автоматической реабилитации десятков партийных сановников. В их числе оказался и главный судья страны.
Статью из номера убрать, редактора уволить.
Во многом помогли преуспеть фокусникам в судейских мантиях и наши средства массовой информации.
В ЦК КПСС прекрасно понимали, что гласность в чурбановском процессе могла бы сорвать задуманный спектакль. Посему во все печатные издания, на ТВ и радио со Старой площади поступил запрет давать какую-либо информацию из зала суда. Освещение процесса было поручено только ТАСС – ведомству, которое в то время являлось, по существу, одним из отделов того же ЦК. Информации ТАСС правились и визировались либо Маровым и руководством Верховного суда СССР, либо прямо в ЦК КПСС. Общественности же объясняли, что подобные ограничения приняты с целью исключить какое-либо воздействие на ход судебного разбирательства.
Но вот приговор оглашён. Он вызвал немалое удивление и у юристов-профессионалов, и у простых людей. Теперь, казалось бы, высказывание различных точек зрения на судебное решение уж никак не повлияет, и ограничения должны быть сняты. Не тут-то было. В «Правде», «Известиях», «Труде», «Литературной газете» и других центральных изданиях появились обширные публикации, посвящённые завершившемуся процессу. И хотя писали их разные люди, но суть сводилась к одному. Во-первых, процесс проведён в полном соответствии с нормами закона, приговор объективен, на что и должны ориентироваться другие суды страны. Во-вторых, в споре между обвинением и защитой победили адвокаты, благодаря усилиям которых стало возможным освобождение Яхъяева и Кахраманова, исключение множества якобы недоказанных криминальных эпизодов. В-третьих, выявилась масса недочётов и нарушений в ходе следствия, свидетельствующих о его недостаточной компетентности. Всё это, по мысли законников из ЦК КПСС, должно было посеять в обществе сомнения в объективности расследования дела о коррупции. В прессе косяком пошли статьи с такими обвинениями. При этом замалчивалось, что сам суд не нашёл никаких оснований для вынесения частного определения в адрес следствия.
Одновременно из ЦК поступил полный запрет на все наши выступления по данному поводу. Задача была поставлена однозначная: скрыть правду о чурбановском процессе. Как это делалось, подробно могли бы рассказать члены редколлегии «Комсомольской правды», «Социалистической индустрии» и других газет, где из вёрстки уже готовых номеров изымались набранные и завизированные интервью следователей с оценкой чурбановского процесса. А главного редактора «Водного транспорта» Г. Панушкина, который осмелился опубликовать в своей газете фельетон «Свободу Юрию Чурбанову!» и наши интервью, просто выгнали с работы.
Допустим, мы могли быть необъективными в своих оценках. Но запрет распространялся и на других юристов, публицистов и журналистов, которые по поводу чурбановского процесса имели точку зрения, отличную от официальной. Кому, к примеру удалось посмотреть пятисерийный документальный фильм «Чурбанов и другие», снятый белорусскими документалистами во время судебных заседаний в Верховном суде СССР? Во второй половине 1989 года ленту показали по республиканскому телевидению. После демонстрации первых же серий разразился скандал, но зрители добились, чтобы фильм показали полностью. Потом фильм обошёл многие зарубежные страны. И только у нас он оказался под запретом, поскольку не показывался ни по телевидению, ни в кинотеатрах.
И всё-таки полностью скрыть правду о чурбановском процессе не удалось. В начале января 1989 года мы на 15 минут вышли в прямой эфир в одной из передач радиостанции «Юность». Через месяц в урезанном, правда, виде опубликовал небольшую нашу статью журнал «Новое время». В феврале 1989 года, участвуя в телепередаче Ленинградского ТВ «Общественное мнение», посвящённой проблеме смертной казни, один из нас, выступая в прямом эфире, отошёл от темы и попытался объяснить «странности» этого судебного разбирательства.
