Маленькая повесть о большом композиторе, или Джоаккино Россини - Клюйкова Ольга Васильевна (серия книг txt) 📗
Все это время мысль о «Вильгельме Телле» неотступно преследовала Джоаккино. Хоть Россини и выбрал либретто знаменитого драматурга де Жуи, но все же оно казалось ему недостаточно музыкальным. Тогда композитор прибег к помощи начинающего поэта Ипполита Би. Задача последнего была не из простых: необходимо удовлетворить композитора, не обидев при этом маститого либреттиста. Надо признать, он сделал это довольно успешно и с большой деликатностью. Результатом такого творчества оказалось внесение в оперу лирической линии. Но не она стала стержнем произведения. Герой и народ – вот тема «Вильгельма Телля», еще новая для оперного искусства. Неудивительно, что так она не звучала не только в операх эпохи Французской революции, но и даже в «Фиделио» Бетховена. Такую постановку вопроса подсказали события последних лет. Народ становился мощным двигателем исторического процесса. Передовое искусство испокон веков было в первых рядах борцов за обновление. В своем «Телле» Россини дал решение проблемы максимально наглядно, конкретно и просто, понятно и близко широкой публике.
Вильгельм Телль – герой старинного швейцарского предания – в последние десятилетия волновал творческое воображение многих писателей и музыкантов. К моменту обращения Россини к этому сюжету уже были созданы и опера Гретри (1791), и трагедии Шиллера и Лемьера, причем все одноименные. С названием «Стрелки» (или «Швейцарские горцы») (1796) появилась английская опера Kappa. Сюжет прижился в Германии, где он послужил основой оперы Цопфа. В своем балете обращался к нему Луиджи Пиччинни, сын Никколо Пиччинни (1805). Источником же либретто де Жуи стала трагедия французского драматурга Лемьера.
Лето 1828 года Россини проводил под Парижем на даче своего друга, банкира Агуадо. Хотя 20 августа состоялась премьера «Графа Ори», мысли композитора были поглощены «Вильгельмом Теллем». Либретто новой оперы уже переделал Ипполит Би, причем в соответствии с намерениями придирчивого заказчика, но Россини и тут продолжал находить фрагменты, требующие переработки. И это был не каприз. Ну кто же лучше композитора сможет, как верно заметил Вагнер в беседе с Россини, определить «расположение слов и ситуаций, которые подходят композитору для воплощения музыкальной фрески в том виде, в котором она витает в его воображении?» Поэтому-то так «по-хозяйски» и распоряжался Россини стихами. Он вспоминал о тех днях: «Моих либреттистов у меня под рукой не было, но там же жили Арман Марраст и Кремье (между прочим, два будущих заговорщика против правительства Луи-Филлиппа), и они мне помогли в переделке текста и стихов и в разработке плана моих заговорщиков против Гесслера».
Основным импульсом к драматическому действию послужило столкновение тирана-завоевателя Гесслера и народного героя, патриота Вильгельма Телля, который увлекает за собой народ, будучи сам человеком из народа. Подобная постановка проблемы является важным открытием Россини, чего не знала до тех пор опера. Народ перестает быть просто фоном для развития драмы благородных героев, стоящих над ним. Он получает разностороннюю характеристику – показаны его безмятежный труд и светлый праздник, страдание, возмущение, борьба и победа.
Открывается опера увертюрой, которая поражает необычностью и новизной своего решения. Это целая симфоническая поэма, программная по смыслу, естественно и непринужденно вводящая слушателя в образный мир будущих событий. Ее назначение не столько в том, чтобы приготовить к восприятию грядущих драматических событий, сколько создать эмоциональную атмосферу произведения. И эта самая эмоциональная связь увертюры с оперой очевидна, хотя нет связей тематических. Перед нами предстает цепь различных эпизодов: лирических и драматических, живописных и эпических, единых с оперой по смыслу.
Начало первого действия носит описательный характер. Композитор знакомит слушателей с местом и обстановкой действия. В живописной долине, окруженной высокими горами, расположилась швейцарская деревушка Бюргельн. Возвращающиеся с полей крестьяне поют свою безмятежную светлую песню. Хор «Небо, так ярко голубое», создает поэтическую картину мирного радостного труда.
