Данте - Голенищев-Кутузов Илья Николаевич (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗
Папа Климент V умер в апреле, лишь на месяц пережив великого магистра. В конце ноября того же 1314 года Филипп Красивый, которому было всего сорок шесть лет, охотясь в лесах в окрестностях Парижа, упал с коня, и его отнесли замертво во дворец. Половина тела его была парализована, и через несколько дней король скончался. Говорили, что Филипп попался на рога огромного оленя, другие уверяли, что на его лошадь напал гигантский кабан. Последнюю версию принял Данте; кабан символизировал нечистую силу. Некоторые были того мнения, что Филипп Красивый вдруг увидел перед собой в лесу фигуру тамплиера. Воображение всех было потрясено. В народе ширился слух, что сбылось предсказание Жака де Моле, король и папа призваны к ответу на божий суд, тамплиеры осуждены невинно.
Данте лютой ненавистью ненавидел Филиппа. Он обозвал его фальшивомонетчиком. Современникам Данте было известно, что король Франции велел чеканить поддельные монеты, добавляя в них олово и другие недрагоценные металлы (об этом писал и Джованни Виллани). Обличение Филиппа кончается в дантовском «Рае» пророчеством о том, что неправедный король погибнет от кабана:
Во время своих занятий в Сорбонне Данте не раз чувствовал вместе со всей парижской беднотой, что значили «финансовые реформы» короля, вызывавшие страшную дороговизну. «Божественная Комедия» полна упоминаний о папе Клименте V и Филиппе Красивом. Данте их ненавидит и проклинает. Одних осуждений продажного Климента V можно насчитать в поэме Данте шесть. Данте называет его «беззаконным пастырем». Он помог Филиппу Красивому убить и ограбить тамплиеров, он обманул Генриха VII, втайне поддерживая его главного врага Роберта Неаполитанского. В одной из сцен последней песни «Чистилища» мы видим отвратительного гиганта, обнимающего блудницу; в этих аллегорических образах Данте представил тех, кто предательски расправился с тамплиерами, — церковь папы Климента V и короля Франции.
Не следует думать, что тамплиеров сажали в тюрьмы и предавали костру и в других странах. Если такие явления и происходили, то в самом незначительном размере. Короли Испании и Португалии взяли рыцарей ордена под свою защиту, так как они были нужны им для борьбы с мусульманами. В западной Германии большая группа рыцарей Тампля явилась к епископу в полном вооружении во главе с рейнским графом, одним из своих старейшин, и предложила епископу устроить «божий суд», то есть пройти голыми пятками по раскаленным углям, для доказательства правоты, от чего прелат поспешно отказался и, благословив, отпустил их с миром. Все же, так как орден был распущен, тамплиерам пришлось или поступить в другие ордена, как в Испании, или же скрываться.
В Италии, давно оставленной папой, колеблемой войнами и беспорядками, инквизиции удалось отыскать мало тамплиеров. В северной и средней Италии она смогла привлечь к ответу не более восемнадцати рыцарей-храмовников, в то время как в одной Флоренции их насчитывалось до пятидесяти. Наиболее строго отнеслись к рыцарям флорентийские следователи. Венеция, которая имела много дел с орденом, вообще не ответила на призыв папы преследовать тамплиеров. Архиепископ Равенны, человек благочестивых нравов, выслушал нескольких тамплиеров и объявил, что не будет судить всех поголовно, а только виновных, и запретил применять пытки, ибо считал, что они не ведут к познанию истины. Затем после проведенного дознания объявил всех тамплиеров невиновными. После Флоренции самые строгие преследования были в Неаполе, но только в столице королевства, так как из провинции все рыцари ордена успели убежать.
Следует предположить, что многие итальянские тамплиеры, сняв с себя орденские знаки и сохранив одеяние и вооружение рыцаря, переехали на территорию, занятую гибеллинами, с полной уверенностью в том, что там их не будут преследовать. Почти все земли и города, контролируемые гибеллинами, находились под интердиктом, и гибеллинские правители смеялись над папскими предписаниями. Может быть, некоторые из рыцарей распущенного ордена поступили в армию Угуччоне или к Кан Гранде. Данте мог встретиться с тамплиерами в Лукке или в Вероне.
