Мата Хари - Ваагенаар Сэм (чтение книг txt) 📗
«Месье министр», писал голландский посол де Стюерс, имевший титул рыцаря,
«Мое правительство поручило мне, исходя из соображений гуманности, просить помилования для мадам Зелле МакЛеод, известной как Мата Хари. 25 июля она была приговорена к смерти Третьим военным судом. Апелляция была отклонена 28 сентября Коллегией по уголовным делам апелляционного суда…
Я имею честь просить о дружеском посредничестве Вашего высокопревосходительства при передаче Президенту Республики этой просьбы Ее Величества, и я был бы Вам весьма признателен, если Ваше высокопревосходительство дружески проинформирует меня об успехе этого прошения».
В тот же день, после телефонного разговора ранним утром, мэтру Клюне было послано срочное письмо, сообщавшее ему о предпринятых мерах. Телеграмма в Гаагу подтверждала, что «содержащиеся в вашей телеграмме № 233 указания незамедлительно были выполнены».
Но ничего не произошло. Кроме того, что 3 октября там, в Голландии, Джон МакЛеод женился в третий раз на Гритье Мейер.
13 октября министерство иностранных дел в Гааге послало в Париж очередную телеграмму, где было сказано, что шесть голландских газет сообщили о казни Мата Хари. Париж должен был немедленно ответить, «во избежание дальнейших комментариев». Это произошло в субботу. Ни от президента Андре Пуанкаре, ни от французского министра иностранных дел ответа не было. Французское правительство даже обошло представителя Ее Величества, королевы Нидерландов. Ответ был направлен не ему, а адвокату.
Когда голландское посольство утром в понедельник 15 октября открыло свои двери, там его ожидало сообщение от мэтра Клюне: «Просьба о помиловании отклонена».
К этому часу Мата Хари была уже мертва.
ГЛАВА 27
За все восемнадцать ночей между днем отклонения апелляции и днем казни Мата Хари, похоже, сравнительно спокойно спала лишь три раза — по субботам. Она знала, что по воскресеньям казней не бывает. Во все другие вечера она спрашивала сестру Леониду, думает ли та, что она сегодня уснет. Обычно ей этого не удавалось.
В воскресенье, четырнадцатого октября, в шесть часов вечера майор Массар получил из парижского штаба армии копию приказа о проведении казни. Его подписал капитан Бушардон. Последнее действие было назначено на следующее утро. Когда доктор Бизар в тот вечер был проинформирован о приказе, он решил в сопровождении сестры Леониды навестить Мата Хари в ее камере. Они говорили о разных маловажных вещах. Сестра спросила Мата Хари, как собственно она танцевала. Мата Хари сделала пару шагов. За прошедшие с того дня годы эта пара шагов во множестве книг превратилась в танец нагишом.
Внешне она сохраняла полное самообладание. Она не плакала и не показывала отчаяния во все время этого жестокого и изматывающего ожидания. Согласно доктору Бизару и доктору Бралю, она только порой бросала замечание, что просто не может понять французов. Если, вернувшись из Берлина, она как-то сказала в Голландии: «Эти грязные боши!», то тут она повторяла: «Ах, эти французы» Это не было выражением неприязни, как по отношению к немцам, только выражением невозможности для нее их понять, выражением непостижимости. Несмотря на все это, даже доктор Бизар, который оставил, в общем, очень сдержанно-корректное описание своей пациентки, не смог в конце подавить в себе чувство антипатии. Ему ее поведение не показалось тем, что французы называют словом «cran» — смесью мужества, презрения и хладнокровия. Он вдруг ощутил, что «она до конца играла свою роль, состоящую из храбрости и равнодушия». То есть, для него это была не храбрость, а лишь спектакль.
Как будто мужество перед лицом смерти могло быть каким-то другим.
В понедельник вскоре после четырех часов утра в «Сен-Лазар» прибыл капитан Бушардон. Ровно в четыре часа утра его забрали из дома на Бульваре Перейр. Доктор Бизар и его коллега доктор Браль прибыли почти в то же время, а Массар немного позже, в 4.45. Было холодное утро. Термометр показывал всего несколько градусов выше нуля. Каким-то образом информация о предстоящей казни дошла до журналистов. Вместо примерно тридцати человек, обычно присутствующих на казни, тут, по словам доктора Бизара, собралось не меньше сотни людей — гражданских и военных. Некоторые солдаты спали на тротуаре. Эмиль Массар насчитал примерно дюжину журналистов.
