Безбилетный пассажир - Данелия Георгий Николаевич (лучшие книги TXT) 📗

— Нет, — категорически отказался директор. — По Плехановской не хочу!

И прожил еще пять лет.

Пока мы писали сценарий, в жизни Резо произошло еще одно важное событие — Резо женился на Крошке, племяннице художника фильма Мамочки.

Между прочим. В Тбилиси многих зовут по прозвищу. Крошку все время так и звали — Крошка. И когда я добрался в книге до этого места, то позвонил Резо — выяснить, как Крошку зовут на самом деле.

— Лена, — подумав, сказал Резо.

— Ты уверен?

— Уверен.

— А ты ее когда-нибудь так называл?

— Видел. В паспорте написано.

Так что если Крошку зовут как-нибудь по-другому, я не виноват.

Свадьбу справляли в маленькой двухкомнатной квартире Крошки. А Тамаз Мелиава сделал молодоженам подарок — привел шарманщика из духана. В квартире шарманщик всем мешал, и Тамаз вывел его во двор и усадил на ветку дерева напротив раскрытого окна. Шарманку ему туда подали на веревке, он заиграл и запел.

(«Оседлав толстый сук старого вяза, шарманщик Сандро крутил шарманку и пел, дирижируя себе ногами» — так написали мы в сценарии.)

Я никак не мог вспомнить, — то ли сначала мы написали этот эпизод, а Тамаз потом воплотил его в жизнь, то ли мы перехватили идею у Тамаза. Позвонил в Тбилиси Резо. И Резо сказал, что на свадьбе, как он помнит, вообще никакого шарманщика не было, а Тамаз привел не шарманщика, а пожарный оркестр, который играл на плоской крыше дома напротив. Хотя…

— Подожди. Я у Крошки спрошу, — сказал Резо.

Крошка взяла трубку и сказала, что на свадьбе не было ни шарманщика, ни пожарного оркестра. Во дворе, в беседке, играл скрипичный квартет, — друзья Мамочки. А Тамаз Мелиава привел на свадьбу не музыкантов, а съемочную группу из Латвии. Она все точно помнит потому, что, когда всю группу рассадили, для нее и Резо места уже не осталось и все оставшееся время они стояли.

Между прочим. Случай с шарманщиком далеко не единственный. Каждый раз, когда я начинаю работать над фильмом, у меня реальность путается с вымыслом. Вот, например, во время съемок того же «Не горюй!» произошел такой случай.

Снимали сцену встречи Бенжамена (Кикабидзе) и Луки (Кавтарадзе) с русским солдатом (Леонов) на мосту возле духана «Сам пришел». Снимали монтажно: отдельно мост, отдельно духан. Мост — возле Гори, духан — под Тбилиси. Юсов, когда снимали мост, говорит Кикабидзе:

— Буба, посмотри налево, на духан.

— Вадим, духан не слева, духан справа, — говорю я. — Пусть он посмотрит направо.

— Почему направо? Налево по свету лучше.

— Но духан справа!

— Почему справа?

— Потому что он всегда там был!

— Где он всегда был справа?

И тут до меня дошло, что духан «Сам пришел» я не видел возле моста ни справа, ни слева. Это все существовало только в моем воображении.

Не думаю, что кто-нибудь внимательно читает титры, где перечислены фамилии актеров, занятых в эпизодах. Но если бы кто-нибудь читал, то обязательно обратил бы внимание: в «Не горюй!» и во всех последующих фильмах в титрах эпизодников стоит фамилия Р. Хобуа. На моей памяти это заметили только три человека: сам Рене и монтажеры — Таня Егорычева и Лена Тараскина.

— А кого у нас играет Хобуа? — спросила Таня Егорычева на двадцатом году работы со мной, когда приклеивали финальные титры к фильму «Паспорт». (Таня монтировала «Совсем пропащий», «Афоня», «Осенний марафон», «Слезы капали», «Кин-дза-дза», «Паспорт».) А Лена Тараскина засекла его на третьем фильме (она работала со мной на «Насте», «Орле и Решке» и «Фортуне»).

А никого у меня Рене Хобуа не играл.

В один из выходных Вахтанг Абрамашвили пригласил нас на завтрак, на жареные хинкали. Оказалось, что завтракать с нами будет и отец Вахтанга — дядя Гриша. И мы поняли: завтрак затянется.

Дядя Гриша чтил традиции и обязательно произносил все тосты, положенные при грузинском застолье. И ритуал занимал минимум три часа.

