Струна и люстра - Крапивин Владислав Петрович (мир книг txt) 📗
Бывало не раз, что боязливые и неумелые мальчишки и девчонки, «затюканные» во дворе и на улице, признанные безнадежными тупицами в школе, буквально расцветали, оказавшись в «Каравелле». Помню один случай. В начале семидесятых появился у нас тощенький остролицый третьеклассник с репутацией ощетиненного, неуживчивого (в классе) пацаненка, с длинным шлейфом заработанных в школе двоек. Рыжий, сумрачный, с трудом разговаривающий из-за постоянного заикания… Через месяц он вел на областном телевидении передачу о «Каравелле», а отрядные альбомы и альманахи украшал великолепными «мультяшными» рисунками. Стал смелым и жизнерадостным и на многие годы обрел веселое (совсем не обидное) прозвище Бец (то есть Бес, Бесенок)… А что касается той телепередачи, то ребята радовались не столько своему проникновению в телеэфир, сколько Сережкиным успехам…
Не обходилось, конечно, без накладок и срывов. Было несколько раз, что украшенный нашивками и регалиями штурман или капитан, выйдя из строя и сопя от виноватости, просил прощения у новичка, которого сгоряча обругал, а то и наградил подзатыльником. Впрочем, это в крайних случаях, чаще примирение достигалось в «частном порядке», где-нибудь в уголке: «Послушай, ну я же не нарочно, просто не сдержался. Ну, если хочешь, стукни меня тоже…»
Главное, чтобы не было обиды…
Запомнился один эпизод (сейчас его участники – люди солидные, предприниматели и компьютерщики). Любимец отряда и командир барабанщиков Вовочка однажды проводил тренировочное построение перед каким-то парадным сбором. Один из его ровесников и человек в отряде не менее заслуженный, Андрюшка, чего-то отвлекался и дурачился в строю. Вовочка глянул и вдруг скомандовал:
– Два шага вперед! Иди вон туда, в угол, и – десять отжиманий!
Строй замер. Андрюшка… он мигнул, простоял секунду и пошел. И сделал десять отжиманий от пола, вернулся в строй и с мокрыми глазами замер в шеренге. Мне, наверно, следовало вмешаться. Однако (ради дальнейшей пользы) я решил дать событиям развиться до конца. Впрочем, ничего особенного больше не случилось. Тренировку закончили, все разошлись, только какие-то чересчур молчаливые. Я переглянулся со своей взрослой помощницей Натальей, которая тоже была свидетельницей происшедшего.
– Что будем делать? – шепотом спросила она.
– Подожди… – Прежде всего надо было разобраться с Андрюшкой. Он стоял в коридоре у вешалки и уже откровенно ронял слезинки. Когда такое происходит с мальчишкой, которому почти двенадцать лет, значит, дело серьезное.
– Почему ты не отказался и не потребовал немедленного совета? – спросил я (потребовать отрядного совета для защиты от несправедливости всегда имел право любой член «Каравеллы»). Андрюшка удивленно глянул мокрыми глазами:
– Да ну… устраивать скандал перед всеми. Перед новичками…
Видимо, въевшаяся в суть Андрюшкиного характера дисциплина – не уставная, а внутренняя, на уровне этики – не дала ему скомкать ссорой и враждой отрядное дело. И в этом была своя логика. Но больше логики (на мой взгляд) было бы тогда, когда Андрюшка отчетливо заявил бы: «Не имеешь права. Так не делают в нашем отряде, пусть собирается совет!»
Об этом я и сказал Андрюшке. Он смотрел нерешительно: как поступить?
Я сказал в открытую дверь:
– Наташа, быстро совет в кают-компании…
На совете прежде всего Вовочке (уже почуявшему неладное) инструкторы ласково сказали:
– Ты, голубчик, встал бы как следует, не у бабушки в гостях… А теперь объясни: где ты нахватался таких воспитательных методов?
Выяснилось, что нахватался он у ветерана Димы, который недавно вернулся из армии и взялся вести у младших ребят занятия по самбо. Мол, такой у него стиль обращения с воспитанниками… Ну ладно, старшие инструкторы в доверительной беседе объяснят Диме неуместность казарменных привычек в отряде и быстро вернут его в лоно каравелловских традиций. А вот как быть с Вовочкой? Видно было, что «мальчика малость занесло».
– Почуял сладость командирства? – спросили его. – Забыл, что командовать надо для пользы дела, а не ради того, чтобы показать власть над человеком? Скажи спасибо Андрюшке, что он не ответил тебе перед всеми, как ты того заслуживаешь… А если он, когда будет вахтенным командиром, поступит с тобой так же?
– Ну и чё… – буркнул, цепляясь за остатки упрямства, поникший Вовочка. – Если я заслужил…
– Да ты чего-то совсем дремучий стал, – сказали ему. – Как бы кто бы не сделался виноват, а унижать нельзя. Небось, понравилось, что твоей дури подчиняются без спора?..