Вскоре после битвы при Монтекатини напуганные флорентийцы выпустили декрет. Они отменили смертную казнь для осужденных эмигрантов. Казнь была заменена временным изгнанием из города. Этим декретом правительство Флоренции стремилось удовлетворить горожан, среди которых было много родственников изгнанных белых и гибеллинов. Однако существовал старый флорентийский закон, по которому при амнистии в день патрона города святого Иоанна добровольно возвратившиеся преступники должны были с епископской пародийной шапкой на голове и с зажженной свечой в руках пройти позади торжественной процессии через весь город в баптистерий. Там они уплачивали штраф. Поговаривали о возможностях облегчить позорную процедуру, при которой обвиненный должен был признаваться и публично каяться в своих преступлениях. Предлагалось, чтобы помилованный шел просто с обнаженной головой, а не с митрой, напоминающей шапку еретика, осужденного инквизицией. Тюремное заключение перед покаянием думали заменить символической церемонией выхода из ворот тюрьмы. Однако оставался штраф, который уплачивал амнистированный, тем самым признаваясь в винах, за которые был присужден к изгнанию.
Друзья и родственники писали Данте, побуждая его вернуться домой. Среди них был очень благожелательный человек, племянник жены Данте Джеммы Никколо Донати, священник. Он не раз помогал в тяжелых обстоятельствах семье Данте, особенно в первый страшный год изгнания. Письма из Флоренции не сохранились, но сохранился ответ Данте, исполненный достоинства, гордости и непреклонности, одному из его флорентийских друзей и благожелателей, по-видимому также священнику. Данте писал: «Внимательно изучив ваши письма, встреченные мною и с подобающим почтением и с чувством признательности, я с благодарностью понял, как заботитесь вы и печетесь о моем возвращении на родину. И я почувствовал себя обязанным вам настолько, насколько редко случается изгнанникам найти друзей. Однако, если ответ мой на ваши письма окажется не таким, каким его желало бы видеть малодушие некоторых людей, любезно прошу вас тщательно его обдумать и внимательно изучить прежде, чем составить о нем окончательное суждение.
Вот что благодаря письмам вашего и моего племянника и многих друзей дошло до меня в связи с недавно вышедшим во Флоренции декретом о прощении изгнанников: я мог бы быть прощен и хоть сейчас вернуться на родину, если бы пожелал уплатить некоторую сумму денег и согласился подвергнуться позорной церемонии. По правде говоря, отче, и то и другое смехотворно и недостаточно продумано; я хочу сказать, недостаточно продумано теми, кто сообщил мне об этом, тогда как ваши письма, составленные более осторожно и осмотрительно, не содержали ничего подобного.
Таковы, выходит, милостивые условия, на которых Данте Алигьери приглашают вернуться на родину после того, как он почти добрых три пятилетия промаялся в изгнании? Выходит, этого заслужил тот, чья невиновность очевидна всему миру? Это ли награда за усердие и непрерывные усилия, приложенные им к наукам? Да не испытает сердце человека, породнившегося с философией, столь противного разуму унижения, чтобы, по примеру Чоло и других гнусных злодеев, пойти на искупление позором, как будто он какой-нибудь преступник! Да не будет того, чтобы человек, ратующий за справедливость, испытав на себе беззаконие, платил дань как людям достойным тем, кто свершил над ним беззаконие!
Нет, отче, это не путь к возвращению на родину. Но если сначала вы, а потом другие найдете иной путь, приемлемый для славы и чести Данте, я поспешу ступить на него. И если ни один из таких путей не ведет во Флоренцию, значит, во Флоренцию я не войду никогда! Что делать? Разве не смогу я в любом другом месте наслаждаться созерцанием солнца и звезд? Разве я не смогу под любым небом размышлять над сладчайшими истинами, если сначала не вернусь во Флоренцию, униженный, более того — обесчещенный в глазах моих сограждан? И конечно, я не останусь без куска хлеба!»
