Магия мозга и лабиринты жизни - Бехтерева Наталья Петровна (читать хорошую книгу .txt) 📗
Дальше: «Что-то я очень плохо вижу твоего мужа, как в тумане. Где он?» – «В Ленинграде». – «В Ленинграде… да… плохо, плохо его вижу». Несколько месяцев спустя мой муж умер в весьма трагической ситуации. Имели ли слова Ванги отношение к страшным моим личным событиям? Не знаю. Не думаю.
«А несколько лет тому назад рядом с тобой было три смерти». Я как-то не сообразила и сказала: «Да, дед, отец, мать». – «Ну что ты об отце и деде, те погибли много раньше. Трое – почти рядом». Правда, подумав, молча согласилась я, было так. Моя мать, жившая с нами, мать первой жены моего мужа и моя единственная, очень любимая мною подруга. С расстоянием между смертями около двух лет. Но почему вдруг об этом?! Хотя сейчас я бы ответила себе: а почему бы и нет? Ведь я не задала определенного вопроса Ванге, я просто хотела ее послушать. Да, смертей было три. И вдруг: «А ты, может быть, о себе беспокоишься? Так у тебя со здоровьем все в порядке. Вот сестра твоя не выздоровеет, так и будет болеть, не поправится никогда». Да, мне нездоровилось, а сестра моя лежала, уж не знаю который раз, в больнице. И сейчас она хворает, и все то же, то же, что и было. Моложе меня на девять лет, в 55 лет вышла на пенсию, теперь – инвалид первой группы. А что с ней? Трудно сказать. Язва голени – то есть, то нет. Хроническая язва голени. Нет сил. Замедленность движений. Не всегда может встать. В давние времена про таких говорили – сглазили. Сглазили – и что тут гадать докторам, тем более что ни лучшие, ни просто хорошие доктора помочь ей не могут. А была она в юности редкой красавицей: высокая, стройная, белокурая, зеленоглазая. Да недолго была. Уже к тридцати – тридцати пяти стала просто миловидной женщиной, а к пятидесяти поверить в прошлую красоту было уже невозможно. Очень любила ее мать, и она была дочерью, душевно близкой матери. И вот прошло десять лет после моего разговора с Вангой. Моя сестра, слава Богу, жива. Но она действительно не вылечилась. Ей – скажем так – не лучше. Всё то же. Но как об этом могла знать Ванга, «тетя Ванга»? Ведь то, что я ей сказала о болезни сестры, было очень невинно: «Немножко приболела, скоро поправится». – «Твоя сестра не поправится». Откуда ей это было известно? Не знаю. И мой муж, и сестра были от Ванги на одинаковом расстоянии. Откуда ясное видение событий, связанных с моей сестрой, и – «мужа твоего неясно вижу, как в тумане»? Не знаю.
Было и что-то еще. Вспомню – доскажу. Тогда, когда подобные встречи происходят, кажется, будешь помнить каждое слово всю жизнь. А потом и это, как, к счастью, и другое, постепенно бледнеет, как будто на прошлое ложится все менее прозрачная пелена, через которую все еще просвечивают факты и потихоньку бледнеют, выцветают краски, выцветают и эмоции. Как прекрасно, что эмоции могут выцветать! Как великолепно, что прячутся в сундуки истории великие и малые трагедии! И пусть с ними даже уйдут и прошлые радости. Это – цена! Я готова ее платить, хотя есть у большинства людей своего рода защита – берегут они память о радостях. И поэтому – «что прошло, то будет мило».
Лиц, претендующих на возможности видеть прошлое, настоящее и будущее, очень немало. В мои задачи не входит ни их оценка, ни сравнение, ни отделение «чистых» от «нечистых», истинных пророков от шарлатанов. Мне важно было повидаться с человеком, чьи особые свойства действительно прошли проверку и числом и временем, – мне неважно, сколько их, похожих или даже таких же. Пусть один, пусть тысяча. Мне важно было убедиться самой: да, такое бывает. И далеко не всё можно отвергнуть, как добытое «штатом осведомителей». Кстати, при штате осведомителей, вряд ли имеющемся, куда деть найденных в болотах, в чаще лесов коров и телят – по точному указанию Ванги: «Как странно – корова, а говорит, где она!»
