Хрущев. Смутьян в Кремле - Емельянов Юрий Васильевич (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗
После Айовы путь лежал в индустриальный Питсбург, а вечером 24 сентября Хрущев прибыл в Вашингтон, где состоялся прием в Посольстве СССР. На прием собралось более 500 гостей, и мне, как практиканту, поручили заговаривать зубы некоторым гостям, чтобы не создавать толчеи в главном зале. Вскоре я увидел Хрущева. До сих пор я видел его лишь на трибуне Мавзолея, и мне он показался другим. Сейчас лицо его было красным, глаза суженными. Он шел, чуть ли не сбивая всех с пути. Казалось, что он был чем-то разгневан и был готов взорваться от обуревавших его чувств. Пара американцев, с которым я беседовал, бормотали: «Хрущев кажется усталым. Он устал после поездки». Но вскоре стало ясно, в чем причина настроения Хрущева. Вскоре в посольство прибыл вице-президент США Ричард Никсон. Видимо, Хрущев готовил себя к встрече с тем, в ком он видел своего личного врага, и желал высказать все, что он думал по поводу «провокаций», которые, по мнению Хрущева, организовал Никсон и другие во время его поездки по США. На некоторое время Никсон и Хрущев уединились в небольшой гостиной, но вскоре вице-президент США вместе со своей супругой покинул посольство. Судя по его виду, разговор с Хрущевым был острым, и Никсон не пожелал долго оставаться на приеме.
И тут Хрущева как подменили. В это время в посольство прибыл лауреат Международного конкурса имени Чайковского пианист Ван Клибрен, на выступлении которого в 1958 году присутствовал Хрущев. Никита Сергеевич и Нина Петровна сердечно приветствовали молодого пианиста, и они расцеловались. Однако операторы телевидения сказали, что им не удалось хорошо снять эту сцену. Тогда Хрущевы и Клиберн повторили поцелуи, при этом высокому пианисту приходилось сильно наклоняться вниз, а супругам Хрущевым тянуться вверх. Теперь Хрущев излучал добродушие. Очевидно, он умел управлять своим настроением.
На другой день Хрущев вылетел в Кемп-Дэвид, где начались его переговоры с Эйзенхауэром. В США гадали: чем увенчаются эти переговоры? не капитулирует ли Айк (так часто звали американцы Эйзенхауэра) перед напористым советским лидером? Ультраправые организации проводили собрания под лозунгами: «Не допустим Мюнхена на берегах Потомака!»
Через два дня мой отец, сопровождавший Хрущева в Кемп-Дэвид, встретился со мной и немного рассказал о том, как шли переговоры. Они происходили в большом зале. При этом Хрущев, Эйзенхауэр и два переводчика сидели за столом на таком отдалении от остальных участников переговоров, что остальным не было слышно, о чем говорили два руководителя. Но вот беседа прекратилась, Эйзенхауэр и Хрущев поднялись и направились к выходу. Хрущев сообщил сопровождавшим его лицам, что по совету врачей президент будет отдыхать. Хрущев же решил погулять по дорожкам Кемп-Дэвида. Он был крайне недоволен Эйзенхауэром. «Пока я говорю с ним, – говорил Хрущев, – он полностью со мной соглашается, но как только во время перерыва к нему подлетает это воронье (Так Хрущев назвал государственного секретаря Гертера, шефа ЦРУ Аллена Даллеса и других), он тут же меняет свою точку зрения. Это не президент, а тряпка!»
Хотя оценка Хрущева была резкой, для нее были известные основания. Хрущев знал, что президент Эйзенхауэр обрел свой пост главным образом благодаря своей роли главнокомандующего экспедиционными силами союзников в Европе в 1944—1945 годах, а не за свои способности к руководству великим государством. На каждой пресс-конференции президент проявлял удивительное, даже по американским меркам, невежество во многих областях. Даже когда Эйзенхауэр был здоров, он не отличался активностью в своей государственной деятельности, а его любовь к ковбойским романам и игре в гольф стала притчей во языцех. После же небольшого инсульта в 1958 году Эйзенхауэр надолго отключился от государственной работы.
