Воспоминания - Романов Александр Михайлович (книги онлайн бесплатно серия .TXT, .FB2) 📗
Ксения была в наряде боярыни, богато вышитом, сиявшем драгоценностями, который ей очень шел. Я был одет в платье сокольничего, которое состояло из белого с золотом кафтана, с нашитыми на груди и спине золотыми орлами, розовой шелковой рубашки, голубых шаровар и желтых сафьяновых сапог. Остальные гости следовали прихоти своей фантазии и вкуса, оставаясь, однако, в рамках эпохи семнадцатого века. Государь и государыня вышли в нарядах московских царя и царицы времен Алексея Михайловича. Аликс выглядела поразительно, но государь для своего роскошного наряда был недостаточно велик ростом. На балу шло соревнование за первенство между великой княгиней Елизаветой Федоровной (Эллой) и княгиней Зинаидой Юсуповой.
Сердце мое ныло при виде этих двух «безумных увлечений» моей ранней молодости. Я танцевал все танцы с княгиней Юсуповой до тех пор, пока очередь не дошла до «русской». Княгиня танцевала этот танец лучше любой заправской балерины, на мою же долю выпали аплодисменты и молчаливое восхищение.
Бал прошел с большим успехом и был повторен во всех деталях чрез неделю в доме богатейшего графа А.Д. Шереметева.
Это замечательное воспроизведение картины семнадцатого века, вероятно, произвело странное впечатление на иностранных дипломатов. Пока мы танцевали, в Петербурге шли забастовки рабочих, и тучи все более и более сгущались на Дальнем Востоке. Даже наше близорукое правительство пришло к заключению, что необходимо «что-то» предпринять для того, чтобы успокоить всеобщие опасения. Тогдашний военный министр генерал Куропаткин произвел «инспекторский смотр» наших азиатских владений. Конечно, он возвратился из командировки и доложил, что «все обстоит благополучно». Если ему можно было верить, то наше положение на Дальнем Востоке представлялось совершенно неуязвимым.
Японская армия не являлась для нас серьезной угрозой, а лишь продуктом пылкого воображения британских агентов. Порт-Артур мог выдержать десятилетнюю осаду. Наш флот покажет микадо, где раки зимуют. А наши фортификационные сооружения, воздвигнутые нами на Кинджоуском перешейке, были положительно неприступны.
Не было никакой возможности спорить с этим слепым человеком. Я спокойно выслушал его доклад, с нетерпением ожидая, когда он его окончит, чтобы немедленно ехать в Царское Село. «К черту церемонии! – думал я по дороге к Ники. – Русский царь должен знать всю правду!»
Я начал с того, что попросил Ники отнестись серьезно ко всему тому, что я буду говорить.
– Куропаткин или взбалмошный идиот, или безумец, или же и то и другое вместе. Здравомыслящий человек не может сомневаться в прекрасных боевых качествах японской армии. Порт-Артур был очень хорош как крепость при старой артиллерии, но перед атакой современных дальнобойных орудий он не устоит. То же самое следует сказать относительно наших Кинджоуских укреплений. Японцы снесут их, как карточный домик. Остается наш флот. Позволю себе сказать, что в прошлом году, во время нашей морской игры в Морском училище, я играл на стороне японцев и, хотя не обладаю опытом адмиралов микадо, я разбил русский флот и сделал успешную вылазку у порт-артурских фортов.
– Что дает тебе основание думать, Сандро, что ты более компетентен в оценке вооруженных сил Японии, чем один из наших лучших военачальников? – с оттенком сарказма спросил меня государь.
– Мое знание японцев, Ники. Я изучал их армию не из окон салон-вагона и не за столом канцелярии Военного министерства. Я жил в Японии в течение двух лет. Я наблюдал японцев ежедневно, встречаясь с самыми разнообразными слоями общества. Смейся, если хочешь, но Япония – это нация великолепных солдат.
Ники пожал плечами.
– Русский император не имеет права противопоставлять мнение своего зятя мнению общепризнанных авторитетов.
Я вернулся к себе, дав себе слово никогда не давать более советов.