Ванга в конце разговора очень звала приехать еще. Да я бы и съездила, но цель-то уже была достигнута. Человек с особым ви?дением, ясновидением – кстати, при слепоте физической – существует, он имеет имя, адрес, его можно описать, потрогать, он живет среди нас – Ванга. Мне важно было лично убедиться, что такого рода феномен – ви?дение событий прошлого, настоящего, отдаленного территориально за пределы возможностей сенсорной сферы, и тем более событий будущего – может существовать. Я не могу не верить тому, что слышала и видела сама. Ученый не имеет права отвергать факты (если он ученый!) только потому, что они не вписываются в догму, мировоззрение.
Позднее, когда я стала ближе к Церкви, я была уже полностью подготовлена к тому, чтобы легко поверить в существование пророков Божьей милостью. Являлась ли Ванга пророком Божьей милостью? Этого мне не дано знать. Она была религиозна, по крайней мере внешне, она много физически страдала – не знаю, были ли у нее душевные страдания с признанием Божьей воли и терпением, – словом, не знаю очень многого. Но то, что я знаю, – Ванга не может быть отнесена к шарлатанам. По данным Болгарской АН, количество теперь уже сбывшихся ясновидений о настоящем и пророчеств о будущем достигает у Ванги 80%! Что же касается остальных 20% – здесь могут быть и те случаи, которые и я первоначально относила к возможному знанию обо мне и не оценивала как ясновидение. И конечно, имеющаяся в нашем распоряжении свобода воли – действительно, во многих мелочах мы свободны.
Что мне хочется сказать здесь еще о Ванге? Интерес к ней всегда был очень велик, и, вероятно, если бы за контактом с ней последовало зло, не случайное, а у множества лиц, это было бы известно. У нее было много сторонников, но уж и противников хватало, не пропустили бы такой лакомый кусочек!
Мое стремление самой удостовериться в «странных» явлениях и дать им по возможности объективную оценку сыграло со мной злую шутку (да и далеко не шутку!) тогда, когда меня заинтересовало влияние Кашпировского на индивидов и аудиторию. Скажу сразу: слова мои, ставшие названием второго интервью в газете «Час пик», – «Уж лучше бы он был шарлатаном» – это был просто крик души, моей души.
Первое знакомство с Анатолием Михайловичем Кашпировским состоялось в Москве, в академической гостинице, куда он пришел ко мне то ли за советом, то ли за помощью. Дальше я много раз его видела и видела, как он создавал свой образ («имидж» – мы теперь любим все иностранное). А вначале я разговаривала с врачом из провинции, могущим, как он говорил, и желающим помочь детям с энурезом – ночным недержанием мочи. И только. Для этого нужно было телевидение, так как детей таких много и телевизионный контакт обеспечит лечение очень большого числа больных. Я не предвидела в этом первом случае во время разговора никаких сложностей. Не только право, но и обязанность врача – помогать. Случай же этот очень подходил именно для психотерапевтического воздействия. Так к чему запреты? Представить себе не могла особенностей влияния Анатолия Михайловича, его претензий и стремлений.
Наверное, степень внушаемости у меня близка к средней – я могу и согласиться с чужим мнением, и противостоять ему и словами и поступками. Во всяком случае, избыток внушаемости меня никогда не преследовал. И, несмотря на это, через час после разговора с Кашпировским, где он совершенно вскользь прошелся по моей возможной диете (исключить хлеб, картошку и т.д.), мы пошли с моей приятельницей обедать в наш гостиничный привычный ресторан. Мы разговаривали, и я обратила внимание на то, что моя визави как-то не так ест. Когда же я взглянула на свою тарелку, я увидела, что «не так» ела именно я, а не она. Жареная картошка, которую я люблю, была на моей тарелке аккуратно сдвинута в сторону(!). «Ничего себе влияньице», – подумала я и немедленно как бы «закрылась» от Анатолия Михайловича. Удалось ли мне это полностью – мне судить трудно, однако ни в каких последующих контактах моих с Анатолием Михайловичем ничего похожего со мной не происходило. Я хотела и хочу похудеть, но не считала, что к этому должен иметь отношение А.М.
И тем не менее я продолжала считать телевизионные сеансы А.М. для лечения детей с энурезом не только возможными, но и желательными, причем маленький эпизод с неожиданным моим поведением за едой насторожил меня только в отношении меня самой – ну как же, разговор о весе, картошке и хлебе был, да еще в условиях прямого диалога, – ну, случилось, может быть, я сама уж очень хотела похудеть. Надо быть осторожнее. И пока – всё.