Между прочим. Был такой случай: дядя Гриша улетал в командировку, Вахтанг его провожал. Самолет задерживался, и они зашли в ресторан перекусить. Там оказался кто-то из друзей дяди Гриши и прислал им бутылку вина. Ну не пить же молча, и дядя Гриша начал произносить тосты… И заказал еще вино. Объявили посадку на самолет, но нарушить ритуал дядя Гриша не мог: «Если уж начали, надо довести до конца». И самолет улетел без них.

После «завтрака» у Вахтанга мы с Резо вернулись в гостиницу. Поднялись ко мне в номер. И тут я сообразил, что дверь захлопнул, а ключ забыл в комнате. Пошли к дежурной по этажу. У дежурной запасного ключа не оказалось, и они с Резо пошли к администратору. А меня дежурная усадила на свое место — караулить этаж.

Сижу и насвистываю по привычке. Из лифта вышли четверо. Трое — здоровые, как шкафы, а один поменьше — скорее не шкаф, а этажерка. Подходят ко мне:

— Ключ от пятьсот семнадцатого, — сказал самый большой шкаф.

— Не могу. Ящик заперт.

— Так открой!

— Не могу. Я не дежурный.

— А чего тут уселся?

— Попросили и сижу, — я отвернулся, посмотрел в окно и опять стал насвистывать.

— А чего свистишь? — спросил не самый большой шкаф.

— Хорошее настроение.

— А чего это у тебя хорошее настроение?

— Выпил.

— И сколько стекляшек ты выпил?

— А что такое стекляшки?

Разговор шел по-грузински. Что бутылки на жаргоне «стекляшки», я действительно не знал.

— Сейчас он скажет, что живет в Москве и по-грузински не все понимает! — сказал не самый большой шкаф.

— Да, я живу в Москве и по-грузински не все понимаю.

— Сейчас он скажет, что режиссер Георгий Данелия, — сказал не самый большой шкаф.

— Да, я режиссер Данелия.

— Давай выкинем его в окно, — предложил самый большой шкаф.

— Подожди. А вдруг он правда тот Данелия. Пусть документы покажет, — сказал маленький шкаф, который этажерка. — Слышишь? Покажи документы!

— Документы в номере.

— Пошли в номер.

— Ключ потерял.

В окно меня не выкинули только потому, что тут появились горничная и Резо. Мы с Резо повели шкафов ко мне в номер, я предъявил паспорт.

— Действительно, Георгий Данелия! — обрадовался маленький шкаф.

— Ты прописку, прописку у него посмотри! — сказал большой.

Когда шкафы установили, что я тот самый московский режиссер Георгий Данелия, то повели нас в ресторан пообедать и отметить встречу. Шкафы оказались командировочными из Зугдиди. Самый большой был начальником ГАИ, а этажерка — строителем. После обеда Резо стал звать всех в номер послушать сценарий: «Нам важно мнение простого зрителя». Но шкафы сказали, что русский не очень понимают, и быстро слиняли, не ушел только этажерка — это и был Рене Хобуа.

Часов до девяти мы читали ему сценарий, а он серьезно слушал и кивал. Когда мы спрашивали: «Ну как?», он говорил: «Гадасаревиа!» (По-грузински это означает: так хорошо, что с ума сойти можно!)

А в девять мы были приглашены на банкет: свекра моей двоюродной сестры Кети избрали в Академию наук. И мы взяли Рене с собой.

На следующий день рано утром позвонил Гурам Асатиани и пригласил нас на хаши, который грузинские писатели устраивали в честь приезда Беллы Ахмадулиной. И мы разбудили Рене и взяли его с собой на хаши. А после хаши мы пошли обедать к Верико — вместе с Рене.

Потом Рене порывался уйти, но мы его не отпустили: «Нам же важно мнение простого зрителя!» И заставили слушать другой вариант сценария. Потом спросили, какой ему больше нравится. Рене тут же сказал:

— Гадасаревиа!

— Ромели (который)? — спросил Резо.

Рене подумал и сказал:

— Ориве (оба)!

Вечером в тот день на фуникулере был банкет по случаю юбилея красавицы актрисы Медеи Джапаридзе. И мы, конечно, повели туда и Рене.

А во время банкета Гия Бадридзе сказал, что пора идти в гости к Нани Брегвадзе, она просила его нас привести… Мы пошли. По дороге Бадридзе куда-то потерялся, Рене тоже хотел потеряться, но мы его выловили и к Нани пришли втроем: Резо, я и Рене Хобуа.