Для оценки итогов чурбановского процесса, проверки объективности приговора по инициативе Генерального прокурора СССР была создана специальная комиссия более чем из двух десятков компетентных юристов, которая работала в феврале-марте 1989 года. Ещё в декабре 1988 года Сухарев публично заявил, что если суд оправдает кого-либо из подсудимых, то он немедленно принесёт протест на приговор. Но как только стало ясно, что приговор по делу фактически вынесен в ЦК КПСС, Генпрок как-то сразу стушевался. И всё же, чтобы сохранить лицо, он пошёл на создание комиссии. Вот главный её вывод: на приговор Военной коллегии Верховного суда СССР по делу Чурбанова и других в виду его незаконности и необоснованности Генеральному прокурору необходимо принести протест.
Разумеется, никакого протеста Сухарев приносить и не собирался. Тем более, что кремлёвская власть уже готовилась поставить жирный крест на расследовании дела о коррупции, а послушных исполнителей своих предначертаний, фокусников в судейских мантиях Теребилова и Марова потихоньку спровадить на заслуженный отдых.
Замолчать и похоронить выводы комиссии по чурбановскому процессу тоже не удалось. Пять месяцев спустя, в июле 1989 года в еженедельнике «Аргументы и факты» было опубликовано интервью с работником Главной военной прокуратуры В. Прищепой, которое называлось «Законность и целесообразность». Вот что в нём, к примеру, говорилось: «В вводной части приговора оказался «забыт» подсудимый, бывший начальник УВД Хорезмского облисполкома генерал-майор милиции Сабиров. Данными о его личности суд незаконно дополнил приговор через десять дней после его вступления в силу. Причём в заседании без участия подсудимого и защитника. Эти и другие отступления от требований закона не позволяют считать решения по делу образцовыми, как это, увы, полагают многие авторитетные юристы, не изучившие материалы. Несмотря на естественные рабочие споры, в главном наше мнение было единодушным: надо безусловно вносить протест, что в данном случае является полномочием Генерального прокурора… 30 декабря 1989 года истекает годичный срок пересмотра судебного решения в сторону, усугубляющую положение затронутых им людей. По моему мнению, необоснованно оправданные по некоторым эпизодам лица окончательно уйдут от ответственности. Осуждённый Сабиров выйдет на свободу, а «чурбановские» тенденции проявятся и в других судах. Всё это может осложнить борьбу со взяточничеством, а значит, и с организованной преступностью. Избежать повторного громоздкого слушания этого дела по соображениям целесообразности – не значит упростить ситуацию, наоборот. Раз уж мы строим правовое государство, то законность должна быть превыше всего».
Публикация снова вызвала немалый общественный резонанс. Вновь Генеральному прокурору стали задавать вопрос: намерен ли он внести протест по делу Чурбанова и когда? И вновь на выручку Сухареву пришли Лукьянов со товарищи, которые просто цыкнули на газеты и таким немудрёным способом приглушили полемику вокруг чурбановского процесса.
Прищепа оказался прав. Было прекращено дело в отношении Яхъяева: Ленинская партия вновь открыла объятия блудному сыну Кахраманову. Стали постепенно покидать места заключения и другие осуждённые.
А чурбановский процесс так и остался пятном на мантии советской социалистической Фемиды.
НА ЗАВИСТЬ ВЫШИНСКОМУ
КПК вместо УПК
Из показаний кандидата в члены ЦК КПСС, первого секретаря Бухарского обкома КП Узбекистана И. Джаббарова:
"…Я знал, что арестованы Худайбердиев, Осетров, Айтмуратов, Есин и другие крупные руководители, которым давал взятки. Естественно, сильно переживал, боялся разоблачения и ареста… Я был делегатом XIX партконференции, приехал в Москву в составе делегации Узбекистана. После статьи в "Огоньке" – "Противостояние", написанной руководителями следственной группы Гдляном и Ивановым, я был сильно расстроен и подавлен, так как не исключал, что речь шла в том числе и обо мне, как взяточнике. Когда и на конференции был поднят вопрос, что в зале находятся взяточники, это было для меня большой неожиданностью. Я был готов к тому, что этот вопрос мог возникнуть где-либо на другом уровне, но на партконференции этого не ожидал…"