– Не… – сказал Вовочка (а глазу уже набухали, как недавно у Андрюшки).
Только немалые заслуги Вовочки перед «Каравеллой» (а также заступничество Андрюшки) позволили незадачливому командиру сохранить капитанские шевроны. Было видно почти что простым глазом, как с него слетает недавно обретенная «дембельская» шелуха.
– Перед Андреем догадаешься извиниться сам или напомнить на общем сборе? – спросили его в заключение.
– Дрюня, извини, – выдохнул капитан Вовочка. Судя по всему, искренне.
– Да ладно… – сказал великодушный Андрюшка.
Через полчаса капитан Вовочка и штурман Андрюшка с хохотом гоняли полуспущенный волейбольный мяч по пыльному полу отрядного помещения, именуемого «муравейник». А десятилетний командир вахты, барабанщик и подшкипер Алешка грозил каждому вляпать по два наряда вне очереди (на что в данном случае имел право) или огреть нарушителей шваброй по кормовой части (на что права не имел, но знал: совет его не осудит).
От семи до семнадцати…
В общем-то в отношениях между ребятами в отряде всегда было немало забавной мешанины. С одной стороны жесткие требования устава (связанные с безопасностью парусных плаваний, выполнением серьезных корреспондентских заданий и обращением с оружием) требовали быстрого и четкого подчинения командирам. С другой стороны, это не мешало маленьким матросам в свободное время ездить на своих капитанах верхом, подвергать их зубастой критике и вместе дурачиться, напрочь отметая всякую субординацию.
Видимо, это естественно в ребячьем сообществе, где с самого начала одним из принципов была разновозрастность.
Основной состав «Каравеллы» – от девяти (а то и от семи) до шестнадцати-семнадцати лет. Так сложилось изначально. Ребята приводили в компанию братишек и сестренок, за старшими увязывались младшие соседи по двору и подъезду… Сразу было установлено: маленьких не обижать «ни действием, ни словами».
– Ты пять лет назад был таким же, как он. Нравилось тебе, когда не берут с собой, цыкают, отшивают от игры?
– Ну а если он мяч пнуть не может толком!
– Научи…
Учили. И начинали понимать, что в этом есть своя радость: охранять, заботиться, обучать разжиганию костров и фехтовальным приемам, следить, чтобы не продрогли при купании, шепотом утешать, когда в дальней поездке заскучал по дому…
Это потом уже начали складываться «теоретические положения», которыми набравшие опыт и ставшие журналистами инструкторы делились с читателями и зрителями в интервью и телепередачах:
«Принцип разновозрастности дает возможность коллективу существовать теоретически неограниченное время. Старшие вырастают и расстаются с отрядом, на их место встают те, кто еще не так давно был в младшей группе, и сами принимают новичков. Маленькие привыкают видеть в более взрослых ребятах наставников, помощников и защитников (причем не сурово-назидательных, а заботливых, терпеливых, никогда не хвастающихся преимуществом своих лет и опытности). Старшие обретают опыт наставничества и навсегда впитывают в себя (буквально на уровне инстинкта) ощущение ответственности за тех, что меньше и слабее. Причем ни это «почтение» маленьких к большим, ни эта опека старшими младших почти никогда не выплывают наружу, да, пожалуй, и не осознаются в повседневном быте. Они просто есть , вот и все. Тем более, что в постоянной круговерти общих дел ребята разных возрастов всегда вместе, и разница в годах часто не играет роли. Вот при обшивке каркаса яхты девятилетний Геночка вбивает молотком шурупы, а идущий следом четырнадцатилетний Игорь коловоротом ловко вкручивает их в фанеру – оба строят судно . Вот при съемке фильма пятнадцатилетний помреж Володя обстоятельно объясняет десятилетнему Сережке-д'Артаньяну, по какой линии проскакать на деревянном коне, а тот, преисполненный осознанием своей миссии, высказывает встречные соображения. Оба заняты одним важным делом… И в таких вот делах, где «всё зависит от всех», вырабатывается уважение каждого к каждому, независимо от возраста и числа полосок на отрядных шевронах… И никакому ветерану не придет в голову снисходительно усмехнуться, когда на линейке флотилии назначенный строевым командиром самый маленький из матросов чеканно произносит: «Флотилия, внимание! На флаги…» И ему, юному командиру, не приходит в голову, что кто-то небрежно и расхлябанно отнесется к его команде. Ни большущий Борис, который вчера нес его на плечах (как слон кузнечика) с водной станции на трамвайную остановку, ни строгая Ольга, которая накануне прикрикивала на него, как на детсадовского малыша, когда бинтовала ободранный на камнях локоть («Ну-ка, не пикать! Я вот покажу тебе „зараза к заразе не липнет“! Тоже мне герой!)…»