На берегу озера молодой рыбак, развешивающий сети, поет о любви. Вильгельм Телль, уважаемый всеми искусный охотник, сурово напоминает ему, что не время думать о любви, когда родной край стонет под гнетом завоевателей. Главный герой сразу предстает перед зрителем с патриотической декларацией. Россини с самого начала наделяет его ролью идейного вождя масс. В этом отличие Телля Россини – Лемьера от героя Шиллера или Гретри, у которых искусный стрелок сначала доволен жизнью, не проявляет особой тревоги за родину и только постепенно становится борцом против тирании. Надо признать, что в этой позиции тоже есть своя сила, заключающаяся в естественном показе пробуждения сопротивления народных масс к борьбе.
Но вот доносятся звуки рогов, несущиеся с гор. Это начинается праздник окончания работ. По старинному обычаю мудрый и уважаемый старец должен благословить женихов и невест, что и делает Мельхталь, глава кантона (округа). Вильгельм Телль приглашает народ веселиться как можно беспечней и безмятежней: веселье должно скрыть от австрийцев подготовку восстания. В самый разгар праздника стремительно появляется горец Лейхтгольд, который убил австрийского ландскнехта, посягнувшего на честь его дочери. Теперь за ним гонятся солдаты. Спасти его может только переправа через озеро, но надвигается буря. Тогда за это сложное дело берется Вильгельм Телль. Ворвавшиеся солдаты, видя недосягаемость своей цели, в гневе поджигают деревню и уводят с собой старика Мельхталя.
Но какая же опера могла быть без любви? И пусть этот мотив здесь не главный, Россини отдает дань традиции и слушательским вкусам и привычкам. Второй акт открывается сценой лесного свидания Арнольда, сына Мельхталя, с прекрасной принцессой Матильдой Габсбургской, которую он спас от смерти в горах. Молодой горец любит своенравную принцессу. Вот он, традиционный для классической трагедии мотив! В противоречие пришли любовь и долг. Патриотические чувства призывают юношу порвать с принцессой. Вот почему так печален был Арнольд во время деревенского праздника. Однако если классицистская мораль всегда решала этот вопрос в пользу долга, то романтизм, эпоха которого уже началась, принес с собой противоположное решение дилеммы – в пользу любви. Романс Матильды, любовный дуэт героев звучат необычайно поэтично и приподнято. Матильда уговаривает юношу поступить на австрийскую службу, которая даст ему возможность прославиться в боях и завоевать право жениться на принцессе. Поэтому, когда потом Телль призывает его присоединиться к восстанию, Арнольд, поглощенный своим чувством, остается глух к его словам. И только страшная весть о гибели отца от рук захватчиков пробуждает в нем чувство долга перед родиной.
Вильгельм Телль призывает к восстанию. В полночь на горе Рютли собрались представители трех кантонов. Они должны выбрать своего предводителя, которым становится Телль, и дать клятву верности делу освобождения и готовности выступить против захватчиков по первому призыву. Сцена на горе Рютли стала одной из самых ярких и впечатляющих. Это уже не пасторально-идиллическая картинка начала первого действия. Народ полон решимости объединить свои усилия в борьбе против поработителей. Очень важным элементом, пронизывающим характеристику этого массового персонажа во всей опере, является фольклорная основа его мелодизма. Надо сказать, что народные мелодии использовались и в операх французских предшественников Россини. Керубини, Гретри одними из первых обратились в опере к сокровищнице народного искусства. Но у них, как и у Обера в «Немой из Портичи», это были именно цитаты, которые не сливались с тканью оперного произведения. Органическое же слияние, естественное включение в общий контекст оперы, гибкое соединение с привычными средствами выразительности произошло именно у Россини. В этом был его новаторский подход к применению народных мелодий в опере. Композитор чутко уловил гармонические особенности, колористические и экспрессивные оттенки швейцарских мелодий. И квинтэссенцией воплощения народного начала в опере становится сцена на Рютли.