Ранней весной мы переехали в Гатчину, а в июне – в Петергоф, по заведенному раз навсегда обычаю, как будто все было в полном порядке.
Однажды утром – это было в июле – позвонили по телефону из Михайловского дворца. Моего отца постиг удар, и он был найден лежащим в бессознательном состоянии на полу спальной.
В течение трех недель он находился между жизнью и смертью, и мы ухаживали за ним днем и ночью. Было бесконечно тяжело смотреть на этого гиганта, который вдруг оказался беспомощным, как ребенок, и потерял дар речи. В возрасте семидесяти одного года, пережив трех императоров, он невыразимо страдал от мысли, что ему приходится умирать в столь тяжелый для России час. Однако его нечеловеческая воля к жизни спасла его: в середине августа он стал говорить, и в его правой половине тела появились признаки улучшения. В сопровождении двух докторов и трех адъютантов он поехал в специальном поезде в Канны. Судьбе было угодно, чтобы он прожил еще шесть лет и увидел разгром русской армии.
Сентябрь я провел в Ай-Тодоре и вернулся в Петербург в октябре. Я проводил много времени на службе. Заседания Государственного совета протекали как-то странно не под председательством моего отца. Мои дети подрастали. Я должен был снова нанять уже для них моих прежних врагов – преподавателей и наставников. Веселье наступившего светского сезона носило натянутый характер. Наступил канун Нового, 1904 года, но пожелания счастья на Новый год звучали как-то саркастически.
Я решил провести январь в Каннах, чтобы лично убедиться в улучшении состояния здоровья моего отца. В день своего отъезда я виделся с Ники. Чтобы уехать за границу, мы, великие князья, официально должны были испрашивать разрешения государя. Неофициально же все сводилось к прощальному свиданию в дружественной обстановке обеденного стола.
Императрица была беременна, и Ники надеялся, что на этот раз родится мальчик. Мы сидели после завтрака в кабинете государя, курили и разговаривали о незначительных вещах. Он ни слова не говорил о положении на Дальнем Востоке и казался веселым.
Это была его обычная манера избегать разговоров на неприятные темы.
Я насторожился.
– В народе идут толки о близости войны, – сказал я.
Государь продолжал курить.
– Ты все еще намерен избегнуть войны во что бы то ни стало?
– Нет никакого основания говорить о войне, – сухо ответил он.
– Но каким способом надеешься ты предотвратить объявление японцами войны России, если не соглашаешься на их требования?
– Японцы нам войны не объявят.
– Почему?
– Они не посмеют.
– Что же, ты примешь требования Японии?
– Это становится наконец скучным, Сандро. Я тебя уверяю, что войны не будет ни с Японией, ни с кем бы то ни было.
– Дай-то бог!
– Это так и есть!
Нелепый и дикий разговор! Я уехал в Канны. Три недели спустя, на обратном пути выйдя из поезда на Лионском вокзале в Париже, я прочел в газете громадный заголовок: «Японские миноносцы произвели внезапную атаку на русскую эскадру, стоявшую на внешнем рейде Порт-Артура».
Верные своим восточным обычаям, они сперва нанесли удар, а потом объявили нам войну.
Глава XIV
1905 Год
Я видел Ники в день моего возвращения из Канн в Санкт-Петербург. Он стоял угрюмый и расстроенный в кабинете своего отца у окна в Аничковом дворце, устремив отсутствующий взгляд в большие окна. Казалось, он следил за каплями падавшего дождя.
Мое появление смутило его. Лицо его дернулось. Он ждал тяжелого объяснения, града упреков за прошлое. Я поторопился все его опасения устранить.
– Я пришел к тебе, Ники, – сказал я спокойно, – чтобы получить у тебя разрешение на отъезд в Порт-Артур. Надеюсь, что ты сочувствуешь моему вполне естественному желанию быть в настоящее время вместе с моими друзьями на флоте.
Лицо его прояснилось.
– Я всецело понимаю тебя, но не могу отпустить. Ты мне будешь нужен в Петербурге. Я хочу воспользоваться твоим опытом. Ты должен немедленно повидаться с дядей Алексеем и морским министром.