Видимо, Хрущев рассчитывал воспользоваться невежеством Эйзенхауэра и его незнанием многих сложных вопросов международной политики для того, чтобы навязать ему решения, выгодные нашей стране. Наверное, из этих же соображений исходил и Горбачев, когда в ходе приватных бесед с Рейганом в Рейкьявике в 1986 году пытался навязать другому невежественному президенту США решения, выгодные СССР. И в том и в другом случае советские руководители не учитывали, что их американские партнеры по переговорам не обладали властью, подобной той, что находилась в их руках. По этой же причине президенты США не стремились овладеть той разнообразной информацией, которую обязан был знать руководитель КПСС. Кроме того, несмотря на огромные полномочия президента США, его действия могли быть скорректированы его министрами и помощниками и, наконец, членами конгресса США. Эти люди представляли собой самые влиятельные силы Америки. Между тем Хрущев прекрасно знал, что эти силы не собирались пойти на соглашения на тех условиях, которые устраивали нашу страну. Поэтому попытки навязать Америке решение, выгодное СССР, воспользовавшись некомпетентностью президента США, были заведомо обречены на провал и отдавали авантюризмом.
Парадоксальным образом борец с «культом личности» Хрущев исходил из того, что все зависит от личности руководителя страны и от того, как он повлияет на этого руководителя. Хрущев то злился на Эйзенхауэра, когда ему не удавалось воздействовать на него, то он сменял гнев на милость, когда во время посещения фермы Эйзенхауэра в Геттисберге ему показалось, что президент и его внуки хорошо к нему относятся. Хрущев упорно не желал учитывать объективные реалии, препятствовавшие ему добиться искомых соглашений с США.
Отец рассказал мне и о том, что во время прогулки по Кэмп-Дэвиду Хрущев стал неожиданно вспоминать Сталина, характеризуя его в духе своего закрытого доклада на XX съезде. При этом Хрущев уверят своих слушателей, что во время затяжных обедов Сталин порой уходил к себе в спальню, но оттуда подсматривал и подслушивал за сидевшими за обеденным столом через специальное отверстие. Позже, сопровождая одну иностранную делегацию, мне довелось побывать на сталинской даче и внимательно рассмотреть там столовую и спальню. Когда я попросил показать мне тайное отверстие, то меня подняли на смех, сказав, что ничего похожего тут никогда не было. Позже из книги Таубмэна, я узнал, что воспоминание Хрущева о Сталине в Кемп-Дэвиде было неслучайным. Оказывается, в беседе с Эйзенхауэром он сообщал ему о «несогласии со многим, что сделал Сталин». Он сообщал президенту США, что по его приказу были закрыты лагеря с политическими заключенными, а деятельность «полиции» была ограничена. Одновременно он говорил президенту США о том, что он добился отстранения от власти Молотова и других «консерваторов».
Однако эти попытки Хрущева доказать американцам, что он является наиболее удобным руководителем СССР для них по сравнению со Сталиным и Молотовым, могли лишь продемонстрировать наличие острых противоречий в СССР, его высшем руководстве и непрочность положения самого Хрущева. Кроме того, теперь американцы могли требовать от Хрущева дальнейших шагов, которые убедили бы их в его «удобности» для США. Возможно, что примерно так же эволюционировал и Горбачев, перейдя от давления на президента США к убеждению его в том, что он является наиболее удобным для американцев. Известно, что эта тактика в конечном счете привела к капитуляции Горбачева перед Западом.
Видимо, заявления Хрущева убедили американцев в том, что не следует идти ему на уступки, и они стали навязывать условия, которые были выгодны им. Эйзенхауэр наотрез отказался пойти на подписание мирного договора с двумя германскими государствами и уйти из Западного Берлина. Он лишь выразил туманное предположение, что договоренности, на основе которых западные державы находятся в Западном Берлине, не вечны. В обмен на это неопределенное заявление Хрущев пообещал пока отказаться от угрозы подписать мирный договор с ГДР в одностороннем порядке. Однако Хрущев отказался вставить упоминание об этом в коммюнике. Наконец, было найдено компромиссное решение: Эйзенхауэр скажет о том, что Хрущев не будет подписывать мирный договор, а Хрущев его не опровергнет. (Через два дня после завершения своего визита Хрущев, отвечая на вопрос корреспондента ТАСС, заявил: «Президент США Эйзенхауэр правильно охарактеризовал содержание договоренности, достигнутой между нами. Мы действительно согласились, что переговоры по берлинскому вопросу должны быть возобновлены, что для них не устанавливается какой-либо ограниченный по времени срок, но что они не должны также и затягиваться на неопределенное время».)