В помещении тюрьмы собрались еще несколько официальных персон: капитан Тибо, первый протоколист военного суда, которого привезли сюда из дома на Пляс Вожирар в 4.30, прокурор Морне, подполковник Сомпру (который всем приказывал оставаться внизу) и, конечно, мэтр Клюне. Кроме них, майор Жюльен, председатель прокуратуры Третьего военного суда, доктор Соке, военный врач, месье Жан Эсташи, начальник тюрьмы и генерал Ваттен, глава военной адвокатуры французской армии.
Мэтр Клюне заявил, что он слишком нервничает, чтобы подняться наверх. Он попросил Сомпру передать Мата Хари, что он здесь. Подполковник вовсе не собирался играть роль курьера. Он грубо ответил, что если месье Клюне «что-то хочет казать, то пусть изволит сделать это сам».
Сестра Леонида провела господ в камеру номер 12. Открыв ее, она показала на среднюю кровать. Мата Хари не спала нормально. Предыдущим вечером доктор Бизар дал ей двойную дозу снотворного. Обе женщины, спавшие справа и слева от Мата Хари, когда вошли мужчины, широко раскрыли глаза — они все поняли. Когда Мата Хари растолкали, чтобы она проснулась, они начали плакать. Проснувшись. Мата Хари упала им на руки и склонилась вперед. В ее глазах стоял страх. Она тоже поняла — и стала, пожалуй, самым спокойным человеком в этой камере.
Только теперь ей объявили, что просьба о помиловании отклонена. После мгновения тишины Мата Хари снова повторила те же слова, которые она сказала три месяца назад, услышав приговор: — Это невозможно! Это невозможно!
Согласно доктору Бизару, Мата Хари сама утешала сестру Леониду: — Не бойтесь, сестра, я сумею умереть!
Мужчины покинули помещение, чтобы дать ей возможность одеться. Только доктор Бизар оставался в камере. Пока она сидела на кровати и надевала чулки (тоже по описанию доктора Бизара), были хорошо видны ее ноги. Сестра Леонида попробовала их прикрыть. Но даже в этой ситуации присутствие духа не изменило Мата Хари. — Оставьте, сестра. Сейчас не время для чопорности.
Врач предложил ей нюхательную соль. — Спасибо, доктор, — ответила она. — Вы увидите, мне она не понадобится. Потом она попросила оставить ее на мгновение одну с преподобным Арбу. Затем и пастор покинул ее, выйдя, очевидно, в состоянии огромного душевного волнения. Мужчины снова вошли в камеру.
Мата Хари была готова. Она надела жемчужно-серое платье, соломенную шляпу с вуалью, свои лучшие туфли и накинула на плечи пальто. Красивая обувь всегда была ее страстью. На ней не было никаких украшений. Когда ее арестовали в феврале, все драгоценности были конфискованы. Она закончила свой туалет, надела перчатки и поблагодарила врача за все, что он для нее сделал. Ей снова пришлось утешать сестру Леониду, готовую расплакаться.
Мата Хари задали последний вопрос. Вопрос, породивший немало фантастических историй. По французскому законодательству это отнюдь не риторический вопрос. Если следовать букве закона, то его содержание должно быть подтверждено заключенным. Статья 27, первый абзац, французского уголовного кодекса (в 1960 году переименована в статью 17) предписывает: «Если приговоренная к смертной казни женщина заявляет, что она беременна, и врачебная экспертиза подтверждает это, казнь может состояться только после рождения ребенка».
Согласно доктору Бизару Мата Хари ничего не ответила. Но военный врач доктор Соке спросил, «есть ли основание предполагать, что она находится в положении». Так как она сидела в тюрьме уже почти восемь месяцев, сам вопрос был излишним. Мата Хари отреагировала только очевидным удивлением и непониманием. Все те эмоциональные сцены, которые описывались во всех подробностях некоторыми склонными к фантазии авторами, причем именно мэтр Клюне якобы хотел помочь ей с помощью этой статьи и даже заявлял, что именно он отец ее будущего ребенка — выдумки чистой воды.
